— Мы летим на планету Кара-мел, — мрачно говорил кэп, не отрывая взгляда от татуировки. — Это потенциально прекрасный курорт с мягким климатом. Хоть завтра туристов привози. Но прежде нам нужно выяснить, почему на планете не растут никакие растения и что случилось с предыдущим кораблём.
— Ясно, — кивнул Павлентий.
— Теперь твои обязанности. Поскольку к косморазведке ты не имеешь никакого отношения, даже косвенного, то на протяжении всего полёта на тебя возлагаются хозяйственные функции, а именно: уборка, стирка, готовка, мытьё посуды и чистка в отсеках.
— Ясно, — всё так же невозмутимо кивнул крючконосый.
— Подписывай контракт, если ясно.
Парнишка опустил на пол рюкзак, из которого высовывалась длинная жердь с натянутой на неё леской, и взял ручку.
— А это что? — насторожился кэп, указал на жердь, некстати вспомнив пресловутые бурлески[3].
— Электрокосмоакустическая гитара, — пояснил Виктор.
— Что?! — взревел Сан Саныч. — Гитара? На моём корабле — гитара?! Через мой труп!
Павлентий скомкал договор и взял рюкзак.
— Роботы… — тихо напомнил Виктор.
— Ладно, — поморщился кэп. — Пусть будет гитара. Но чтобы я не слышал от неё ни единой ноты!
Молодой оказался довольно шустрым парнем. Корабль блестел от чистоты, и этого Сан Саныч давно не помнил; да чего там — не помнил никогда. Еда напоминала стряпню Машеры, и казалось, что бойкая кэпова супруга пробралась на корабль и вот-вот выскочит из-за угла с криком «Сюрпри-и-из!» Постиранные простыни были не только выглажены, но и накрахмалены, отчего кэп скатывался с них на пол и, в конце концов, дал команду крахмаление отменить.
— Ты, Павелецкий, конечно, молодец, хорошо стараешься. Но проявлять слишком большое усердие тоже негоже, — воспитывал парнишку Сан Саныч.
— Я Павлентий, — отвечал тот, сверля холодным взглядом капитаново межбровье. — Больше крахмалить не буду, но и уже накрахмаленные перестирывать не стану.
А не обладали ли змеекоты гипнозом, подумал Сан Саныч и кивнул парню — иди, мол.
Однажды ночью кэп как обычно скатился с накрахмаленной простыни. Возникла мысль затолкать в отсек с грязным бельём всё содержимое шкафа, чтобы навсегда покончить с этим безобразием. Подумано — сделано. Кэп вытащил из шкафа бельё, потихоньку открыл дверь… и замер.
Таких звуков он не слышал никогда. Не сказать, чтобы они были неприятны — скорее, непривычны. В том звуковом бардаке, что нёсся на кэпа, определённо присутствовала гармония, ему непонятная. Но, тем не менее, приятная. Пару минут кэп мечтательно покачивался под странные звуки, потом очнулся, швырнул простыни и как был — в трусах и алкоголичке — потопал к каюте молодого.
— Савлентий, — сурово изрек Сан Саныч, рывком распахнув дверь. — Я же просил, на моём корабле ни звука гитары.
— Я Павлентий, — спокойно ответил молодой. — Я не думал, что вам слышно. Мне необходимо репетировать.
— Тебе необходимо… что?! — кэп аж задохнулся от такой наглости. — Репетировать? Так ты у нас еще и звезда космоэстрады?! В студиях своих, в подвалах, на чердаках, для кошек — пожалуйста, репетируй сколько влезет. А на корабле…
Тут Сан Санычу пришла в голову кое-какая мысль, и он уже спокойнее сказал:
— А на корабле ты можешь репетировать в грузовом отсеке. Заодно и роботами займёшься.
— Я занимаюсь, — ответил парень.
— Вот и умница, Павелений.
— Павлентий.
Какая разница, хотел сказать кэп, но промолчал. Говорят, змеекоты были очень суровы. И ядовиты.
Вроде бы всё осталось как раньше. Вот только еда теперь напоминала скорее столовский общепит, а простыни не только не крахмалились, но и перестали гладиться.
— Обиделся он, что ли? — буркнул кэп.
— Сказал, что мятая материя увеличивает адгезию, — объяснил Виктор. — И вы теперь уж точно не упадёте.
— Тут он прав, не падаю, — согласился капитан. — А с едой-то что? Она тоже что-то увеличивает?
