Второго числа Гитлер, выступая в берлинском «Спорт-Паласте», объявил об «окончательном штурме Москвы».
Шестого подвижные соединения немецких войск прорвали оборонительный рубеж Ржев — Вязьма и подошли к можайской линии укреплений.
В районе Волоколамска, в восьмидесяти километрах от Москвы, завязались тяжелые, ожесточенные бои.
Газета «Красная звезда» 7 октября писала:
«Под угрозой само существование Советского государства. Каждый боец Красной Армии должен стоять насмерть и драться до последней капли крови».
Было решено эвакуировать многие наркоматы, дипломатический корпус, все научные и культурные учреждения, но ядро партийного и государственного аппарата, Ставка Верховного Главнокомандования оставались в столице.
Утром 16 октября центральные газеты сообщили:
«В течение ночи 14—15 октября положение на Западном фронте ухудшилось. Немецко-фашистские войска бросили против наших частей большое количество танков, мотопехоты и на одном участке фронта прорвали нашу оборону».
Не легче было и на Южном фронте.
16 октября в 5 часов 10 минут отошел последний транспорт с советскими войсками из Одесского порта. Части Красной Армии, более двух месяцев оборонявшие Одессу и сковывающие восемнадцать вражеских дивизий, вынуждены были оставить город.
Весь Крым, кроме Севастополя, тоже уже был захвачен немцами.
Танковая группировка генерала фон Клейста прорвала фронт на юге и внезапно захватила Бердянск и Мариуполь.
* * *
Ночью 9 октября в квартире Ананьина раздался телефонный звонок. К ночным звонкам Ананьин давно привык. Телефон стоял в кабинете на тумбочке рядом с диваном, на котором Сергей Аристархович спал уже второй год.
Ананьин поднял трубку:
— Слушаю…
— Сергей Аристархович, начальника НКВД в городе нет, он выполняет ответственное задание, немедленно приезжайте в горком вы!
Ананьин узнал голос первого секретаря Решетняка.
— Что-нибудь случилось?
— Приезжайте, узнаете…
Ананьин лег поздно и поспал всего ничего, но что делать — надо подниматься.
Дела на фронте были плохими. Это Ананьин знал не только по сводкам. Немцы подходили к Донбассу, но на южном фланге, по имеющимся сведениям, они были еще далеко.
Ананьин встал, подошел к окну и распахнул его. Было тихо. Свежий осенний воздух огладил лицо, отгоняя сон. Небо к рассвету посветлело, звезд осталось мало. Они струились тихим, малозаметным светом.
Ананьин жил на Ленинской, недалеко от кинотеатра «Рот фронт». Часть окон его большой квартиры выходила на центральную улицу, а часть — во двор, в сторону моря.
Ананьин надел галифе, натянул сапоги и, как был в нижней рубахе, вышел на кухню, а оттуда через черный ход во двор. И снова прислушался. Со стороны металлургического завода, трубы которого виднелись отсюда, доносился шум — завод работал.
Ни выстрелов, ни далекой канонады не было слышно.
Но Решетняк беспричинно звонить не стал бы, надо идти. Дежурную машину Ананьин вызывать не захотел. «Быстрее дойду, тут всего два квартала», — решил он.
В этот предутренний час Ленинская была пустынна. Только дворник на углу Лермонтовской сгонял метлой в кучу опавшие листья.
Желтые, мертвые листья шуршали под ногами. Под порывами ветра они будто оживали, приподнимались, кувыркались, подхваченные воздушной струей, неслись вскачь, потом с тихим шелестом снова ложились на асфальт и замирали.
Перед самым горкомом Ананьин увидел подъехавший газик. Из него вышли парторг ЦК металлургического завода Кузьма Хоменко и новый, недавно назначенный директор завода. С ним Ананьин еще не успел познакомиться, а Хоменко он кивнул, поздоровался, но тот сделал вид, что не заметил. «Какое хамство! — подумал Сергей Аристархович. — А я когда-то пожалел его… Вот и жалей после этого людей!»
Оба они — Хоменко и директор — быстро вошли в здание горкома.
В кабинете первого секретаря было людно. Здесь собрались все секретари райкомов, директора и секретари парткомов крупных заводов, начальник порта, начальник товарной станции Иван Дудка.
