- Вку-шайте, - Рамон поставил на стол перед друзьями бумажную тарелку с ароматными, жирными кусочками.

Мясо оказалось настолько сочным и мягким, так аппетитно пропахло дымом, что его и в самом деле можно было не есть, а именно вкушать.

- Почему нас таким не кормят? - вздохнул Джереми. - А если дают мясо, то, как будто пластмассовое?

- Вам готовят из сои, - пояснил коренастый. - Все из сои - и котлеты, и гуляш, и жаркое. Ничего, один маленький кусочек не повредит. Угощайтесь.

- Спасибо! - Боб уже был тут как тут и даже успел вооружиться пластиковой вилкой. - А почему нам - из сои? - удивлённо спросил он, нацепив на вилку приглянувшийся кусочек.

- Агрессия. Мясо повышает агрессию. А соя - хорошо для медитаций.

Коротышка говорил складно, с лёгким акцентом, и при каждом слове как-то странно причмокивал губами, точно проверяя его на вкус.

- Это Рикардо, - представил его Хайли. - Он работает в нашей столовой, помощником повара.

- А я отлучен от медитаций, мне можно хоть сколько мяса есть, - заявил Джереми.

Рамон, улыбаясь, стаскивал с шампура румяные куски, раскладывал их по бумажным тарелкам и предлагал гостям.

- Разве в Эколе ещё не отбой? - поинтересовался Рикардо, поливая свою порцию острым соусом.

- А мы как раз идём домой, - ответил Джереми, пережевывая сочный шашлык.

- Откуда идете?

- Вон, оттуда, - Хайли ткнул пальцем в сторону кирпичного лабиринта.

- Заболели?

- Нет, почему?

- Ведь там больница.

Ребята недоуменно переглянулись.

- Нет, больницу мы не видели. Там, за стенами, какое-то техническое строение.

Джереми почудилось, или Рикардо, действительно, смутился, испуганно повел глазами в сторону своих веселящихся земляков?

- А, ну да... Наверное, техническое.

- А расскажите про пиньяту! - влез Боб и работники принялись рассказывать про весёлый обычай.

- Слышал? - шепнул Джереми на ухо Хайли, - там ещё какая-то больница есть. Надо бы разведать.

- Ешь, разведчик, потом поговорим, - толкнул его коленкой под столом приятель.

Облака сгустились и поглотили редкие звезды. Начал моросить мелкий дождь, и столы стали пустеть. Женщины громко переговариваясь на своём языке, собирали посуду и носили к контейнерам мусор. Ещё чернее стала ночь, но белые и огненные бабочки по-прежнему летели в небо, плясали в тёплом свете фонарей, намокали и гасли. Вечеринка перемещалась в клаб-хаус - здание, в котором ребята встретили неприветливую уборщицу, когда приходили навещать Рамона. Из ярко освещенных окон неслись сильные, стройные голоса. Чудная мелодия, совсем не похожая на обычные Эколовские хиты - она, словно вибрация, проникала в кровь, заставляя сердце биться сильнее. Она была настоящей, правильной, как мясо, как огонь, как мозоли на ладонях работников.

Хайли зевнул.

- Ладно, парни, хватит на сегодня. Пора и честь знать, пусть хозяева от нас отдохнут.

Друзья поблагодарили Рамона и Рикардо за угощение, обменялись рукопожатиями и отправились к "детскому городку". Джереми уходил неохотно - он мог бы до утра слушать, как поют женщины, но не хотелось оставаться одному на чужом празднике. От съеденного в желудке сделалось тяжело, а душа словно уплотнилась и, как ночной туман, тянулась к земле. И только часть её, отчаянно летучая, сплелась с голосами и мелодией, и сама превратилась в музыку, и поднялась к облакам, с высоты взирая на - такую маленькую - Эколу.

Утренняя медитация подошла к концу.

Усиленный микрофоном фальцет чайкой пронесся над пляжем, то взмывая ввысь, то замирая и снова набирая силу:

- Благодарю вас, друзья! Мы славно поработали! Уверен, каждый из вас не только внёс свой личный вклад в дело мира и всеобщей гармонии, но и сам получил заряд вдохновения из единого информационного поля нашей необъятной вселенной! Роберт открыл глаза и выжидательно уставился на Фреттхена.

- Все свободны! Хорошего вам дня!

- Ну, наконец-то! Живот от голода свело! - воскликнул скульптор, разминая затекшие в позе лотоса ноги.

Вилина легко поднялась и принялась отряхивать длинную юбку от налипшего песка.

