I
Канун святой Агнесы... Холод злой!
Иззябший заяц прячется, хромая;
Взъерошил перья филин под ветлой,
И овцы сбились в кучу, засыпая.
Монашьи четки медлят, застывая,
Не повинуясь ноющим рукам.
Дыханье мерзнет, в полумраке тая,
Как будто из кадила фимиам
Пред Девою Святой восходит к небесам.
II
10 Но преисполненный долготерпеньем,
Колена преклонив, монах босой,
Постами изнуренный, со смиреньем,
Молясь, поник над каменной плитой.
Потом встает: с мигающей свечой,
Скорбя душою, он проходит мимо
Надгробий рыцарей, с немой мольбой
К груди прижавших руки недвижимо —
О, в ледяной броне им стужа нестерпима!
III
19 Чуть за порог ступил — ив тот же миг
Донесся отзвук радостного пира,
И золотой мелодии язык
До слез растрогал сгорбленного сиро,
Обетом отрешенного от мира.
Урочный пробил час: ему пора
Заступничества ангельского клира
Близ очага, погасшего вчера,
За грешников молить до самого утра.
IV
28 Но смолкнул зов прелюдии утешной:
Издалека, сквозь хлопанье дверей,
Распахнутых толпою слуг поспешно,
Пронзили слух рулады трубачей.
Готовые приветствовать гостей,
Сияют залы праздничным нарядом,
И ангелы — подпоры галерей —
Сложив крыла крест-накрест, кротким взглядом
Стремятся к небесам, застыв недвижным рядом.
V
37 Вдруг шум и блеск — плюмажи, веера,
Стремительного празднества круженье:
Так в юный ум минувшая пора
Вселяет роем дивные виденья
Былых торжеств. Но дева в отдаленье,
Мечтаньями тревожными полна,
День зимний этот провела в волненье —
Святой Агнесе сердцем предана,
Ждет покровительства небесного она.
VI
46 Твердили ей в кругу матрон почтенном:
Девицам в эту полночь, мол, дано
Узнать восторг в виденье сокровенном,
Влюбленных речи слышать суждено,
Но надобно запомнить им одно:
Без ужина отправиться в постели —
И чтоб по сторонам или в окно
Они смотреть украдкою не смели,
А у небес благих просили, что хотели.
VII
55 Причудливыми грезами полна,
Томительно вздыхает Маделина.
Не внемлет стону музыки она,
Взор опустив божественно-невинный.
Проносится с шуршаньем томным длинный
За шлейфом шлейф, но кавалерам тем,
Что перед ней раскланивались чинно,
Не раз, не два пришлось уйти ни с чем:
Ей тошен бал, она чужда всему и всем.
VIII
64 Под гром литавр ступая отрешенно,
Потом танцует два часа подряд.
Скользит по сутолоке оживленной
Ее пустой и безучастный взгляд.
Вокруг смеются, обольщают, мстят,
Влюбляются, тотчас забыв об этом.
Она среди веселья и отрад
Равно чужда насмешкам и приветам,
Ждет, что блаженный час наступит пред рассветом.
IX
73 Теперь она исчезнет — решено!
Но тут как раз гавот раздался снова...
В тени портала между тем давно
Укрылся юный Порфиро, готовый
За Маделину жизнь отдать без слова.
Верхом он по болотам прискакал —
И вот теперь заступника святого
Молил помочь войти незримо в зал:
Он обнял бы ее — в слезах к ногам припал!
Х
82 И Порфиро шагнул с отвагой дерзкой
Под ненавистный кров, где гибель ждет
Где жертвой станет шайки богомерзкой,
Где штурмом меч безжалостный возьмет
Пылающую грудь — любви оплот,
Где псы готовы кровожадной пастью,
Науськанные на враждебный род,
То сердце растерзать, что рдеет страстью.
Но есть и там душа, готовая к участью.
XI
91 О небо, вот она! Почтенных лет,
Блюстительница строгого порядка,
Приблизилась, ворча на белый свет.
Держа в руке клюку, походкой шаткой.
Вот Порфиро позвал ее украдкой:
Заслышав в тишине его шаги,
Бормочет и трясет седою прядкой:
«Беги отсюда, Порфиро, беги!