Собравшиеся располагались за длинным столом заседаний, а кто не поместился там, сидели на стульях вдоль стен. Место, на котором привык сидеть Ананьин, было занято незнакомым майором в запыленных сапогах.
Ананьин поздоровался и сел на свободный стул у окна.
В кабинет быстрым шагом вошел Лука Игнатьевич Решетняк. Был он спокоен, гладко выбрит, в отутюженном костюме.
— Все собрались?
— Нет только директора кожевенного завода и начальника милиции, — доложил помощник.
— Ждать не будем… Я собрал вас, товарищи, в неурочное время, потому что обстановка на фронте за последние сутки резко изменилась. Но об этом немного позже. Директора заводов пусть доложат о ходе эвакуации. Начнем с котельщиков.
— Вчера ушел очередной эшелон. Завод больше чем наполовину эвакуирован, — сообщил директор котельного завода.
— А у металлургов как? — спросил Решетняк, повернувшись к Хоменко и Астахову.
Ответил Хоменко. Он был начальником штаба по эвакуации. После металлургов доложили руководители «Гидропресса».
— А у нас на заводе около пятнадцати собранных мотоциклов. Есть запасные части еще на тридцать мотоциклов, — сообщил директор механического завода.
— Это очень хорошо, — обрадовался Лука Игнатьевич. — Готовые мотоциклы передайте Красной Армии. Вот вам и техника, товарищ майор. — Секретарь горкома обратился к военному в запыленных сапогах и представил его собравшимся: — Майор Томашевич, командир мотоциклетного батальона.
— Сколько вам понадобится времени, чтобы собрать остальные мотоциклы? — спросил Решетняк директора механического завода.
— Дня два.
— А точнее?
— Если работать ночью — управимся за сутки, — вмешался секретарь парткома механического завода.
— Вот и договорились. Через сутки все мотоциклы передайте командованию батальона. Многие из присутствующих уже знают, — продолжал Решетняк, — что немцы внезапно захватили Бердянск и Мариуполь и выбросили парашютный десант в районы Федоровки. Части Красной Армии, срочно переброшенные из-под Ростова, ведут с десантом бои. Завтра в помощь Красной Армии должны быть сформированы отряды народного ополчения. Руководителям заводов приказываю ускорить вывоз оставшегося ценного оборудования. Иван Григорьевич, — обратился Решетняк к начальнику товарной станции, — сколько вагонов у вас имеется на сегодняшний день?
Дудка по-военному встал, назвал цифру.
— Мало… По вопросу о транспортных средствах соберемся отдельно, в девять утра. Руководителям заводов и секретарям парткомов быть обязательно. Все, что нельзя вывезти, подготовить к взрыву…
После этих слов смолк даже шелест бумаг. Казалось, все перестали дышать.
— Да! Вы не ослышались — взрывать! — Эти слова нелегко дались и секретарю горкома. — Приказ товарища Сталина знаете, — тихо сказал Решетняк. — Ни одного станка, ни одного килограмма хлеба, ни одного вагона не должно остаться врагу. Если уж так случится, что враг ворвется в наш родной город, — все должно быть взорвано…
— В порту скопилось много зерна. Все не вывезем. Мало плавсредств. Как быть? — спросил начальник порта.
— Надо вывезти. Надо!.. Хлеб — те же патроны. Без хлеба не навоюешь…
— Может, часть раздать населению? — предложил кто-то.
— Раздать всегда успеем. Надо побольше вывезти… На металлургическом заводе есть подсобное рыболовецкое хозяйство, на других — тоже. Надо использовать все — баркасы, боты, лодки, наконец…
— Как быть с людьми? — спросил директор механического завода. — Вагонов не хватает для вывоза оборудования, плавсредств мало. И те будут заняты под зерно…
— С людьми?.. Часть уедет с эшелонами, которые повезут заводское оборудование, а остальные? Остальные — пешочком. Так и скажите людям прямо: пусть уходят пешком. Кто может, — сказал Решетняк. — На заводах дайте людям полный расчет… Пусть знают, что Советская власть в долгу перед ними не осталась, — тихо добавил он. — У меня все!
