Марио - очень сексуальный. У него бархатные глаза и мягкий голос. Грация хищника и красивое тело. Одна беда - глуповат. Нет ничего утомительнее, чем глупый человек рядом.

Алан - спортсмен. Твердый, напористый. С ним надежно. Но бегать по утрам? О, нет, только не это!

Роберт. Спокойный и молчаливый. С ним комфортно. Они оба - скульпторы.

Так сказать, смотрят в одном направлении. Не красавец, но и не урод. Большой и сильный.

Так кто же?

Жаль, что в этом списке нет Джереми. С ним одним легко и весело. Но жизнь есть жизнь. В ней нет места детским играм и детским симпатиям.

Сон так и не пришёл. После сиесты она честно поболела за девчонок, а со спортивной площадки прямиком отправилась на "длинный" пляж. Отсидела медитацию, но так и не сумела сосредоточиться.

Небо словно нарочно не желало темнеть. Разложили костры, но ещё сквозила фиалковая голубизна в ярко-розовых мазках заката.

Скорей бы упала ночь, и взметнулось пламя, и Хорёк объявил то, чего Вилина ждет с замиранием сердца.

- Ты не замерзла? - Джереми тихо подошел сзади и сел рядом. - Хочешь мою рубашку?

- Дже, ты будешь сидеть тут голый?

- А что? Я выносливый! Океан закалит любого. Иногда волны такие высокие, что пока выберешься на берег, промокнешь с ног до головы. А ветер, знаешь какой? Замёрзнешь так, что зуб на зуб не попадает. И ничего - ни разу даже не чихнул!

- Хвастунишка, - улыбнулась Вилина, наблюдая за тем, как он отгребает широкой ладонью горку песка и чертит что-то на тёмной, чуть влажной поверхности.

- Привет! - Роберт подсел с другого бока.

Он победно улыбался, а широкое лицо с бледной кожей и яркими губами так и лучилось самодовольством.

- Привет! Я так и не поняла - ты то забрал свои результаты?

- Я? Да! Смотри, Хорёк готов вещать.

Подмигнув, он игриво толкнул её в бок.

- Дорогие друзья! Прошу внимания, прошу внимания! - Хорек пытался утихомирить разыгравшуюся молодёжь. Костры под темнеющим небом, мягкий песок и вечерняя свежесть настроили отоспавшихся в сиесту парней и девчат на веселье, песни и танцы.

- Ти-хо! - разнёсся сильный голос Мэйли, - ребята, Марк приготовил важное сообщение!

Её слова заставили всех умолкнуть, и в наступившей тишине Марк Фреттхен торжественно объявил:

- По результатам тестов на совместимость у нас образовалась новая счастливая пара! Вилина Харрисон и Роберт Хатчинсон! Ура! Поздравим их, друзья!

Пляж откликнулся радостным гулом и аплодисментами.

- По-з-дра-вля-ем!

- Жених, поцелуйте невесту! - тонкий голос Хорька перекрывал шум и вонзался иглами в барабанные перепонки.

Вилину оторвало от земли, прижало крепко-крепко к твёрдому телу Роберта, а губы сковало солёным и влажным поцелуем.

- По-з-дра-вляем! - неслось со всех сторон. В небе словно ударил гонг - звонко и гулко - и всё вокруг окрасилось в кроваво-красный цвет.

- Салют! Вилина, смотри, это салют! В нашу честь!

Возбужденное лицо Роберта меняло окраску вместе с соцветиями звёзд, взрывающими ночную тьму.

Вилине стало не по себе. Она оглянулась на Джереми, но его уже не было. Только на сыром песке виднелось нарисованное сердечко, пронзённое стрелой.

Хайли не соврал. Хорёк вырядился, как на свадьбу - в костюме и при галстуке.

- А, Джереми! Присаживайся, дружок, - кивнул он на пустой стул посередине кабинета.

Джереми сел и уставился на Фреттхена. На незнакомца рядом с ним он даже не сразу обратил внимание. Тот сидел тихо, спрятав руки под стол, словно всем своим видом желал сказать: я здесь не главный, так, наблюдаю. Перед ним лежала закрытая картонная папка, с надписью "Happy Birds".

- Профессор Верхаен из института прикладной психологии, - представил его Хорёк.