Не медли же, скорей — здесь все твои враги!
XII
100 Там Гильдебранд, не знающий пощады,
В бреду, в горячке, с пеной на губах,
Уродливей греха и злее ада,
Такие слал тебе проклятья — страх!
Беги! Лорд Морис, старый вертопрах,
Опять грозился...» — «Помолчи, болтунья!
Присядь-ка лучше — и не впопыхах
Скажи...» — «Нет-нет, душа моя — вещунья:
Не увидать тебе другого полнолунья.
XIII
109 Скорей сюда!» За нею он идет
Извилистыми гулкими ходами,
Плюмажем задевая низкий свод,
Весь затканный паучьими сетями,
И слышит шепот: «Милость божья с нами!»
Убог и тесен старческий приют.
«Во имя тех сестер святых, что в храме
У алтаря двух агнцев остригут,
Скажи, Анджела, мне — что, Маделина тут?»
XIV
118 «Канун Агнесы — да, но лиходеи
Людскую кровь прольют и в день святой:
Когда б тебе повиновались феи,
И нес ты воду в сите ведьмы злой —
А так войти сюда... Господь с тобой!
Я вся дрожу... Красавице утеха
Нашлась моей — гадать в тиши ночной:
Пошли ей небо в ворожбе успеха!
Тут впору слезы лить, а я давлюсь от смеха».
XV
127 И улыбается беззубым ртом,
Освещена бесстрастною луною,
Согнувшись над холодным очагом.
А Порфиро растерян, как порою
Проказник перед бабушкой с клюкою.
Но счастлив он узнать, что предана
Легендам древним чистою душою,
Любимая в тиши ночной, одна,
Сейчас во власти чар пленительного сна.
XVI
136 Подобно розе царственно-пурпурной,
Расцветшей вдруг, явился дерзкий план —
И алой страстью запылало бурно
Истерзанное сердце, злой тиран...
Ему старуха: «О злодей! Смутьян!
Прочь! И не вздумай: нет к тебе доверья,
Замыслил ты бессовестный обман.
Так молод и так полон лицемерья —
Нет, от таких, как ты, запру покрепче дверь я!»
XVII
145 «Анджела, милая! Творцом клянусь,
Да не найдет душа моя спасенья!
Я Маделины нежной не коснусь,
Ничем не потревожу сновиденья,
Не брошу взгляд в порыве вожделенья.
Молю в слезах! А нет, не тратя слов,
Не стану здесь таиться ни мгновенья
И криком громким созову врагов:
Пусть стаей кинутся — я встретить смерть готов».
XVIII
154 «О господи! Убогое созданье,
Старуху — как не стыдно так пугать?
Вот-вот мои окончатся страданья,
Вот-вот ответ придется небу дать,
А ведь тебя в молитвах поминать
Не забывала ввек я, право слово».
И Порфиро, готовый зарыдать,
Исполнился раскаянья благого.
Излив свой правый гнев, она смягчилась снова.
XIX
163 Тайком она ему укажет путь
В покои Маделины, где влюбленный
За полог скроется, боясь дохнуть —
Невидим там пребудет, упоенный
Невинной красотой во власти сонной:
Невеста будет там наречена,
Где в полночь фей ступают легионы:
Такая ночь, как эта ночь, одна
С тех пор, как Мерлин долг свой заплатил сполна.
[83] XX
172 «Да будет так, твоей покорна воле!
Дитя мое, пора — поторопись:
В глазах темно, дохнуть невмочь от боли
Ну точно иглы в голову впились.
Скорей бы лечь... Смотри, не оступись
Там, где у лютни пяльцы с вышиваньем.
Я отлучусь, а ты пока молись:
Бог даст моим исполниться желаньям —
Я вас благословлю у церкви пред венчаньем».
XXI
181 В каморке за решетчатым окном,
Считая бесконечные мгновенья,
Ждет Порфиро, сжигаемый огнем:
Надеждами сменяются сомненья;
И наконец дождался возвращенья
Кормилицы. Сбиваясь и спеша,
Ему старуха шепчет наставленья.
Остерегает, добрая душа —
И в путь пускается, от страха чуть дыша.