- Ну, пошли, чего ты копаешься? - недовольно бросил супруг, глядя как жена, следом за юбкой занялась туфелькой-балеткой. Балансируя на одной ноге, вытряхивала матерчатый башмачок и отирала ступню ладонью.

- Камушек попал, ногу колет, - виновато объяснила она, обулась и заторопилась следом за мужем.

Пляж наполнился гомоном и смехом. Небольшая община разделилась. Одни атаковали каменистые склоны, пытаясь поскорее выбраться с пляжа и приступить к завтраку. Другие торопливо скидывали одежду и бросались в воду, вдребезги разбивая лазурную гладь.

Роберт в числе первых взбирался по тропке. Он почти достиг верха, когда позади громко вскрикнула жена.

- Что случилось? - раздражённо оглянулся он.

- Руку уколола! Так сильно! А, может, кто-то меня укусил?

Голубые глаза посерели от боли и страха - Вилина, как любая женщина, до смерти боялась пауков, змей и прочих гадов.

- Давай другую руку!

Роберт крепко сжал узкую ладонь и потащил жену за собой.

Но и дома, на залитой солнцем кухне, где он, сидя на любимом месте у окна, пережевывал пышные блины под кленовым сиропом, пришлось отвлекаться на жалобы.

- Роб, посмотри! - голос Вилины дрожал и срывался. - Рука опухла... наверное, и правда кто-то укусил.

Он бросил брезгливый взгляд на розовато-синюшное пятно вокруг еле заметной красной точки - места укола.

- Ну, посмотрел. Что ты мне эту гадость под нос суёшь во время завтрака? Ты думаешь, это прибавит аппетита? Откуда я знаю, что там у тебя? Я же не доктор. Вместо того чтобы стонать, давно бы сбегала в амбулаторию.

Вилина побелела от обиды, повернулась и молча вышла из кухни. Резко хлопнула входная дверь.

- Опять драма! Весь аппетит испортила.

Впрочем, Роберт тут же забыл о жене и возвратился мыслями к той, о которой он мечтал каждую свободную секунду.

Смуглая садовница, Бернис - вот кто занимал его мысли, будил запретные мечты и отчаянные надежды.

Просыпаясь утром, он радовался, как ребенок, вспоминая о ней, любимой. В том, что когда-нибудь они будут вместе, Роберт не сомневался. Для простой работницы любовь творческого человека, существа высшего, необыкновенного, каким он себя считал, явится подарком судьбы.

Да, в Эколе таких прецедентов ещё не было. Ну и что? Они станут первыми. Вот почему раскололась фигурка невесты со свадебного торта - это был знак. Знак того, что невеста ему не подходит, что она заняла чужое место по ошибке психологов и их мудрёных тестов.

Днём, пока под горячими от возбуждения руками плавилась глина, он плыл, покачиваясь, на волнах фантазий - бурных и смиренно-прекрасных, окрашенных то эротикой, то романтикой. Не мудрено, что все его поделки вольно или невольно принимали очертания той, о ком мечталось. Печальные утонченные ангелы канули в небытие. Их место заняли грудастые русалки, упитанные дельфинчики и глазастые, грушевидные кошки. Даже гномы все, как один, стали похожими на Бернис - такие же приземистые и крутобокие.

- Ты меня больше не любишь, - грустно констатировала Вилина, рассматривая его поделки.

- С чего ты взяла? - переходил в наступление скульптор. - Почему ты всё время что-то выискиваешь? Тебе хочется со мной поругаться?

- Я ничего не выискиваю, - слабо протестовала она, - но раньше твои творения были похожи на меня...

- Ну и что из этого? У тебя паранойя! Нет, чтобы порадоваться за мужа, способного открывать новые грани в творчестве.

- Прости, - виновато отступала жена, оставляя Роберта наедине с его одержимостью.

По ночам эта одержимость выливалась в бурный секс. Иногда Вилина принимала его за знак примирения, иногда, замыкалась еще больше. Тогда их редкие разговоры прекращались вовсе, что было только на руку Роберту. Удобней грезить наяву, уединяясь за скульптурным станком. Или же - бродя по саду, заглядывая в потаенные уголки и совершая маленькие открытия. Так, на замшелом пне у миниатюрного прудика с позеленевшим фонтаном-лягушкой обнаружилась стайка пятнистых орхидей. А в самом пруду - белоснежные лотосы. За мастерской прятались юные фруктовые деревья, и Роберт наелся мелких, но сладких и сочных персиков.