- Не пойму, о чём они думали? - удивлялся Хайли, почесывая нос колпачком шариковой ручки. - Если до правды так легко докопаться, то кто-нибудь обязательно докопается. Разве нет?

- Может, им было всё равно, - Джереми сидел с ногами на кровати и бессмысленно перекладывал с места на место листки. На всех - чьи-то размышления, симпатии, мечты, дружба... и прошлое, сведенное к четырём стандартным сценариям. Живые цветы, выросшие на синтетической почве. - Вот мы докопались, ну, и что? Что мы сделаем? Пойдем к Хорьку и потребуем назад наши воспоминания?

- Почему бы и нет?

- И знаешь, куда он нас пошлёт?

- Нас, может, и пошлет. А если все придут? Вся Экола?

Джереми невесело усмехнулся.

- С какой это стати? Ведь они ничего не знают. Кто им расскажет - ты?

- Мы, - уверенно сказал Хайли. - Я, ты, Боб... Правда, Боб?

- Угу, - промычал тот, не поднимая головы. Сгорбившись над раскладным столиком и подперев языком щеку, он обводил график цветными фломастерами и над каждой линией чёткими, круглыми буквами выписывал название схемы. Красным - "алое сердечко", желтым - "чайки", синим - "вязаные куклы", зелёным - "день рождения". Получилось красиво и наглядно. Настоящая радуга.

Радуга... Джереми передернуло.

- Ну, хорошо, - он швырнул анкеты на подушку и встал. - И как мы это провернём?

- Толкнём речь в столовой? - предложил Хайли.

- Не выйдет, учителей много. И Хорёк там всегда ошивается.

- Ну, не всегда. А если доклад? Как буду представлять "Эколу в картинках", так всё и выложу!

- Тебе ещё картинки рисовать, - вздохнул Джереми. - Нет, уж лучше в столовой, чтобы как можно больше ребят услышало, а не один класс. А может, на "длинном"? После медитации? Вы с Бобом отвлечёте Хорька и этого чёртова профессора Верхаена, а я тем временем... Не знаю, - оборвал он сам себя, - надо обдумать как следует. Если с первого раза не получится, второго может не быть - вы это понимаете, парни?

- Ага, - кивнул Хайли. - Только на "длинном" акустика плохая. Хорьку-то что, он с рупором.

- Ничего, я и без рупора справлюсь. Зато там музыка не так громко орёт.

- Музыка... музыка во время медитации, - медленно проговорил Хайли.

- Что?

- Ничего.

Они так ни до чего не додумались в ту ночь, а сейчас стояли перед огромным тихим зданием, в дымчатой темноте, нарушаемой только вспышками зарниц - серовато-жёлтых молний на пепельном небе. Мёртвый, заброшенный уголок, и не скажешь, что рядом, буквально в двух шагах - ярко освещённая, полная жизни Экола.

Они как будто перенеслись в другое измерение или на другую планету, а может, просто взглянули на тот же самый мир, но с изнанки?

- Это какой-то технический корпус, - Хайли нервно кашлянул. - Если тут и есть генератор, то ночью он выключен. Пошли отсюда, Дже. Никакой радуги мы не увидим.

- Погоди...

Джереми прищурившись, всматривался в блики и тени на поверхности стёкол.

- Да пошли, нет тут никого, - повторил Хайли, от нетерпения повысив голос. Боб осмелел, сложил рупором ладони и крикнул:

- Эй! Есть-тут-кто-ни-будь-жи-во-о-о-ой!

- Заткнись, дурья башка! - зашикали на него друзья, но было поздно.

Внутри здания громыхнуло. Словно некто, испуганно вскочив, опрокинул шкаф или стол. Звук получился не громким, но упругим и сильным, как хлопок в ладоши, и тут же - резиновым мячиком - заскакал по гулким этажам, разрастаясь, будто снежный ком, становясь все резче, навязчивее, смелее. Вслед за ним разнесся пронзительный длинный свист, и гигантский металлический монстр выглянул сразу во все окна своими разноцветными глазами.

Мог ли Хайли побледнеть? Нет, конечно. Его черты сливались с темнотой, и лишь на долю секунды Джереми почудилось, что по лицу друга расползается мучнистая маска страха.

