- Это уже слишком, чаша моего терпения переполнена, - в голосе Гельмута на этот раз явно и недвусмысленно прозвучала угроза. - Я подумаю над вашей участью, и вам, молодой человек, настоятельно советую сделать то же самое. А чтобы вам лучше думалось, я вас лишаю привилегии получать бесплатные знания в нашей чудесной школе сроком на неделю. Да. И никаких медитаций, ваши психоэмоциональные показатели последние два дня настолько негативны, что вместо пользы вы принесёте вред. Ровно через неделю я хочу видеть вас здесь, с подробным рассказом о ваших дальнейших планах. У вас ведь к музыке способности, если мне память не изменяет?

- Да, да, он чрезвычайно способный, лучший на уроках сольфеджио, - горячо подхватил Хорёк.

- Ну вот. И никаких лодок. Да - и не забудьте извиниться перед Софи.

Роберт задумчиво разглядывал только что сотворённого ангела. Тонкая бесполая фигура в длинном одеянии, овал лица с едва намеченными глазами и строгой полоской рта, печально опущенные крылья.

"Какая-то безрадостная поделка получилась. А если раскрасить поярче? Нет, это же не попугай... ангелы не бывают яркими".

Длинные волосы и платье до пят напомнили жену. Скульптор нахмурился.

С самого начала все пошло наперекосяк. Эйфория и дикость первого дня. После разговора с Фреттхеном он успокоился, настроился на семейное счастье и тут же получил неприятный сюрприз. Проснулся среди ночи на пустой кровати. Сначала не понял, что жены нет рядом, повернулся, чтобы обнять, но рука упала на одеяло.

"В туалет, наверное, вышла или на кухню - воды попить", - подумал он, ощупывая пустоту рядом с собой и, подоткнув подушку, приготовился уснуть. Но невнятное беспокойство спугнуло сонливость.

Роберт подождал немного - Вилина не шла. Более того, снизу не доносилось ни звука. В темноте слабо тикал невидимый будильник, оттеняя тишину ночи.

Роберт поднялся, нащупал тапочки и выбрался на лестницу. Внизу горел свет. Почему-то он тянулся не из кухни, и не из ванной комнаты, а из прихожей. Чувствуя, как беспокойство пускает корни, перерастая в тревогу, сбежал вниз по лестнице. Заглянул в прихожую - бра сияло всеми тремя рожками, освещая узорчатые обои, пустую рогатую вешалку и коврик у двери. На полу валялся рюкзачок жены, рядом с ним поблескивала перламутровая заколка, а Вилины не было. Он быстро прошелся по дому, дергая двери и щёлкая выключателями - её нигде не оказалось.

"Чёрт, куда она могла деться?" - буркнул он, останавливаясь перед распахнутым холодильником и, не получив ответа, вытащил пакет соевого молока.

Не успел он достать чашку, чтобы напиться, как за спиной тихо стукнула дверь и прошелестели лёгкие шаги.

- Роберт, ты чего не спишь?

Вилина улыбалась, бледные щеки разрумянились, точно от быстрой ходьбы или от ветра, в широко распахнутых глазах - ни капли сна.

- А ты почему не спишь? И где ты, вообще, была? - он сунул пакет с молоком обратно в холодильник, хлопнув дверкой чуть сильнее, чем обычно. Этого хватило, чтобы согнать улыбку с лица жены.

- Мне не спалось, - растерянно сказала она, - я вышла прогуляться вокруг дома.

- Долго же ты прогуливалась. Я тебя второй час дожидаюсь.

- Роберт, ну зачем преувеличивать? Я вышла подышать, дошла до детского городка и вернулась.

- А зачем ты ходила в детский городок? Как-то странно - на вторую ночь после свадьбы сбегать от мужа, ты не находишь? Ностальгия замучила или ты с кем-то встречалась?

- Я не хочу разговаривать в таком тоне, прости.

Она отвернулась и вышла. Жалобно проскрипели ступеньки, наверху послышались шаги, и все стихло.

Роберт отправился следом. Забрался в постель - большой и грузный, словно отяжелевший от страхов и подозрений. Долго лежал рядом, не решаясь прикоснуться к жене. Потом легонько отодвинул шелковистые волосы и стал целовать теплую шею, вдыхая её аромат. Вилина оставалась безучастной до тех пор, пока он не шепнул чуть слышно: "Прости. Я не хотел тебя обидеть".

