Горестно вздохнув, покорный судьбе, он шагнул внутрь, прямо в тревожное облако супного запаха. Гошенька негромко заскулил.

Кухня Отто Францевича, место обычно тихое и уютное, была наполнена теперь грохотом посуды и деловитой вознёй. Осторожно заглянув туда, он увидел девицу лет двадцати, которая, чихая от пыли, разбирала тарелки и кружки на полках.

— Кхе-кхе, — сказал Отто Францевич.

Девица замерла, спина её напряглась.

— Здравствуй, дедушка, — торопливо обернулась она и улыбнулась лучшей из своих улыбок. Эта улыбка и этот голос, и весь этот образ давно уже не могли обмануть Отто Францевича. Существо, которое стояло сейчас перед ним, смущённо теребя край фартука, вовсе не было его внучкой. Как жаль, что именно такой облик избрало Абстрактное Зло для выполнения своего Плана.

Отто Францевич привычно притворился, что видит девицу впервые в жизни, надеясь таким образом вывести Абстрактное Зло из равновесия. К сожалению, сделать это было не так уж просто.

— Я твоя внучка, — напомнило Зло.

Отто Францевич надел очки. Поскольку они тут же сползли на самый кончик носа, ему пришлось сильно запрокинуть голову назад, чтобы рассмотреть пришелицу. Абстрактное Зло вздохнуло и привычно достало паспорт из заднего кармана вельветовых штанов.

— Ну что ты, что ты, внученька, раз ты так говоришь, так оно и есть, — пробормотал Отто Францевич, придирчиво изучая паспорт и сверяя фото с оригиналом. Он никак не мог признаться Злу, что давно раскрыл его коварные замыслы: боялся, что без необходимости притворяться оно явит свой истинный облик. Нет уж, пусть лучше так.

— Как живёшь, дедушка? — осторожно спросило Абстрактное Зло, возвращаясь к прерванной уборке. Отто Францевич не спешил отвечать, а вместо того с неприкрытым ужасом осматривал вымытую посуду, начищенный до блеска чайник и кипящий на плите суп. Пересилив себя, сказал:

— Славно, девочка, славно. Гошенька вот мне во всём помогает…

Отто Францевич указал на пса, свернувшегося калачиком у его ног.

— Гошенька? — Зло снова напряглось, что было совершенно неудивительно — они с Гошенькой не любили друг друга, в то время как настоящая внучка Отто Францевича когда-то давно души не чаяла в этом псе.

— С Никитишной по грибы собрались, — продолжил тем временем Отто Францевич. Слова эти определённо не понравились Абстрактному Злу, оно медленно обернулось. Отто Францевич увидел, как девичье лицо исказила непонятная гримаса, и с удовольствием продолжил:

— Она целыми днями дремлет на лавочке, как и прежде, и кошка… Ты ведь помнишь её кошку, Паю?

— А бабушка? — с угрозой в голосе спросило Абстрактное Зло. — С бабушкой ты тоже общаешься?

Отто Францевич понял, что пора бы притормозить. Ему нравилось дразнить Зло, но важно было вовремя остановиться.

— Что ты такое говоришь, девочка, — притворно удивился Отто Францевич и печально добавил: — Нет уже нашей бабушки. Три года как. Э-эх.

Зло, тем временем, разобравшись с посудой, приступило к шкафчику с лекарствами.

— В кладовку к тебе заглядывала, — сказало оно. — Всё собираешь свои гербарии!

— Не гербарии! Не гербарии! — взволнованно воскликнул Отто Францевич и тотчас поправился: — То есть, конечно, ты права, милая. Гербарии. Как есть гербарии.

Жаль, что нельзя дать самому себе затрещину. Стоило Абстрактному Злу добраться до главной темы, как нервы сдали. Отто Францевич крепко зажмурился, в надежде успокоиться и спрятать мысли. Открыв глаза, он едва удержался от вскрика: Абстрактное Зло стояло рядом и внимательно всматривалось в его лицо.

— Так-так, — сказало оно. — Таблетки-то пьёшь?

Отто Францевич торопливо кивнул и хитро улыбнулся уголком рта, вспоминая, как ловко он придумал: каждое утро две таблетки отправлялись в удивительное путешествие прямо в мусорное ведро.

— Пью, милая, — сказал он и на всякий случай продемонстрировал полупустую упаковку.

— Пьешь, значит… — Зло недоверчиво покачало головой. — Сегодня две пил?

Отто Францевич неуверенно кивнул.

— Ну, ничего, Вера Михайловна сказала, что можно и три за день, если улучшение не наступит. Держи.