— С едой всё просто. Её готовит не Павлентий, а робот.
— Что?!
Капитан подскочил и понёсся на камбуз. И точно — у плиты торчала странноватого вида фигура с шестью конечностями, одной из которых был длинный хвост. Фигура колдовала над огромной сковородой, изредка сверяясь с электронным справочником по кулинарии.
— Всё ясно, — прошипел Сан Саныч. — Этот справочник я сам лично стащ… позаимствовал в космопортовской столовке. Ну, это еще до тебя было, я летал один, и приходилось самому себе готовить… А ты ж знаешь, как у меня это получается. На одной яичнице долго не протянешь. Кстати. Витёк, у нас нет какой-нибудь брошюры типа «Сто изысканнейших блюд для миллионеров курорта Амаги-Раки»? Подсунуть бы ему вместо справочника. Хотя нет, там такие продукты нужны… Что делать, а, Витёк?
Виктор пожал плечами.
— А вообще его надо познакомить с Машерой, — продолжал шипеть кэп. — Она такую картошечку жарит! На смальце, с лучком!
Голова робота замерла и медленно повернулась на гибкой шее. В глаза Сан Санычу ударил тонкий луч света.
— Это что, оптический прицел? — стараясь не двигаться, еле слышным шёпотом спросил кэп.
— Нет, — так же тихо ответил Виктор. — Это у него глаз.
И добавил, уже менее уверенно: — Наверное.
Сан Саныч широко улыбнулся роботу:
— Привет!
Помахал дрожащей рукой и спросил:
— Молодец, хорошо готовишь. А где Валентий?
— Он Павлентий, — прогудел робот. — Репетирует в грузовом отсеке.
— Ты не знаешь, на что эти роботы еще способны? — как бы между прочим спросил кэп, когда они с Виктором шли к грузовому отсеку. — На человека напасть могут?
— Сан Саныч, мы практически ничего не знаем о цивилизации змеекотов. С этими роботами наши учёные несколько лет мучились, пока не поняли — ничего сделать не смогут. Вот и выкинули в открытый космос — мол, раз вы так, то не доставайтесь же никому.
— Пока я их не подобрал, — хмыкнул кэп. — Знать бы ещё, на радость себе или… на погибель.
И шмыгнул носом.
Павлентий действительно сидел в грузовом отсеке. Он репетировал. Но как! От увиденного у косморазведчиков перехватило дыхание. Под потолком плавали три сиреневых луны! Они испускали мягкий ровный свет, отчего отсек казался частью фантастического пейзажа. Вон те нагромождения ящиков — это горы, проход между ними — расщелина в горах. Одинокий пастух наигрывает приятную мелодию на инструменте своих предков. Как он бишь называется? Дутар? Кубыз? Курай? Да леший с ним, с названием. Единственная струна светится таким же сиреневым светом. А перед пастухом танцует в такт музыке прекрасная дева…
— Стоп! — сказал кэп. — Какая ещё прекрасная дева?
Музыка прекратилась. Сиреневое сияние исчезло.
Дева оказалась вторым роботом.
— Её зовут Маня, — пояснил Павлентий. — А того, что на кухне — Вася. А меня…
— Павлентий, — поспешно сказал кэп. — Я запомнил. А ты репетируй, репетируй.
И тихо закрыл дверь. Повернулся к Виктору:
— Ты запомнил, как их зовут? Маня и Вася. Ага. Теперь самое главное — определять для робота нужное имя. Не перепутать. Ага. Ещё бы знать, чем они отличаются.
Проблему решил Виктор, и вот каким образом. Внушил Павлентию, что роботы при встрече с человеком должны говорить: «Вася, к вашим услугами» или «Маня, к вашим услугам». Отличий у роботов действительно не наблюдалось, и если бы не хитрость Виктора, Сан Саныч сошёл бы с ума.
Роботы справлялись с работой отлично. Единственное, чего не смог добиться кэп — опорожнения мусорных контейнеров.
— Они утверждают, что засорение космоса противоречит их внутренним установкам, — пояснил Виктор.
— Вот же ироды с богатым внутренним миром. И что же нам теперь? Таскать мусор до самой Земли? — недоумённо спросил кэп.
— Придётся, — пожал плечами Виктор.
Сан Саныч проворчал что-то нелестное в адрес экологических чистюль, но смирился.
* * *
Из тринадцати континентов планеты Кара-мел двенадцать оказались непригодными для высадки — все они были покрыты острыми скалами. Корабль приземлился на тринадцатом.