Она повернулась, он сгреб её в охапку, и они помирились. Мирились молча, в полной темноте, наощупь и как-то неловко. В конце он громко простонал, а она так и не издала ни звука.

Было ли ей хорошо?

Чёрт, опять эти раздумья и сомнения!

Роберт раздраженно отодвинул безучастного ангела и поднялся с рабочего табурета. Со вздохом потянулся, распрямляя уставшее тело, так что хрустнули позвонки, и вышел из прохладной мастерской в залитый солнцем сад.

Глаза, уставшие созерцать однотонную глину, с удовольствием впитывали сочные краски. На зеленом фоне травы и кустарников ландшафтный дизайнер крупными мазками разбросал яркие цветы. Они росли на клумбах и альпийских горках, оплетали перголы и арки, привлекали стайки изумрудных стрекоз и разноцветных бабочек. Дорожка, петляя, между кустами и клумбами, огибала высокое растение - ствол, будто сплетённый крупной косичкой, широкие, похожие на банановые листья и странные соцветия. Словно птичьи головы росли на дереве - длинные, голубые клювы и полупрозрачные белые хохолки веером. Интересно, какой у них запах. Роберт приподнялся на цыпочки и вытянул шею. Лицо обожгло, и он вскрикнул. Пчёлы! Только тут он заметил, что медоносные насекомые с сердитым гудением кружат вокруг.

Держась за щеку, он отскочил обратно на дорожку и застыл. Из глубины сада вышла молодая женщина.

- С вами всё в порядке?

Она не доставала Роберту и до плеча, а потому смотрела снизу вверх. Смуглая кожа, глаза такие темные, что не видно зрачков, густые брови, длинные ресницы. Резко очерченный рот - темно красный, будто она только что наелась тутовника. Над губой едва заметно пробиваются усики. Иссиня-черные волосы забраны в пучок, а ко лбу прилипли крошки торфа.

Черная футболка не скрывает круглой шеи и полных рук. Под трикотажной тканью свободно выступает большая грудь, а под ней угадывается мягкий живот.

- Вы кто? - изумлённо спросил Роберт, позабыв про физические страдания.

- Я садовница, - испуганно ответила она и показала зажатый в руке инструмент, похожий на маленькие грабли.

- Гм... меня зовут Роберт, - он протянул ей ладонь.

- О, простите, мистер Роберт, у меня грязные руки...

- Не надо звать меня мистер, я просто Роберт. А как вас зовут?

- Бернис. Я услышала, как вы кричали. Подумала, вам нужна помощь.

- Да ерунда, пчела укусила, - он показал распухшую щеку.

- Да, они часто кусают, - она заулыбалась, и верхняя губа под лёгким пушком забавно вздернулась, открыв очень белые зубы.

- Если вы садовница, вы, наверное, знаете, как называется это странное дерево, - махнул он свободной рукой на цветы с голубыми клювами.

- Это белые райские птицы. А бывают еще оранжевые. Они тоже есть - вон там, - она махнула рукой с грабельками и от этого движения грудь под футболкой пришла в движение.

- Райские птички? - заулыбался Роберт, поедая её глазами. - Прямо как мы.

Работница, перехватив его взгляд, смутилась.

- Доброго вам дня, мистер, - повернулась она и так же внезапно, как появилась, исчезла за тёмно-зеленой листвой.

Роберт постоял в нерешительности, держась за щеку. Яркая. Она была таким же ярким творением природы, как тропические цветы и лёгкие бабочки. Насыщенного цвета глаза и губы, вызывающие формы - всего в ней с избытком, всего чрезмерно, и это его взволновало. На улицах Эколы он часто натыкался на работников и работниц, но все они, возможно, из-за униформы, казались на одно лицо. Эта женщина в чёрной футболке и леггинсах, обтягивающих рельефные ноги, зацепила. Он не смог просто развернуться и уйти. Стараясь не задевать твёрдых пальмовых листьев и огибая кустарники, прокрался вперед и увидел её, сидящую к нему боком. Бернис увлеченно рыхлила землю, хриплым низким голосом напевая себе под нос. Роберт жадно разглядывал изгибы её тела - сильные ягодицы, линии плавные, как у гитары... Смотрел, не отводя глаз, как колышутся под футболкой мягкие конусы грудей, и рот его наполнялся слюной.