- Да, друзья мои, вам повезло. Вы получаете блага задаром. Вам не надо тратить время на зарабатывание денег, можно потратить его на искусство. Разве это не счастье?

Он раскинул руки, накрыл ими ладони молодоженов и, покосившись на окно, спросил:

- А вы видели вашу мастерскую?

- У нас есть мастерская? - удивился Роберт.

- Да, конечно, каждая молодая семья вместе с домом и участком получает персональную мастерскую. Или студию. Или рабочий кабинет. Пойдём, дружок, посмотрим, как там и что, пока хозяюшка убирает со стола.

Фреттхен не обманул - в глубине сада, за аркой, увитой душистым жасмином, притаилось строение из камня под соломенной крышей.

Скульптор невольно прибавил шаг, стараясь быстрее преодолеть дорожку, покрытую причудливым узором из солнечных пятен и теней от пальмовых листьев.

Позабыв про Хорька, он дёрнул тяжелую дверь и нетерпеливо ступил в прохладную мастерскую.

Роберт с упоением разглядывал баночки с красками, взвешивал на ладони кисточки, щекотал ими лицо и радостно смеялся. Заглядывал в новую, чистую печь, крутился на прочном кресле и барабанил по скульптурному станку.

- Ну что, угодила тебе мастерская?

На могучее плечо легла невесомая лапка Хорька.

- Да, очень! - искренне ответил Роберт. - О таком подарке я и не мечтал.

- Прекрасно, дружок, прекрасно. Приятно видеть улыбку на счастливом лице, - не менее искренне произнес психолог. Его рыжая мордочка расцвела от удовольствия, утратив, наконец, выражение хлопотливого беспокойства.

- Спасибо вам, Марк!

Он сгрёб в свои огромные ладони тонкие ручонки Фреттхена и тряхнул с таким азартом, что тот чуть не вскрикнул:

- Тише, тише, ты мне руки сломаешь.

- Ох! И правда! Я и так сегодня натворил дел.

- Ты про фигурку с торта? Не печалься! У меня есть такой суперклей, что даже шва не останется. Настолько идеально и прочно он схватывает. Я бы сделал другую, но - традиция.

- Я боюсь, что это плохая примета - фигурка невесты в первый же день раскололась пополам. Должно быть, к несчастью. А, может, Вилина захочет от меня уйти?

- Не надо бояться примет, - мягко промолвил психолог, беря своего подопечного под локоть и выводя в сад. - Мы сами формируем события нашей жизни, и наше счастье зависит только от нас самих. Вилина выглядит довольной, не так ли? - он пытливо заглянул в выпуклые, бледно-голубые глаза Роберта.

- Кажется, да. Ещё сегодня утром я думал по-другому. Но сейчас, кажется, да.

- Что-то не так? - Фреттхен напряжённо вытянул шею, обращаясь в слух.

- Мне неудобно об этом говорить...

- Не стесняйся, дружок. Я здесь, чтобы помочь.

- Мне показалось... будто вчера я сделал ей больно. И она меня возненавидела.

- Ну, мой дорогой, вы же проходили анатомию в школе. Первый раз может быть болезненным, это нормально. Абсолютно нормально, - нараспев декларировал психолог.

- Нет, я о другом. Я, кажется, не рассчитал силы. Иногда я бываю так груб... как с этой несчастной фарфоровой фигуркой.

Толстые губы печально оттопырились, и энтузиазм Хорька возрос так, что он залился соловьём:

- Не надо переживать, Роберт. Я скажу тебе по секрету, только между нами! Тебе я доверяю, как никому другому. Радуга имеет некоторые побочные действия. Кроме эффекта соединения тонких тел новобрачных, слияния их, так сказать, в одно целое, она вызывает настолько сильную эйфорию, что человек теряет над собой контроль. Понимаешь? Ну как бы опьянение. Не совсем адекватное восприятие реальности. Но не бойся, оно идет только в плюс, а никак не в минус. Тебе же было хорошо, ведь так? Да? - верещал Фреттхен, не давая Роберту опомниться.

- Да, - подумав, признал он.

- Ну вот! И ей тоже. Я гарантирую. Мы провели сотни исследований. Ты слишком мнителен мой друг!

