Но, конечно же, не орхидей и не персиков искал он, рыская по закоулкам сада. Дважды он натыкался на работников в темно-синих халатах - оба раза это были мужчины. Один стриг живую изгородь, ловко управляясь с огромными садовыми ножницами, другой собирал пальмовые ветки, насвистывая себе под нос.
Оба раза Роберт не смог скрыть гримасы разочарования, вызвав лёгкую тень недоумения на тёмных, словно вылепленных из глины, лицах.
Он сердился на упрямую Бернис за то, что приходится так долго её искать и ждать. Но, остыв и поразмыслив, приходил к выводу, что она, всё-таки, человек подневольный. Работница - куда пошлют, туда и пойдёт. И он смиренно возвращался к прочесыванию сада.
Нарезать круги после завтрака стало его привычкой. Доев блины и запив их шоколадным молоком, Роберт сгрузил посуду в раковину и отправился по знакомому маршруту.
Полюбовался розовыми кустами, заглянул за арку из жасмина, прошелся, не торопясь, вокруг травянистого деревца с райскими птицами, навестил бронзовую лягушку на пруду. Бернис нигде не оказалось.
"Если она не появится до выходных, я найду её в рабочем поселке!" - решительно пообещал он сам себе, обойдя весь сад и подходя к мастерской.
И тут, словно испугавшись его намерения, она явилась сама - вывернула из-за угла, неся на руке пластиковое ведерко с садовыми инструментами.
На этот раз она, как и положено, оделась в униформу - халат натянулся на груди и бёдрах так, что казалось еще немного и пуговицы брызнут фейерверком.
- Бернис! - Роберт кинулся к ней так резко, что она отпрянула.
- Доброе утро, - ответила садовница, растягивая темные губы в вежливой улыбке.
- Как ты, Бернис?
- Хорошо, спасибо. А как вы? - заученно произнесла она.
- А я... я ждал тебя, Бернис.
- Зачем? Что-то не так? Чем я могу вам помочь?
- Бернис, пойдём со мной, я покажу тебе мои работы!
- Простите, мистер. Мне нельзя.
- Перестань, я никому не скажу! Пойдём!
- Нет, нет! Я не могу, - упрямо твердила она, - пожалуйста, мистер, если у вас есть замечания к моей работе, я всё исправлю.
- Тебе не надо будет работать! - радужная картина мужа-скульптора и жены-натурщицы воссияла перед ним так ярко, что Роберт воодушевился и стал хватать маленькие, горячие руки, перепачканные землёй.
Бернис отбивалась, оглядываясь по сторонам, словно собираясь звать на помощь.
- Ты будешь моей музой! Моей натурщицей! Пойдём, я покажу тебе, что я слепил! Они все, все до одной похожи на тебя, - перешел он на жаркий шёпот, хватая её за плечи и увлекая за собой в сторону мастерской.
- Мистер, мистер... - Беринис пыталась привести его в чувство, вырываясь из объятий.
- Пойдём, или я унесу тебя на руках!
Он сгреб её в охапку и тут же получил звонкую пощечину. От неожиданности Роберт поставил девушку на землю, и она кинулась прочь с искаженным от страха лицом, крикнув на прощание: "Сумасшедший!"
"Сумасшедший! Сумасшедший!" - бормотал он, заливаясь краской гнева и стыда, шатаясь по мастерской и сжимая звенящую голову огромными ладонями.
"А ведь она права! Права!" - отчаянно казнил он себя, подставляя лицо под воздушные струи напольного вентилятора.
"Строил планы, как идиот, - ворчал он злобно, роясь в ящике с инструментами. - С чего ты взял, придурок, что она в тебя влюблена?! Да что, вообще, они могут понимать в любви, эти примитивные создания!"
Роберт вдруг почувствовал облегчение. Да, она просто не в состоянии оценить глубокие чувства - простая, толстозадая девка, рождённая для грубого труда и животного секса.
Это её вина!
Он виноват лишь отчасти и только в том, что увлекся со всей страстью, присущей творческим натурам.
Что ж, тем хуже для неё и лучше для него. Не надо устраивать прецедентов с разводами. Можно спокойно любить законную жену и заниматься творчеством. А тупая садовница пусть так и сидит на грядках до скончания своей жалкой жизни.