XXII
190 Вот, проплутав но тьме, средь мрачной жути,
Вослед за проводницею хромой.
Теперь один в девическом приюте
Вдруг очутился трепетный герой.
Тем временем на лестнице крутой
Анджела с Маделиною столкнулась:
Та отвела старушку на покой,
Прощаясь, ласково руки коснулась...
О Порфиро, смотри, смотри — она вернулась!
XXIII
199 Вмиг сквозняком задунута свеча,
Исчез дымок, в прозрачном блеске тая.
Впорхнула, запыхавшись, трепеща,
И медлит, от волненья замирая.
Но сердце, немотой изнемогая,
Ей ранит грудь и бьется все сильней:
Так на исходе сладостного мая.
Напрягшись, безъязыкий соловей
Не в силах больше петь — и пикнет меж ветвей.
XXIV
208 Узорною увенчанное аркой.
Причудливой резьбой окружено,
Залитое луной полночно-ярком,
Бессчетными огнями зажжено.
Трехстворчатое высится окно,
И стекла, махаона многоцветней.
Пылают, как пурпурное вино;
На гербовом щите еще приметней
Кровь королей: горит враждой тысячелетней.
XXV
217 Морозный свет струится сквозь витраж
И теплый блик бросает багрянистый
На вырезной шнурованный корсаж,
На крестика александрит искристый.
Цвет алой розы в нимб вплетен лучистый —
Мерцающий неясно ореол;
В сиянье красоты небесно-чистой
Не ангел ли, покинув вышний дол,
Колена преклонить из рая снизошел.
XXVI
226 Дышать не в силах Порфиро от счастья:
Молитвой жаркой дух свой укрепив,
Браслет нагретый с тонкого запястья
Сняла, душистый распустила лиф.
Шурша, сползает шелковый извив
Скользнувшего по телу облаченья:
Русалкою, когда ее прилив
По пояс скрыл, заветного явленья
Агнесы ждет она, боясь спугнуть виденья.
XXVII
235 Потом, в гнезде прохладном затаясь,
Она тревожным устремилась взором
Перед собой, мечтами уносясь
В края далекой радости... Но скоро.
Тоску дневную отогнав с укором,
Теплом румяных маков напоен,
Как требник мавров золотым затвором,
Сомкнул ей веки благодатный сон:
Так ночью роза вновь сжимается в бутон.
XXVIII
244 Пред опустевшим брошенным нарядом
В углу укромном Порфиро застыл,
Не отрываясь восхищенным взглядом,
Взволнованной души смиряя пыл.
Затем бесшумно на ковер ступил,
В тиши заслышав ровное дыханье —
И, бережно шагнув, благословил
Ее груди дремотной колыханье...
Как сон глубок и тих в чуть призрачном сиянье!
XXIX
253 Но издали донесся шум и крик,
Внезапно возмутив покой уютный,
И бойко в уши Порфиро проник
Лихой рожок, заливисто-беспутный.
Рассыпал барабан свой треск минутный —
И, пререкаясь с праздничной трубой,
Невнятной речью, сдержанной и смутной,
Ответил глухо горестный гобой,
И тотчас смолкло все за звякнувшей скобой.
XXX
262 Но долго-долго длился безмятежный,
Лазурновекий и беззвучный сон...
На скатерти он ставит белоснежной
Все яства экзотических сторон:
Сиропы сдабривает киннамон,
Соседствуют миндаль и персик рдяный,
Прозрачное желе, айва, лимон,
Густой шербет и сладостная манна —
Из Самарканда, из кедрового Ливана.
XXXI
271 Пылающей рукою громоздит
Он щедрые дары чужого края:
В корзинах ярких роскошь их блестит,
Прохладный аромат распространяя.
Спит Маделина, ни о чем не зная.
«Теперь очнись, о нежный серафим!
Я — твой паломник, ты — моя святая.
Скорей открой глаза — иль сном глухим
Забудусь близ тебя, отчаяньем томим».
XXXII
280 Сон девы затенен завесой пышной,
Свисающей с лепного потолка.
Над Маделиной Порфиро неслышно
Склоняется — и робкая рука
К подушке прикасается слегка.
Но полночь властно чувства чаровала —
И, словно скованная льдом река,
Во сне оцепенев, она молчала,
А лунный свет играл на кромке покрывала.
