Инна Лиза, щурясь, медленным шагом плетётся по солнечной стороне улицы. Концертное бархатное платье волочится по тротуару. Девочка совершенно не замечает встречных прохожих. Инна Лиза занята. Она отчаянно мечтает о хвосте. О большом, красивом, чёрном хвосте. Как у пантеры. Или рыжем лохматом. Как у сеттера соседки напротив. Или зелёном русалочьем хвосте. Неважно, каком-нибудь. Хвостатых девочек никто никогда не заставляет петь в хоре. Она, Инна Лиза (где-то в глубине сознания вертится какое-то Лусинэ, но Инна Лиза укладывает это слово в самый дальний уголок черепа и сверху прижимает огромным камнем)… так вот, она, Инна Лиза, никогда не видела ни одной хвостатой хористки. Ни единой. У Марты нет хвоста. И у Памелы. И даже у мальчиков из мужского хора… Хотя кто их знает, что у них есть, у этих мальчиков. Но у регента… у него точно нет хвоста!

Инна Лиза наступает на подол своего бархатного платья, спотыкается и удивлённо оглядывается. Она никогда не бывала в этой части города. Кривые переулки, кривые домишки, покосившиеся двери, скрипучие ставни узеньких окон… Кажется, она чуточку заблудилась.

А вот если бы у неё был хвост, она никогда бы не заплутала. Нужно только держать хвост по ветру. Инна Лиза пытается поднять воображаемый хвост и делает шаг вперёд — чёрное бархатное концертное платье трещит по шву и лопается.

— Ну и пусть, — фыркает про себя Инна Лиза. — Одним платьем больше…

Инна Лиза прыгает, помахивая воображаемым хвостом.

Переулок сужается, и, в конце концов, упирается в дубовую кособокую дверь с медной ручкой-кольцом.

На двери торчит картонная вывеска: «Хвосты — недорого». Инна Лиза решительно дёргает за кольцо и делает шаг в тёмный проём.

В лавке полумрак. Свет падает сквозь щели в ставнях прямо на причудливо изогнутый древний прилавок из рассохшегося дерева. На прилавке разбросаны самые настоящие хвосты — тут и рыжий сеттеровский, и зелёный русалочий, и даже разноцветный павлиний. Хозяйка Хвостов, рождественская старушка в вязаной розовой шали, лучится улыбкой:

— Выбирайте, барышня, выбирайте… все виды хвостов совершенно недорого. Вам по карману!

Инна Лиза шарит в карманах своего концертного платья. Пусто. Только пуговица с четырьмя дырками, которую она сама отколупала с манжеты Марты на прошлом занятии. Вряд ли даже самая добрая Хозяйка Хвостов продаст ей настоящий хвост за какую-то пуговицу.

— Не стесняйтесь, меряйте, вот вам зеркало, — пряничная Хозяйка Хвостов — сама любезность.

Ну, хоть померять-то, наверное, можно…

И вот уже Инна Лиза прилаживает к себе хвосты. Русалочий оказывается великоват, павлиний как-то не так сидит и чересчур широк, а рыжий хвост сеттера почему-то всё время оказывается сбоку. Инна Лиза расстроенно смотрится в старинное, потёртое, с тёмной паутинкой патины зеркало. Чёрное бархатное платье с разорванным швом, бледное лицо. Её хвоста тут явно нет.

— Сейчас, сейчас, где-то у меня был особенный хвост… ваш размер, конечно же, именно ваш…

Хозяйка Хвостов выуживает из-под бесконечной розовой шали небольшой чёрный хвост. Инна Лиза зажмуривается, приставляет хвост. Хвост сидит как влитой. Инна Лиза машет новым упругим хвостом, радостно дёргает им из стороны в сторону. Это определенно её хвост.

— Сколько стоит… — заикаясь от волнения, спрашивает Инна Лиза. Она прекрасно понимает, что во всём мире не найдётся той монетки, на которую можно было бы купить такой чудный хвост. А всё содержимое копилки ушло на тринадцать порций мороженого. Ведь если съесть тринадцать порций мороженого зимой на улице на перекрёстке трёх дорог в полночь, непременно подхватишь ангину и останешься без голоса. И вот из-за этих врак теперь она никогда не получит прекрасный хвост!

Хозяйка Хвостов искрится улыбкой.

— Тринадцать монет. Это совершенно новый хвост… Если у вас нет денег, вы можете оставить мне свой голос… на время… а потом, разумеется, выкупить его… Или хотя бы громкость…

Инна Лиза виляет хвостом и скачет от радости. Голос! Наконец она перестанет петь в хоре.

