— Потом, потом, — оборвал Эссери и заговорил с увлечением: — Его особенность заключается не в химическом составе, а в форме крупинок. Ты, конечно, знаешь, что сила взрыва зависит от быстроты сгорания пороха.
— Да-а, — подтвердил Каридиус, хотя и не знал этого.
Эссери понял это и повторил еще раз:
— Да, сила удара зависит от быстроты воспламенения. Вот, например: если я толкну тебя, ты удержишься на ногах, но если я вложу столько же силы в удар, нанесенный внезапно, ты упадешь.
— А-а! Понимаю.
— То же и со взрывчатым веществом. Формула его в грубых чертах: S равняется E, деленному на T, другими словами: сила удара равна энергии, деленной на время. Точнее было бы взять квадратный корень от T. Суть в том, что если время свести к нулю, сила удара повысится до бесконечности. Понятно?
Каридиус смутно помнил из алгебры, которую проходил в школе, уравнения, заключавшие в себе ноль и бесконечность. Эти два обозначения почему-то часто попадались рядом, и он поспешил согласиться.
— Это безусловно военное средство, — добавил изобретатель.
— Должно быть, — поддакнул Каридиус.
— Вот в этом и заключается моральная сторона вопроса, — серьезно проговорил Эссери.
— Как ты умудрился добиться таких причудливых форм? — с любопытством спросил Каридиус.
— Я пытался скопировать строение снежинок. Итак, вот относительно чего я хотел узнать твое мнение. Я полагаю, что этот порох должен принадлежать американской армии.
— Ну, конечно! — воскликнул Каридиус, с изумлением глядя на Эссери.
— Джим, я… на вашем месте не стала бы об этом говорить, — заметила мисс Сейлор ровным голосом.
Кандидат в члены Конгресса почувствовал себя слегка обиженным. Девушка явно относилась к нему с недоверием и только потому, что он так откровенно сознался в своем чисто практическом подходе к вопросам политики. Он с горечью подумал, что такая откровенность сама по себе должна была бы показать ей, что он лично — честный человек.
Эссери жестом отвел ее возражение:
— Так вот, я разработал этот процесс самостоятельно, здесь, у себя в лаборатории. А между тем десять лет назад, когда я поступил на службу в Рэмб-Но, я подписал, как водится, обязательство передавать в распоряжение компании все, что бы я ни изобрел. Но я считаю, что исключительное право использования этого пороха должно принадлежать Соединенным Штатам. Не вечно мы будем жить в мире с другими народами, Каридиус. Все эти военные корабли, и боевые самолеты, и отравляющие газы… не для одних маневров мы их изготовляем.
— Ну, еще бы!
— Возможно, что к моменту войны порох выйдет из употребления, как вышли стрелы и лук, но, возможно, и нет. И на этот случай нам надо иметь лучший в мире порох, то есть тот, который ты видишь в этой пробирке.
— И в самом деле, почему бы нашему правительству не взять монополию на твой…
— В том-то и дело, что он не мой и я не могу передать его в собственность государству. Он принадлежит Рэмб-Но.
— Ну и что же? Разве государство не может его получить?
— Компания захочет продавать его другим странам, захочет извлечь из него как можно больше денег. Они любят кричать о своем патриотизме и о необходимости повышать нашу обороноспособность, но на деле им нужны только деньги и деньги.
— Да, конечно, — подтвердил Каридиус, это он понимал прекрасно.
— Кроме того, наш завод имеет соглашение с французской компанией Ладалье-Дюбийес по обмену опытом в разработке взрывчатых веществ. А я вовсе не хочу, чтобы мой порох попал в какую-нибудь другую страну.
Каридиус мысленно представил себе огромные оружейные заводы с интернациональными сферами влияния. В этом было что-то романтическое, как-то не вязавшееся с реальной угрозой войны.
— Теперь я, кажется, понимаю, какая моральная проблема создается для тебя, — сдержанно заметил кандидат в члены Конгресса.
— Чистейшее резонерство, — резко перебила его мисс Сейлор.
— О нет, нет, — запротестовал Эссери, — я в самом деле люблю свою родину. Может быть, это глупо, Каридиус, но это так.
