— Должно получиться, — сказал Фуражка и толкнул ногой дверь в подвал.

В подвале было темно и сыро. Фуражка нащупал на стене выключатель, и высоко под потолком загорелась тусклая красная лампочка.

В помещении был кафельный пол и такие же стены — грязные серые плитки, большинство из которых треснули лет двадцать назад. Часть плиток отсутствовала — в этих местах чернели квадраты.

Синими плитками на сером полу были выложена надписи — «Слава советским дрессировщикам» и «Место для приема пищи».

Большую часть подвала занимали клетки с мартышками. На всех мартышках были надеты бэтменские плащи.

— Здравствуйте гражданки обезьянки, — сказал Фуражка. — Как самочувствие? На что жалуемся?

Обитатели клетки внимательно посмотрели на вошедших и сгрудились в углу клетки. В плащах обезьяны напоминали маленьких мушкетеров. Мушкетеров было двадцать голов.…

Клетку с тигрицей Маша с Фуражкой заметили не сразу — она располагалась в дальнем темном углу.

На появление неизвестных ей людей Тамара никак не отреагировала — приняв их за своих мучителей — дрессировщика и его дочку.

Фуражка отодвинул щеколду и открыл дверь.

— Кис, кис, Тамара, пойдемте. Мы пришли за вами.

— Мяу, — сказала Маша, но тигрица никак не отреагировала на девочку в синем плаще и с мышиными ушами

— Она меня не понимает.

— Пробуй, Маша, пробуй, у нас очень мало времени, — Фуражка. — Сейчас объявят начало представления.

— Мяу, мяу, нам надо бежать, — Маша сорвала с себя маску. — Тамара выходи.

Однако Тамара лишь зевнула и отвернулась к стенке.

Между тем мартышки в соседних клетках заволновались.

— Все понимают без слов, — вздохнул Фуражка. — Они все-таки ближе человеку.

Маша готова была заплакать.

— Я что-то не так делаю, — девочка достала из кармана листок бумаги с пометками Веры Сергеевны. — Я ей должна сказать «идем за нами». Мяу, мяу, миу-у- у. Вроде бы все правильно. Но почему же она не откликается?

Девочка была в отчаянии:

— Сейчас сюда придут. Мне кажется, что я слышу их шаги. Миу-у-у.

На «миу-у-уу» Тамара приоткрыла глаза и повернула голову в сторону Маши.

— Она что-то понимает, — обрадовался Фуражка. — Давай, Машенька, давай.

— Так. Надо сосредоточиться и представить себя большой кошкой в маленькой клетке. Как говорит бабушка, почувствовать себя в ее шкуре.

— Это очень сложно, почувствовать себя в чужой шкуре, — вздохнул Фуражка. — Я пытался, но у меня не получается. Чисто теоретически могу, а вот так чтобы до конца… Все-таки мужчины более черствые существа.

— Так. Надо представить, что я сижу за решеткой, в темном сыром подвале. Мне хочется есть, мне хочется на свободу. Я очень хочу быть свободной и счастливой… Мяу, мяу, миу-у-у, — жалобно, как заблудившийся в большом городе котенок, замяукала Маша.

Тамара встала, потянулась, и шагнула из клетки.

— Ура! — обрадовался Фуражка.

Филимонович протянул руку к Тамаре и попытался погладить тигрицу.

— Спокойно, дядя Коля. Тамара не знает, что вы — друг. А я, боюсь, не сумею этого объяснить.

— Хорошо, хорошо, не буду вмешиваться, — Фуражка побежал открывать ворота, ведущие на улицу.

Маша погладила Тамару.

— Хорошая кошечка, идем с нами.

Тамара пошла за Машей.

— А с этими что делать? — Фуражка показал на мартышек. Мартышки, прижавшись к решеткам, внимательно следили за происходящим. — Они мне напоминают несовершеннолетних правонарушителей.

Фуражка открыл клетку с «правонарушителями», и те с криками выскочили из клетки.

— Бегите, — участковый помахал беглецам рукой. — Конечно, это безрассудство, но по-другому я поступить не могу.

— Думаю, что нам хорошо бы сняться у клетки с тигрицей, — предложил Неводуев-Нелюбичев Горбатовой. — Там должны получиться эффектные кадры.