- Пожалуй, - со вздохом облегчения согласился молодожён.

- Не печалься, наслаждайся, мы освобождаем вас с Вилиной от медитаций на целых три дня, - ворковал Хорёк, открывая дверь дома, и пропуская неуклюжего гиганта вперед.

- О, так я могу целыми днями возиться в студии!

- Да, конечно, мой друг, конечно, но не забывай о молодой жене. Вилина, дорогая, я зашёл попрощаться, - обратился он к хозяйке, встретившей их в прихожей. - Мы освободили вас от медитаций, я уже рассказал Роберту. Так что вы можете осваивать дом и сад, и мастерскую не торопясь и без помех.

- Правда? Как чудесно!

Роберт обнял жену, Хорёк попрощался с молодой парой и - в мгновение ока - испарился.

Урок только начался, а казалось, что тянется он бесконечно.

Господин Вилль долго листал классный журнал, потом так же долго копался в учебнике, то снимая, то надевая очки. Протирал их тряпочкой, украдкой посматривая на часы. Все понимали, что учитель тянет время.

Наконец, полный, благообразный, похожий на постаревшего херувима математик отыскал нужный параграф и встал из-за стола.

- Кто хочет рассказать нам о формулах сокращённого умножения? - спросил он, шаря близоруким взглядом поверх склоненных голов. - Никто? Ну, хорошо...

Он неторопливо подошел к доске, переваливаясь на толстых ногах, и, вооружившись куском мела, принялся покрывать её бесконечными строчками букв и цифр.

Джереми полулежал на парте и вспоминал мелодию-Вилину. "Апрельский дождь" - да, конечно, именно так эта мелодия и должна называться, и как он раньше не понял. Серебряные капли стучат по карнизу. Нежное, ломкое стаккато. Он попытался напеть про себя, но отвлекала музыка, проникающая даже сквозь закрытое окно. Надеть бы наушники - но на уроке нельзя.

Изображая задумчивость, Джереми обхватил руками голову и, незаметно, под волосами, заткнул уши указательными пальцами. Как там было? Вот оно, на языке, пощипывает. "Та-та-та-та... там-там..." Капли - по лужам, звонкие и рассыпчатые, по крышам - гулкие, по молодой апрельской листве - вкрадчивые, мягкие, как шаги по песку. Господин Вилль обернулся и ткнул указкой в его сторону. Джереми со вздохом вынул пальцы из ушей.

- Оранжевый лес, - как заведенное, трещало радио - и что ему неймется? -

Оранжевый лес вокруг.

Не ищи меня,

не зови меня,

Мой разум спит,

Покуда хранит

нас оранжевый лес.

Ну, как можно учиться в такой обстановке? Да и чему учиться?

За окном покачивались на ветру пушистые цветы акации.

Джереми смотрел на затейливый узор из букв и цифр, и думал о том, как надоело ему из месяца в месяц жевать одну и ту же безвкусную жвачку. Формулы сокращённого умножения уже завязли в зубах. Учителя в Эколе ориентировались на самого "медленного" ученика или, попросту говоря, на самого тупого. "Чтобы у каждого был шанс получить знания".

Звучит красиво, но что же делать, если у самого "медленного" - а именно, у Торопыги Боба - ничего, ну, абсолютно ничего не укладывалось в голове? Он мог часами заучивать правило и даже повторить его с пятого на десятое, а на следующий день смотреть на него так, будто видел первый раз в жизни. Всего за одну ночь его сознание становилось девственно-чистым. "Мозги, будто решето", - виновато пожимал он плечами.

Джереми любил Боба за безобидность и доброту, но что есть, то есть... Умом парня Бог обделил.

И вот, из-за одного Торопыги весь класс топтался на месте. И ладно бы - только математика. Этот предмет Джереми и сам не любил. Сухие вычисления, глупые задачи, преобразования непонятных равенств. Да провались оно пропадом, это сокращённое умножение! Но как было бы здорово узнать о том огромном мире за пределами Эколы, в котором случались войны и наводнения, падали с неба осколки звёзд, вспыхивали эпидемии, взрывались атомные электростанции, вставала на дыбы земля - и еще много всего интересного и волнующего происходило. Как опасно там, должно быть, жить - но какого мальчишку не влечёт опасность?