- Ничего, - испуганно ответила Вилина и отодвинулась от Джереми, - я к вам шла, Марк. За таблетками.

- Как за таблетками? Я же вам дал целую упаковку? Вы что, их уже съели?! Все? Я же вам сказал - принимать по одной в день. Каждое утро!

- Нет, нет, - горячо запротестовала Вилина, поднимаясь со скамейки, - вы не так поняли, наоборот, мы их потеряли...

- С ума вы меня сведёте! - воскликнул Фреттхен, как-то чудно, по-девичьи, всплеснув руками. - Пойдём, я тебе дам новую упаковку. А ты!- повернулся он к Джереми. - Ты очень сильно рискуешь, парень. Если ты до сих пор этого не понял, так я тебе говорю - напрямую.

- Я ничего не сделал! В чем вы нас всё время подозреваете?

- Мы с тобой потом отдельно на эту тему поговорим! Пойдем, Вилина.

Он крепко схватил девушку под локоть и увел так быстро, что она только и успела шепнуть "пока", исчезая за зеленым кружевом акации.

- Пока, Вилина! - крикнул он вслед, чувствуя, как холодно и мерзко становится в груди. Словно не живое человеческое сердце там, а сонная рыба.

- А как вам эта картина?

Фреттхен суетливо заглядывал профессору в глаза, пытаясь узреть в них хотя бы отблеск одобрения.

Верхаен равнодушно смотрел сквозь него, словно тощий психолог просвечивал насквозь. Тёмный океан с бледной лунной дорожкой вызвал новый приступ недовольства:

- Мрачно, очень мрачно. Вы уверены, что приборы не врут, и эмоциональный фон воспитанников в норме?

- Абсолютно уверен, - торопливо откликнулся Хорёк. - Пожалуйста, не беспокойтесь, я всё держу под контролем. Не без проблем, конечно, - это ведь живые люди, не механизмы - но я их тут же устраняю! Я слежу за показаниями пульта круглые сутки!

- Когда же вы спите? - недоверчиво спросил Верхаен, переходя к следующему полотну.

- Ночью, как и все. Но с телефоном под подушкой! Мне на телефон оповещения приходят. Как только чьи-то эмоциональные показатели опускаются за критическую отметку, я получаю сигнал. И немедленно принимаю меры!

- Вот опять, - перебил его Гельмут, - взгляните на этот морской пейзаж. Опять буря, рваные тучи, серые краски... Вы думаете, счастливый человек станет выбирать подобные депрессивные сюжеты?

- Хайли Фэррел, - прочитал имя художника Фреттхен. - Хайли... друг Джереми.

- И вы утверждаете, что всё в порядке? Вот вам наглядное подтверждение поговорки про паршивую овцу, которая портит всё стадо!

Джереми - одно упоминание его имени привело Верхаена в бешенство. Этот кучерявый щенок чуть не утопил милую, доверчивую Софи, да ещё посмел оговорить бедную девочку прямо в её присутствии.

"Я не виноват, что она в меня влюбилась!" - фраза прозвучала так ясно, словно вырвалась не из закоулков памяти, а из репродуктора, подвешенного у входа в галерею, потеснив хиты доморощенных поэтов и композиторов.

- Я поговорю с Хайли, сегодня же! Непременно поговорю!

- У меня складывается впечатление, что от ваших разговоров нет никакого толку, - резко ответил профессор. - В саду со скульптурами всё то же самое - сплошная серость и уныние. Какие-то ангелы и херувимы с печальными лицами - будто с надгробий. Или же бездушные поделки из мусора. Это что, так сейчас модно? Все эти кони и прочие фигуры из металлолома?

- Это попытка дать вещам вторую жизнь, - разволновался Хорёк. - Представьте только, что отслуживший металл и, особенно, пластик, под которым задыхается планета, послужат прекрасному делу искусства!

- Искусство должно приносить эстетическое наслаждение - в первую очередь. А ваш мусор, даже художественно оформленный, никакой эстетики в себе не несёт. Нет, ну вот что это? Это работа окрылённого музой творца? Вот эта старая, перевёрнутая лодка на фоне рябого океана? Где свет? Где краски? Оптимизм? Как можно работать, находясь в перманентном унынии?