— А давайте, мы еще поговорим, — Горбатовой надо было во что бы то ни стало задержать дрессировщиков в их гримерке. — Расскажите, кем были ваши родители. Я не совсем поняла.

— Разве непонятно, они работали в цирке, сначала дедушка, потом отец, потом я, сейчас, вот, дочь, — дрессировщик начинал раздражаться.

Аскольд еще раз вкратце изложил семейную историю и замолчал. О чем еще говорить, не знала и Горбатова.

— Скажите, воды у вас не найдется, что-то в горле пересохло.

— Пап, давайте, мы снимемся около клетки с тигрицей, — настаивала Марианна…

— Хорошо, идемте, — согласилась Горбатова. — Раз вы настаиваете.

Аскольд, Марианна и Горбатова с камерой спустились в подвал и Неводуев-Нелюбичев включил свет.

Навстречу людям выскочила мартышка в плаще, заверещала и бросилась к воротам, ведущей на улицу. Ворота открылись, Горбатова и дрессировщики зажмурились от яркого света.

— Папа! Смотри, все клетки пустые! — закричала дочь дрессировщика.

— Все пропало, кто-то выпустил всех животных и открыл двери на улицу, — только и смог сказать Неводуев-Нелюбичев. — Это конкуренты. Цирко-Гадицкие.

— Они всегда нам завидовали, — объяснила Марианна. — Это наши родственники по материнской линии.

— Давайте вы станете рядом с пустыми клетками, а я вас сниму, — попросила Горбатова. — Это будет сенсация.

Дрессировщики покорно подошли к пустой клетке.

Когда Галина выскочила на улицу, у входа в цирк уже собралась публика…

Дети, их родители, бабушки с дедушками. Они были одеты, что называется, по-праздничному. Преобладали белый и розовый цвета. Плюс немного голубого.

Среди всей этой праздничной публики своим черным платьем и такими же очками выделялась пожилая гражданка на скамейке.

— А почему тетя вся в черном? — поинтересовался у бабушки интеллигентный малыш в очках.

— Не знаю, Сашенька. Может быть, у нее неприятности.

У женщины, действительно были неприятности. Весь день Кочерга — а это была именно она — провела на ногах. У своих детей, которые жили в этом городе, Клавдия Ивановна решила не останавливаться — донесут мужу. А в черное Кочерга нарядилась, потому что решила, что это самый неприметный цвет.

В Незлобню Кочерга решила не ехать: раз тигрицу до сих пор не похитили, а завтра цирк уезжает на гастроли, то главные события произойдут именно здесь и сегодня. Так рассудила Кочерга, и не ошиблась.

Целый день Клавдия Ивановна бродила по городу и к началу представления выбилась из сил.

— А правда, что мартышка положит голову в пасть тигрице, — не отставал от бабушки Сашенька.

— Так пишут в газетах, — объяснила бабушка.

— Жалко обезьянок, — вздохнул мальчик.

— Скажу вам по секрету, никто никому голову в пасть класть не будет, — объяснила ребенку Горбатова и направилась в сторону «Волги».

«Все-таки здорово, что никто никому не будет класть голову в пасть», — Горбатова задумалась над сказанным. Ей показалось, что в этих словах есть какая-то еще не осознанная всем человечеством правда.

«Все-таки я иногда склонна к философствованию», — Галина не успела додумать мысль до конца, как почувствовала, что ее кто-то сильно схватил за локоть. Горбатова вздрогнула и обернулась — перед ней была женщина в шляпе и черных очках.

— Не бойтесь, это я — Клавдия Ивановна, — сказала женщина и сняла очки. — А этот наряд для конспирации. Против меня заговор. И во главе этого заговора мой муж.

— Клавдия Ивановна, мне сейчас не до вас, — попыталась освободиться Горбатова.

— Как это не до меня… Мы разве не вместе работаем?

— Нет, Клавдия Ивановна.

— Понятно, понятно. Значит, вы нашли тигра и теперь хотите самостоятельно получить миллион. Я предполагала такой исход событий, — зашипела Кочерга. — Не получится, не позволю. Караул, грабят! Эта женщина украла у меня миллион! — закричала что есть сил Клава.

— Отпустите меня, Клавдия Иванова, никакого миллиона я у вас не брала, взмолилась Горбатова, но Кочерга не отпускала.