Джереми понимал, что несет чушь, но воображение само подсовывало ему картины. Странное ощущение - он будто по книжке читал.

Профессор Верхаен слушал, сцепив пальцы в замок и полузакрыв глаза. Хорёк поглаживал галстук.

- Ну, ещё с ребятами в мяч играли, помню, - сказал Джереми, слегка обескураженный, - в волейбол, что ли... Мне ещё левый кроссовок жал...

Упругий газон под ногами. Сетка, натянутая от края до края поля, делит площадку пополам. Длинная царапина на коленке, саднит. Мяч, летящий прямо в небо... Так ярко все, так живо, как будто вчера произошло.

- Вы любите играть в волейбол? - спросил Верхаен.

- Не так, чтобы очень. Я океан люблю. Я как-то раз на "рыбацком" пляже камешек нашёл, красный, прозрачный. Формой как маленькое сердце, и тёплый на ощупь. Не как обыкновенно камни бывают. Необычный очень. Если прищуриться и сквозь него посмотреть, весь мир багровым делается. И песок, и горы, и вода... Как будто я на Марсе.

- Замечательно, - оживился Хорёк. - Очень интересно.

- Ещё я помню, как спал в коробке.

- Что? В коробке? - Фреттхен с профессором переглянулись. - В какой коробке?

Джереми почувствовал себя так, будто сказал что-то неприличное.

- Ну, просто коробка. Картонная, большая... в таких продукты со склада привозят, ну, или книги. Высокие стенки. Прямоугольная.

Он не знал, как ещё описать, и никак не мог взять в толк, чего от него ждут.

- А, это, наверное, не так давно было? - предположил Фреттхен. - Год или два назад?

- Нет. Точно нет.

И что они так на него уставились?

- Пожалуй, ещё до камешка, - Джереми честно попытался вспомнить, но картинка туманилась. По сравнению с другими она казалась очень давней и словно выцветшей, точно старая фотография в альбоме. - Сейчас, - он усмехнулся смущённо, - я бы не поместился ни в какую коробку.

- Ладно, пусть так, - кивнул Верхаен. - Коробка - дальше?

Джереми уткнулся взглядом в пол.

- Не помню. Забыл.

О седых и черных волосах он решил промолчать, и так, похоже, наговорил ерунды.

- Что-то не так, Джереми? - мягко спросил Хорёк. - Ты сегодня как будто не в форме.

- Всё нормально, - буркнул тот, краснея до корней волос.

Лгать психологу считалось проступком. Ведь Фреттхен искренне желал помочь всем и каждому.

- Ты уверен?

Не будь здесь профессора с его таблицами, Джереми, может быть, и рассказал бы Хорьку о Вилине. Но не при Верхаене - нет, лучше он отгрызет себе язык, чем станет откровенничать с этим типом.

- Абсолютно уверен, - кивнул Джереми и вежливо улыбнулся.

- Ну, хорошо, - вмешался Верхаен, - давай от прошлого перейдем к настоящему. Ты выбрал себе занятие по душе? В какой сфере ты думаешь раскрыть свои таланты?

- Да я даже не знаю, есть ли у меня таланты.

- Уверяю тебя, они есть. Каждый из нас наделён каким-то даром и отказываться от драгоценного подарка, с которым тебя отправили в мир, это непростительная оплошность. Тем более если для твоего развития созданы все условия.

- Я бы хотел стать рыбаком, - Джереми вспомнил выходку Боба и Хайли и невольно улыбнулся. Нет, он не собирался, как его друзья, злить старого профессора или безобидного Хорька. Просто у него не было другого ответа.

Фреттхен залился краской, отчего веснушки у него на носу стали ярче, и открыл, было, рот, но Верхаен его опередил:

- Этот вариант не обсуждается. Для выполнения нашей главной задачи нужна именно творческая энергия, а не какая-то другая. К тому же, группа не может подстраиваться под ваш график и ждать, когда вы вернётесь с уловом.

- Джереми, - мягко встрял Фреттхен, - подумай ещё раз. Подумай хорошенько, прежде, чем ответить.

- У господина Вильямса свободного времени много больше, чем у нас с вами, - язвительно заметил профессор. - И оно пока гораздо дешевле. Поэтому тратить наше время на его раздумья я считаю не рациональным. Идите, Джереми Вильямс. Идите и хорошенько обдумайте - в каком направлении вы бы хотели двигаться дальше.