Вы знаете, каких трудов мне стоит выбивать финансирование для проекта? Да, результаты есть, но они не впечатляющи. Отнюдь! Наши спонсоры недовольны. Вместо того чтобы выйти на новый уровень, мы топчемся на месте. Нам уже давно пора формировать команду хилеров, а мы все еще бьёмся над снижением уровня агрессии в зонах конфликта. Причем, не всегда успешно. Поднимите чарты показателей за последние три месяца. Вместо восходящей прямой какая-то кардиограмма умирающего! Удачи сменяются провалами. Неужели так сложно управляться с этими, по сути, чистыми листами? Бери и пиши, что хочешь! А если бы у вас в подчинении была группа трудных подростков? Что тогда?

Виновато моргая рыжими ресницами, Фреттхен семенил за истекающим желчью профессором.

- Я как раз сегодня хотел побеседовать с ребятами, друзьями Джереми. Надо выяснить, что он им рассказывал, и как они оценивают его наказание. И повод подходящий имеется - соберутся все, кроме него.... - он остановился у очередного пейзажика. - А как вам это? По-моему, довольно мило.

- Ну, это еще более или менее, - буркнул Гельмут. Скрестив руки на груди, он скептически окинул взглядом запечатленный в масле фрагмент Эколы - белая стена, крупные зеленые листья и ярко-розовые цветы бугенвиллии на фоне ослепительной синевы тропического полдня. - Так что там за повод? Что за сборы?

- Софи отмечает день рождения. Праздников у нас не так много. Соберётся вся наша небольшая коммуна... это, кстати, её картина.

- Она рисует? - успевший отойти профессор, вернулся и пристально всмотрелся в кусочек картона с именем автора. - Софи Кармэл, - проговорил он задумчиво.

- Да, да. Очень талантливая девочка. Её конёк - реализм. Не ультра-реализм, конечно, но очень неплохо. Как вы считаете? - вкрадчиво пропел Хорёк.

- Неплохо, да. Талантливый ребенок. И этот ваш Джереми чуть было не свел её в могилу! Нет, надо лично, лично во всём разобраться! Когда вы отмечаете и где?

- После вечерней медитации - на "длинном" пляже. Как обычно. Мы все праздники отмечаем либо на площади, либо вечером - на пляже. В зависимости от повода. Знаете, день рождения это всегда торт со свечами. В сумерках они горят особенно эффектно. Правда, иногда на океане бывает ветрено, но мы приспособились! Ставится огромный шатер - он защищает от ветра. Его украшают гирляндами, шариками...

Фреттхен тянул шею, отчаянно жестикулировал и говорил, говорил, говорил, следуя за профессором. Но тот его не слушал. Невольно ускоряя шаг, он шёл мимо пейзажей, натюрмортов и портретов. Скользил по ним взглядом, так что картины сливались в пёстрый фон, на котором Гельмут мысленно рисовал образ хрупкой девушки. С темных от воды кудряшек стекают тяжелые капли, мокрая блузка облепила маленькую, круглую грудь, тонкие руки обвивают загорелые коленки, на песке - босые ножки с ровными пальчиками.

"Софи Кармэл - красивое сочетание... Софи Кармэл".

Весь оставшийся день он перекатывал во рту имя и фамилию очаровательной художницы - принимая ванну и мечтательно изучая пустой потолок, тщательно выбривая впалые щеки, надевая тончайшую из своих рубашек и обуваясь в лёгкие мокасины, стоимостью в не самое плохое ювелирное изделие.

"Софи Кармэл", - слетело с губ волшебным заклинанием, когда он взялся за ручку входной двери.

Выйдя из дома, он задумался на секунду и уверенно свернул в сад. Там он сорвал для именинницы розу - крупную, нежно-сиреневую, с тонким, едва уловимым ароматом.

- Это мне?

Тёмные глаза под пепельной челкой засияли такой чистой радостью, что у Гельмута дрогнуло сердце. Милена никогда так не радовалась даже дорогим подаркам, не то, что цветку.

- С днём рождения, Софи.

Он старался выглядеть равнодушным в глазах веселящихся подростков, их учителей и школьного психолога, повсюду сующего свой острый, веснушчатый нос. Подарок - это всего лишь дань вежливости. На день рождения не принято являться с пустыми руками.