Абстрактное Зло решительно выдавило таблетку Отто Францевичу на ладонь и подало стакан воды.

— Пей. — Оно явно не собиралось ни отворачиваться, ни уходить, коварное.

Отто Францевич не был готов к такому повороту событий, от растерянности он бросил таблетку в рот и проглотил её.

Гошенька снова заскулил, теперь уже куда громче и, слегка прихрамывая, вышел из комнаты. Таким нехитрым способом пёс выражал своё неодобрение. Вслед за ним из угла над комодом исчез приветливый паучок, с которым Отто Францевич любил беседовать по вечерам. Пропала и его паутина, растворилась в воздухе почти мгновенно. И хотя до заката было ещё далеко, в углах кухни сгустилась тьма, краски дня поблёкли. Воздух сделался холодным, почти ледяным, комнату заполнила тишина — мёртвая и слегка колючая. Какая-то тяжесть и серость глыбой навалилась на плечи Отто Францевича. Тоска сковала сердце, заныли суставы, онемели кончики пальцев — как будто он только теперь почувствовал, что такое старость.

Это происходило всякий раз, когда Злу удавалось силой или хитростью заставить его принять гадкие таблетки. Не только мир вокруг становился серым, но и сам Отто Францевич словно бы терял цвет, превращался в унылую мрачную тень.

— Я пойду, прилягу, пожалуй, что-то мне нехорошо, — с трудом подбирая слова, сказал он. — Но на закате ты непременно разбуди меня, обещай!

Зло неопределённо кивнуло.

Сон, такой же серый и мутный, как реальность, искажённая таблетками Зла, не принёс облегчения. Был он болезненным, с привкусом горечи и сожалений. Нелепые, странные события, которым не нашлось места в настоящем мире, в мире Отто Францевича, водили в этом сне хороводы вокруг пустоты. Там была могила жены и Гошенька, не успевающий выпрыгнуть из-под колёс машины, и черепаховая Пая, одичавшая без хозяйки, рвущая на части голубя, и Антонина Никитишна, которая умерла, так и не проснувшись…

Отто Францевич открыл глаза и принялся по кусочкам собирать своё сознание. Мысли не хотели шагать стройными рядами, а вместо этого разбегались тараканами по закоулкам головы, и вслед за ними носилось неприятное эхо.

Отто Францевич несколько минут лежал без движения, напряжённо вглядываясь в темноту. Он не видел, а скорее чувствовал, как краски постепенно возвращаются в мир, а сны, эти жуткие кошмары, отступают.

В комнате потеплело, и тишина была уже не та — добрее и с лимонным запахом. Её нарушал только непривычный, чужой шум с улицы. Такого Отто Францевич не слышал уж очень давно. Он подошёл к окну и осторожно отодвинул занавеску. Над городом свирепствовала буря, неба не было видно совсем, только сплошная стена дождя. Несколько веток клёна, остервенело бились о стекло. Внезапно Отто Францевич понял, что произошло страшное: Абстрактное Зло, конечно же, не разбудило его на закате. Луна!

Луны не было.

Откуда ей взяться, если Отто Францевич безрассудно проспал полночи и не выпустил бедную из заточения?!

Спешно одеваясь, Отто Францевич грубо, хоть и очень тихо, ругался и даже пробовал дать самому себе затрещину. Вещи он натягивал в произвольной последовательности: аккуратность в одежде никогда особо его не волновала, а теперь и подавно. Кое-как застегнув рубашку поверх пиджака, огляделся. Где портфель? Вот он, миленький. Отто Францевич торопливо заглянул внутрь. Там было пусто. Маленькая круглая баночка, наполненная желаниями, мечтами и просьбами, — пропала!

На цыпочках, стараясь не шуметь, Отто Францевич вышел из своей комнаты. Первым делом направился в кладовку, где сотни, а может быть и тысячи таких же баночек стояли ровными рядами на полках, словно маринады у хорошей хозяйки. Каждая из них когда-то уже дала жизнь луне, но теперь они были бесполезны. Красивые безделушки, память о прошлом.

В кухне пропавшей баночки тоже не оказалось, только паучок приветливо кивнул из угла над комодом. На всякий случай Отто Францевич заглянул в гостиную. Там на маленькой кушетке, тихонько посапывая, как когда-то давно его внучка, спало Абстрактное Зло. Рядом, на журнальном столике, стояла баночка и светилась тёплым лунным светом, в котором всё окружающее преображалось — даже Зло казалось сейчас милым и безобидным.