Напутствие профессора не легло на сердце, на котором уже покоился другой камень.

О нём Джереми и рассказывал Фреттхену мысленно, сидя в столовой, пока пережевывал завтрак и машинально отвечал на реплики соседей по столу.

У музыкальной какофонии есть свои преимущества. Она позволяет человеку даже среди людей оставаться в одиночестве. Ребята за обедом громко болтали, смеялись и что-то выкрикивали, но - удивительное дело - никто никого не слышал и не слушал. На многих были наушники.

"Мы вместе! Мы вместе! И вместе мы - сила! - вопил репродуктор прямо над их головами. Звук отражался от стен и метался по столовой, как полоумный, -

И каждого талантами природа наградила!

Мы вместе строим новый, счастливый, светлый мир!

И каждый в этом мире создатель и кумир!

"Вот ведь как, господин Фреттхен, - говорил Джереми, и его призрачный собеседник задумчиво кивал, - есть у меня девушка-друг. Вилина Харрисон. Ей двадцать один год, а значит, пора замуж. Скоро вы по своим тестам подберёте ей мужа..."

"Так в чем проблема, парень? - ласково возражал Хорёк. - Порадуйся за друга. Семья это хорошо. Это плечо и поддержка".

"А если она его не полюбит?"

"Мальчик, любовь - это каприз обмена веществ. Такая малость, о которой не стоит беспокоиться. Одна таблетка под язык - и твоя подруга влюбится на всю оставшуюся жизнь. А как под радугой пройдут, так и не посмотрит ни на кого вокруг, кроме своего мужа. С руки станет есть. Главное в браке, знаешь что? Психологическая совместимость. Мои тесты - непогрешимы. Если они покажут, что именно этот человек станет Вилине хорошим мужем, значит, так оно и будет. Она будет счастлива".

"А как же я? - водя ложкой по пустой тарелке, говорил Джереми. - Ведь я её люблю. Без всяких таблеток".

"Что ты удумал? - сердился Фреттхен. - Вилина старше тебя на целых пять лет. Нет, это никуда не годится".

"Всего на пять лет! Ну, и что?"

- Эй, Дже, - Хайли пихнул его локтем в бок. - Как у Хорька было?

- А?

- Что-было-у-Хорька!

- Потом расскажу!

- А?

"Пять лет - не половина жизни. Через два года я стану совершеннолетним. Неужели ей нельзя подождать два года?"

"Вилина имеет право на любовь и счастье - прямо сейчас, - гневно отчеканил Хорек. - Почему она обязана ждать? Потому что тебе захотелось? А о ней ты подумал? О том, что лучше для нее? Воплощённые мечты - это прекрасно, это наша цель, но ведь не за чужой счет?"

Джереми вздохнул. Пустая трата времени - разговор с самим собой. А если бы и с Хорьком... что толку? Фреттхен не может отменить результаты тестов.

Он брёл на занятия, а в голове кружились воспоминания прошлой ночи.

Ровно в десять тарарам в Эколе стихает, и за смычки берутся цикады и сверчки. Их музыка похожа на короткий сухой треск со скупыми переливами. В такие часы хорошо взять нотный лист и записывать все подряд: шершавую скороговорку волн, хруст веток, когда сквозь них ломится какой-нибудь заяц, шаги и голоса редких прохожих. Холодный песок и тёплый океан. Луна - крупная и пористая, как здоровенный кусок пемзы, а звёзды - огромные, жадные, того и гляди, проглотят тебя целиком. И бабочки - вся ночь от них белая, точно от снега. Кружатся, порхают, струятся с неба, подсвеченные лиловым блеском звезд, путаются в волосах.

- Бабочки - это души спящих чаек, - говорит Вилина.

Высокая, сутуловатая девушка в темноте распрямляется и делается грациозной, как большая кошка. Ночью ее робкие движения обретают лёгкость. Ладони теплеют, а белая лента в косе сияет ярче луны.

- А ведь и правда, - удивляется Джереми, - такие же вездесущие, только что не гадят на крыши. Ты сама придумала или услышала по радио?

- Не знаю. Днем трудно сосредоточиться. Радио - повсюду, хуже настырных чаек. И хочешь от него спрятаться - да некуда. Мне кажется иногда, оно выслеживает мысли у нас в головах - и тут же крадет. Может быть, у меня паранойя, - улыбается она смущенно.