Щеки и лоб в пигментных пятнах. Веки тяжелые, как у рептилии. Внимательный прищур. Верхаен казался старым, такого старого человека Джереми еще не видел. Вернее, в поселке имелся один немолодой работник - он накрывал столы для совместных обедов и разносил еду - но у того шевелюра была темной, со щепоткой соли, а у профессора серебрилась, точно в степи ковыль.

- Добрый день, господин Верховен, - вежливо поздоровался Джереми.

- Верхаен, - с улыбкой поправил Хорёк.

Джереми покраснел, но не потому, что устыдился оговорки. Его смутило давнее воспоминание, такое же причудливое, как дары океана. Странное дежавю, вызванное видом старого человека. Он - совсем маленький, с короткими пальчиками и пухлыми ладошками. Лежит на спине и держит в руках чьи-то волосы. Пряди черные, пряди седые... Вьются перед глазами, обдавая ароматом шампуня, гладкие и прохладные, как струйки воды. Джереми пропускает их между пальцами. Это нечто вроде игры: отделить черные волосы от седых. Пусть одна половина будет старая, а другая - молодая. Когда это происходило? Где? Во сне, может быть? Нет, сны - не такие. Они не пахнут, не холодят рук.

- Ну что, Джереми, - начал Фреттхен, а Верхаен подвинул к себе папку и раскрыл её. Показался лист, расчерченный в виде таблицы. Профессор нацелился в него карандашом, - расскажи нам, о чем ты мечтаешь.

- Мечтаю?

- Ну, да. Вот, учителя о тебе пишут, что сидишь на уроках и всё о чем-то думаешь, не слушаешь материал. И даже на переменах весь в себе, а не болтаешь с друзьями.

- Да шумно в классе, не поговорить нормально.

- Это понятно. Шумно. В шуме - жизнь, не правда ли? В музыке, в смехе, в разговорах... Ты со мной согласен, дружок? Только смерть приходит на тихих лапах. Так о чем ты думаешь? Тебя что-то беспокоит?

Джереми посмотрел в левый верхний угол, где паук-рукодельник оплетал крылатую бедолагу смертоносным кружевом. Потом перевёл взгляд в правый угол, где из подвешенного кашпо сиреневым водопадом низвергалась традесканция. Ни тут, ни там он не нашел подсказки.

- Ну, как. О чем думаю? О том, например, что музыка - это классно, если только её не слишком много.

Верхаен сделал пометку в таблице.

- Не любишь музыку? - продолжал допытываться Фреттхен. - А говорят, у тебя талант. На занятиях по сольфеджио ты - лучший. Мелодии схватываешь на лету.

Джереми пожал плечами.

- Я люблю креветки, но не могу есть их ведрами. Уж лучше я совсем не стану есть креветок.

- А ты не дурак, - сказал Фреттхен.

Это прозвучало с ноткой разочарования, так, будто Хорёк непременно хотел, чтобы Джереми был дураком.

Ещё одна галочка спланировала на разграфленный листок.

- Молодой человек, - проговорил вдруг Верхаен. Голос у него оказался скрипучим, с оттенком превосходства, - а скажите, вам нравится в Эколе?

- Мне не с чем сравнивать. Я здесь родился и не знаю других мест.

- Так-так... - еще одна быстрая пометка, - все так, молодой человек. Вы родились в Эколе и никуда отсюда не отлучались, верно? И вы, конечно, помните своё детство? Ах, детство - волшебная пора! Беззаботность, искренняя дружба... Расскажите нам что-нибудь, мы с коллегой с удовольствием послушаем ваши детские воспоминания.

Наверное, лучший способ заставить самого отъявленного болтуна замолчать, это попросить его: "А ну-ка, расскажи нам что-нибудь на свой выбор!"

- Даже не знаю, что вам рассказать... похоже, в моем детстве не было ничего особенного, - Джереми задумался. - Как-то раз лодку чинил, вместе с учителем этики... или не с учителем... - образ взрослого расплывался, и лицо его рассмотреть не удавалось. Только руки остались в памяти - сильные, жилистые, перемазанные чёрным. - Она лежала вверх дном - лодка, в паре метров от полосы прибоя, и тут же, на берегу, валялась огромная медуза, вся перемешанная с галькой... Учитель или кто там, говорил, что она - живая, но я не верил... Живое не бывает таким студенистым и не разваливается на куски.