Почудилась дрожь в его руке... Нет, это гудела под ногами земля. Её озноб усилился и обернулся полчищами злых муравьев, которые взбирались по ногам, ползали по телу, проникали в уши и мозг - и кусали, кусали... Хотелось закричать от ужаса и пуститься наутёк, но, словно в кошмарном сне - лодыжки окаменели, так что ни шагу не ступить, а губы сделались ватными и распухшими, будто обкусаны пчелами.

Парализованные жестокой судорогой, Хайли и Джереми застыли соляными столбами, и только на Боба вибрация, казалось, не подействовала. Он удивленно озирался, крутил головой и бубнил:

- А что, Дже, это и есть твоя радуга? А что это они ночью не спят? Разбудили гадов, ага? А что это они иль... илю... эту... и-ли-ми-на-ци-ю... устроили?

Длинные слова всегда давались ему нелегко.

Первым вырвался из оцепенения Хайли. Потянул Джереми за рукав:

- Пора мотать отсюда, пока нас не застукали. А ну-ка, двинули, парни.

И они "двинули" - не понеслись стремглав, а побрели, с трудом волоча словно закованные в кандалы ноги. Страх понемногу отпустил, а вместо него в мыслях воцарилась какая-то неразбериха. Тряска всё перепутала, разворошила, точно сквозняк - разложенные на столе документы. Откуда-то потянуло дымком и жареным на углях мясом.

- У работников праздник, - сообщил Хайли, едва ворочая языком. - Забыл, как называется. Какой-то национальный.

- Откуда ты знаешь? - спросил Боб.

- От Рамона.

Они вышли из темноты на свет, в жёлтое сияние фонарей. В рабочем посёлке что-то происходило. Между рядами длинных зданий, испещрённых дверями, собралась нарядная толпа. Никаких синих халатов - мужчины пестрели футболками всех цветов и оттенков, женщины блестели тяжелыми серьгами, бусами, цепочками и браслетами, мели асфальт подолами, расписанными невиданными цветами и птицами. Толпа собралась вокруг молодого парня с завязанными глазами. Улыбаясь от уха до уха, он размахивал длинной палкой, пытаясь достать до подвешенной на верёвке игрушки внушительных размеров.

- Смотрите, смотрите, - возбужденно закричал Боб, тыкая в неё пальцем, - здоровская лошадка! Из чего она? Из фольги? Блестит!

- Это пиньята, - объяснил Хайли, - они клеят её из бумаги, а внутрь кладут конфеты, шоколад, орешки.

- Я люблю конфеты, - простодушно сказал Торопыга, - и шоколад тоже. И орешки!

- Подойдём, поближе? - неуверенно спросил Джереми.

Его слова потонули в шквале радостных криков и громкого смеха - пиньята, наконец, лопнула, и на асфальт посыпался дождь из сладостей.

- Счастливые люди! - сказал Джереми. - Они, по крайней мере знают свое место в жизни, а мы? У нас и праздников-то нет, кроме дней рождения. Интересно, они хотя бы настоящие, эти дни, или тоже выдуманные?

- Зачем выдумывать дни рождения? Полная чушь! Или ты имеешь в виду возраст? Думаешь, нам не по шестнадцать лет? Прикольно. А сколько тогда? Больше или меньше? А, вот они, мои знакомые! - Хайли оживился и замахал руками, приветствуя кого-то из работников.

От пёстрой толпы отделились два парня - один высокий и худощавый, в джинсах и цветастой рубахе, другой в шортах и белой тенниске, коротенький, коренастый, как пенёк - и направились к ребятам. Высокий слегка прихрамывал.

- Доб-рай день, дру-зья! - произнес он по слогам, широко улыбаясь, - идите, идите к нам. Это весело. Весело! - повторил он с нажимом.

- Видишь, как заговорил по английски, - Хайли, довольно улыбаясь, пихнул друга в бок, - это я его научил.

Джереми с удивлением узнал в нём Рамона, только сейчас тот выглядел моложе и приветливее - и как-то жизнерадостнее, что ли - чем в первый раз.

- Мы вас приглашаем к нашему столу, - спутник Рамона махнул рукой в сторону газонов, где в ряд выстроились длинные столы с деревянными лавками, а рядом дымили мангалы. Сок стекал на горячие угли - и те шипели. В ночном небе плясали бабочки вперемешку с оранжевыми искрами.

- Боб! Где Боб? - опомнился Хайли и завертел головой.

- Да вон он - конфетами объедается, - усмехнулся Джереми и кивнул в сторону Торопыги, который с довольным видом разворачивал очередную конфету, растягивая в улыбке перепачканный шоколадом рот.