XXXIII
289 Взял лютню он — и песня полилась,
Полна печали и надежды страстной:
«La belle dame sans mercy»
[84] она звалась,
Ее отчизной был Прованс прекрасный.
Но Маделина в дреме безучастной —
Недвижна словно статуя — и вдруг
Глаза открыла. В их лазури ясной,
Как туча налетевшая, испуг...
Он, смолкнув, ниц упал — лишь сердца слышен стук.
XXXIV
298 Но широко раскрытыми глазами
Блуждая в царстве сладостного сна,
Наполнив их туманными слезами,
На Порфиро глядит, глядит она.
Не узнает его, потрясена
Случившейся нежданно переменой.
Внезапная страшна ей тишина:
Недвижен он, обняв ее колена;
И сердце полнится тревогою смятенной.
XXXV
307 «Ах, Порфиро! Мгновение назад
Твой дивный голос, клятвенно-влюбленный,
С напевами сливался в стройный лад;
Сиял твой взгляд, восторгом озаренный —
И вдруг ты побледнел, тоской сраженный,
И, лютню уронив, поник, скорбя...
Молю: стань прежним, песней окрыленной
Утишь тревогу, успокой, любя:
Знай, нету на земле мне места без тебя».
XXXVI
316 И Порфиро воспрянул упоенно:
Как тонет метеор в пучине вод,
Звездой слепящей канув с небосклона,
Как с розой заодно фиалка льет
На утренней заре дыханья мед,
Так с Маделиной Порфиро... Все смолкло,
И только ветер в окна яро бьет
Колючим снегом, сотрясая стекла.
Померкла ночь: луна в прорывах туч поблекла.
XXXVII
325 «Темно: буянит ветер ледяной.
Нет, то не сон: в твоем тону я взоре».
«Темно: разбушевался ветер злой.
Увы, не сон — о горе мне, о горе!
Теперь меня покинешь ты в позоре.
Жестокий! кто привел тебя сюда?
Обманута тобой, погибну вскоре,
Как горлица, лишенная гнезда.
Но все прощаю — и прощаюсь навсегда!»
XXXVIII
334 «О нежная невеста — Маделина,
Мечтательница милая моя!
Нет для меня другого властелина,
Твоим вассалом верным буду я —
И, преданность священную тая,
Твоим щитом багряным буду ныне.
Доверься мне: заброшенный в края
Мне чуждые, я мнил себя в пустыне —
И вдруг, как пилигрим, приблизился к святыне.
XXXIX
343 Бушует вьюги безобразный бред,
Но нам она должна быть добрым знаком.
О поспеши: пока не встал рассвет,
По просекам и мшистым буеракам
Умчимся вдаль, окутанные мраком.
Поторопись, любимая: сейчас
Упившимся злокозненным гулякам
За пиршеством разбойным не до нас.
Вон там, за пустошью, мы скроемся с их глаз!»
XL
352 И Маделина с Порфиро поспешно
Сбегают вниз, вдоль леденящих стен.
Им чудятся драконы в тьме кромешной —
И копья, и мечи, и страшный плен.
Но замок будто вымер... Гобелен,
С картинами охоты соколиной,
Качался на ветру. Взвевая тлен,
Гулял сквозняк по галерее длинной,
Волнами пробегал ковер, как хвост змеиный.
XLI
361 И к выходу в глубокой тишине
Две незаметно проскользнули тени.
Храпит привратник, привалясь к стене,
Бутыль пустую уронив в колени.
Дымит трескучий факел. В сонной лени
Пес поднял голову, и мирный взгляд
Их проводил. На стертые ступени
Упав, засовы тяжкие гремят:
В распахнутую дверь ворвался снежный ад.
XLII
370 Они исчезли в белой мгле метели
Давным-давно — и след давно простыл.
Барон всю ночь ворочался в постели;
Гостей подпивших буйный пляс томил
Чертей и ведьм — ив черноту могил
Тащили их во сне к червям голодным.
Анджелу тяжкий паралич разбил;
С раскаяньем, на небе неугодным,
Почил монах, склонясь над очагом холодным.
(Сергей Сухарев)