— Нет, это совсем не глупо, — рассеянно отозвался Каридиус. — Но что же ты намерен делать?
— Мне приходила в голову мысль взять на чужое имя патент на изготовление этого пороха, — медленно проговорил Эссери, — а потом передать его в Военное министерство.
— Это было бы нарушением договора, — констатировал Каридиус, — если я правильно понимаю условия твоего соглашения с компанией.
— По-моему, это было бы злостным присвоением, — перебила мисс Сейлор.
— Почему вы так думаете? — спросил Каридиус, которому хотелось расположить к себе девушку.
— Потому что изобретение Джима в данный момент принадлежит компании. Если он продаст его на сторону, значит, он присвоит его.
— Нет, нет, такой поступок можно квалифицировать самое большее как нарушение контракта. Вы как будто против того, чтобы он это сделал?
— Нет, вовсе нет, — заявила мисс Сейлор к величайшему удивлению кандидата. — Я только говорю: надо называть вещи своими именами. Это не патриотизм. Это стяжательство и… раздражение… Джим считает, что Рэмб-Но поймала его в свои сети этим контрактом. Поймала, когда он был еще молод, полон идеалов и, само собой разумеется, беден — так же, впрочем, как и сейчас. Он считает себя обиженным и охотно обошел бы контракт, заработав на этом деньги, вот и все.
— Ну, а вы-то сами на чьей стороне? — спросил Каридиус.
— Ни на чьей. Я только хочу, чтобы Джим решал, учитывая реальное положение вещей. Готов он рисковать своей репутацией ради одного шанса на миллион или предпочитает сберечь репутацию и продолжать по-прежнему получать восемьдесят семь долларов в неделю? Я хочу, чтобы он не припутывал сюда американский флаг, а принял определенное решение — то или иное. Я не хочу, чтобы ему пришлось жалеть впоследствии, если он будет обманут в своих надеждах.
Каридиус был шокирован словами мисс Сейлор.
— Что вы говорите! — возразил он. — Джим, конечно, прав. Для человека родина должна быть выше всяких личных соображений.
Эссери воспрянул духом:
— Ну, разумеется, это так. Роза просто не понимает, что мной руководит прежде всего любовь к моей стране.
— Зато я тебя вполне понимаю, — прочувствованно сказал Каридиус.
— И ты думаешь, что я должен предложить свое изобретение Военному министерству?
— Я думаю, что мысль о родине должна вытеснить мысль о личном риске.
— Вот видите, — обратился Эссери к лаборантке, — как рассуждает мужчина.
— Вижу, — сухо подтвердила она.
— То-то, — облегченно вздохнул изобретатель. — А теперь, Каридиус, пока ты не ушел, я хочу показать тебе еще одну штуку, которую я придумал. — Он повел Каридиуса в другую часть лаборатории. Там на столе стояла небольшая стеклянная подставка с проволочной спиралью, напоминающей не то воронку, не то миниатюрную пушку. — Помнишь, Каридиус, я говорил о том, что придет, может быть, время, когда все виды пороха устареют?
Кандидат в члены Конгресса внезапно заинтересовался стоящим перед ним аппаратом:
— Неужели ты хочешь сказать, что эта вот штука заменит порох?
— Не знаю, впрочем, надеюсь… У меня уже нет сомнений, что порох может быть окончательно упразднен. И был бы счастлив, если бы мне удалось нанести ему последний удар… Роза, осталась у нас еще мышь?
— Да, — отозвалась девушка с легким неодобрением.
— Будьте добры, приготовьте ее.
Мисс Сейлор подошла к шкафу и вынула оттуда небольшую клетку с белой мышью. Она поставила клетку на расстоянии примерно ярда от электрического орудия и ушла в другой конец лаборатории.
— Не может видеть, как я убиваю мышей, — вполголоса объяснил Эссери.
Каридиус чрезвычайно заинтересовался производимым опытом. Он переводил взгляд с крошечной пушки на мышь и чувствовал, что сейчас разыграется крохотная трагедия.
— Отойди немного, — распорядился Эссери. — Я не знаю точно, какой радиус захватят переменные колебания.
— Это опасно?