Он нашёл, наконец, то, что искал - молоток, но гнев к тому времени схлынул. Роберту расхотелось ломать скульптурки, пусть они и походили на эту несчастную Бернис. К тому же, он обещал Фреттхену нового гнома для его садовой коллекции. Хорёк не просил, Роберт сам навязался. Уж очень хотелось похвастаться открывшимися гранями таланта.
"Да и Вилина опять начнёт придираться - зачем расколол, да почему. Такая привязчивая она в последнее время", - думал он, остывая, и все больше приходя в себя, и разглядывал свежие поделки, выбирая подарок Хорьку.
Выбор пал на громоздкого краснощекого красавца в зеленом колпаке и голубом камзоле с золотыми пуговицами.
"Нет, хватит дурацких затей! Есть жена - тихая и покорная. И хватит".
- Доброе утро, Роберт! - хором прокричали Дэвидсоны, дружно помахав с балкончика, заставленного ярко-красной геранью и увитого изумрудным плющом.
- Доброе утро! - поднял он руку в приветствии, другой - обнимая тяжелую ношу.
Сердце наполнилось гордостью - он не какой-то там работник, а представитель привилегированного класса. У него прекрасный дом, красавица-жена, его уважают соседи. И всем этим он хотел рискнуть ради простой девки? Да это просто смешно! Затмение, не иначе.
- Роберт, доброе утро! - навстречу ему, приветливо улыбаясь, бабочкой выпорхнула Триоль.
- Здравствуйте, Мэйли, - учтиво склонил белобрысую голову достойный член общины.
- А я к вам! Вилина дома?
- Нет, она ушла в амбулаторию.
- Что такое? Что-то серьезное? - участливо спросила китаянка.
- Да нет, укололась о какую-то ядовитую колючку.
- Ах, так... тогда я хочу попросить об одолжении.
- Да, конечно.
- Вот, передай ей, пожалуйста. На её место в детском корпусе перевели девочку из средней группы. Она стала раскладывать вещи, нашла тетрадь Вилины и принесла мне. Я как раз у них дежурила.
Роберт принял толстую тетрадку, изрисованную сердечками, розами и прочей ерундой, какую обычно рисуют девчонки. На обложке - аккуратная надпись "Вилина Харрисон".
- Без проблем, мисс Лэй! Передам.
- Спасибо, Роберт! Тогда побегу обратно, у меня скоро занятия в младшей группе.
- Хорошего вам дня, Мэйли!
- Всего доброго! - пропела она на бегу.
Черноволосая фигурка в поплиновом платье с голубыми цветами полетела в сторону детского городка, а Роберт, проводив её взглядом, машинально раскрыл тетрадь.
Дневник... дневник его молчаливой и скрытной жены. Он даже не пытался удержаться от искушения прочитать чужие записи. Оглядевшись по сторонам, потрусил к невысокому раскидистому деревцу на свободном участке. Сел под кружевной тенью листвы, опершись спиной о ствол, и зашуршал страницами.
"Мне приснилось, что я ушла из дома и потерялась. Я совсем ещё крошечная, у меня ботинки из рыжей кожи, толстые синие колготы и сиреневое платье в желтых утятах.
Я играла на крыльце с куклами Долли и Полли (так странно, откуда вдруг всплыли эти имена?) и услышала, как за забором тявкает щенок.
Мне так захотелось на него посмотреть! Я кое-как слезла задом с высокого крыльца и выбежала за калитку.
А он уже улепетывал - толстый, смешной, и вокруг маленького белого хвостика - чёрное пятно".
Роберт не стал дочитывать - сон, он сон и есть, чего его записывать? Любят девчонки циклиться на какой-то ерунде.
"Интересно, будет ли у меня настоящая любовь? Такая, о какой пишут в романах? Чтобы ради меня совершали подвиги... наверное, в наше рациональное время глупо мечтать о подобном".
"Конечно, глупо", - хмыкнул он про себя и перелистнул несколько страниц.
"Сегодня Джереми подарил мне огромную ракушку! Она рогатая, белоснежная снаружи и нежно-розовая внутри. Если её приложить к уху, то слышно, как шумит океан".
Роберт нахмурился - ракушку она принесла с собой и поставила в ванной на полку. Белая и рогатая, именно такая, как написано в дневнике. В крупных блестящих пупырышках. А не пришла ли ей пора разбиться? Как бы невзначай?