Размахивая свежеобретённым хвостом, из лавочки на солнечный свет выкатывается небольшая чёрная такса. На углу такса поджимает хвост и становится высокой девочкой в надорванном бархатном платье. Не стоит дома сразу показывать новое приобретение. Инна Лиза от радости что-то напевает про себя. Тихо-тихо.

Хозяйка Хвостов смотрит вслед девочке. Ох уж эта Инна Лиза… Голосок хороший, не русалочий, но всё же пригодится.

На прилавок приземляется знакомая Ворона.

— Голос добыла? — хрипло каркает она.

— Самый настоящий, ангельский. Громкий, как трубы иерихонские, — доверительно делится с птицей Хозяйка Хвостов.

— Ну, спасибо за услугу. Завтра верну, а пока вот держи, — Ворона выкладывает на прилавок кусок российского сыра. Сыр аппетитно пахнет из всех жёлтых дырочек.

Пропев верхнее «до» глубоким меццо-сопрано, Ворона взлетает. Уж она покажет этой Лисице!

Хозяйка Хвостов задумчиво смотрит птице вслед, прикусывая сыр. Не то чтоб ей очень нужна была эта лавочка. Но так приятно быть всем полезной. Хозяйке Хвостов нравится её работа.

Когда посередь зимы вдруг весна, какие могут быть зачёты?

Мануэль радостно щурил глаза, подставляя физиономию проснувшемуся солнышку. Болтаться в этой затхлой аудитории, когда уже февраль, почти лето… Зачёт уплывал куда-то в самый дальний угол сознания, билеты улетучивались и серыми пушистыми барашками облаков плыли на север под напором мягкого южного ветра. Хотелось нежиться, дремать на солнце…

Маню приоткрыл глаза — рядом на скамейке пристроилась суховатая бабуся в смешном пурпурном берете с большой, аляповато смотревшейся брошью. На пальто старушенции просыпались крошки: наверно, она постоянно кормит тут голубей. Мануэль бросил на бабушку косой взгляд, отвернулся: разговаривать не хотелось.

— Ещё начнёт тут нотации читать… — подумал парень и плотнее закрыл глаза.

— Шёл бы ты, сынок, учиться. Нечего тебе тут рассиживать, не нахватал бы хвостов, — донёсся сквозь дрёму дребезжащий старческий голос.

Солнце мягко грело щеки, бабуся куда-то отодвинулась, Мануэль спокойно и ровно дышал во сне.

Утро началось с того, что у Мануэля вырос хвост. Небольшой пушистый хвост, поросший густой рыжей шерстью.

Не то чтоб Мануэль не любил хвосты. Нет, к хвостам он относился вполне философски. Ну, что такое пара-тройка несданных вовремя зачётов, ежели Бог и мамочка наградили тебя экзотическим имечком Мануэль, и каждое утро тебе кричат:

— Маню, пора есть! Маню, сбегай в магазин. Маню, не пора ли убраться в комнате?

Кричат. Маню им подавай. Маню… Это прозвище плотно прилепилось к нему с пелёнок, и он временами тихо его ненавидел.

Но даже если человека всяк. подряд зовёт Маню, это же не повод отращивать хвосты. В теории Мануэлю хвосты даже нравились. На собаках или кошках. Или там — черепахах. В детстве у Мануэля была такая черепаха, она прятала хвост под панцирь. Мануэль попробовал спрятать свой хвост — хвост не втягивался, Вместо этого он вертелся и радостно повиливал сзади. Мануэль потёр веки — хвост явно не собирался никуда исчезать.

Однако, хвост не хвост, а пора было выходить из дома: учиться надо, учиться.

Мануэль попробовал запихнуть хвост в штаны. У хвоста явно были другие планы. Хвост изгибался, изворачивался, выскальзывал из рук. Казалось, Мануэль боролся не с одним, а с тремя десятками разноликих хвостов.

С трудом умяв непослушный отросток в отцовские разношенные джинсы, натянув гигантский серый растянутый свитер, Мануэль отправился на зачёт. Хвост мешал идти, ёрзал, норовил вырваться наружу. Сидеть на хвосте было решительно невозможно, и Мануэль торчал в вагоне метро, как гриб посередь пустыни.

— Кончать над с хвостами, — ругнулся про себя Маню, а хвост неодобрительно вильнул, вылезая из штанов: мысли Мануэля хвосту явно не нравились.