Архипа уже стала злить эта непонятливая, ворчливая баба. Пора принимать кардинальные меры — спорить с ней бесполезно, надо проскочить другим путем. Тогда он поставил вопрос по-иному, изменив конкретно тон:

— А Вы никогда не рассматривали концепцию, что люди, идущие рядом с Вами, могут Вас не правильно понять?

— А чего не правильно? — не поняла «стрекоза».

— Я вот что имею ввиду, уважаемая, — продолжил Архип, понизив тембр голоса до баритона, не свойственного людям на холодном Байкальском льду. — Вы понимаете, с кем Вы рядом идете и ругаете кого?

— Что ещё? — рыжая подняла голову.

Её глаза, наверняка, вызывающе смотрели на наших ребят, но за огромными, зеркальными, совсем ей не шедшими очками, этого не было видно. Но по позе и голосу, легко угадывалось.

— Давайте с Вами предположим, что в данный момент вы разговариваете с человеком, который занимает довольно высокий государственный пост и в настоящее время, находясь в отпуске, решил со своим старинным другом пройти по Байкалу, так сказать, немного размяться. Человек этот — чиновник, понятно, что мало двигается — работа такая. Больше сидит за столом и в президиуме, автомобиль его государственный возит с номерным знаком «001», давно этот человек физически не упражнялся. Однако, повторюсь, в отпуске, решил с молодежью наравне покорить Байкал, пересечь пешком, не смотря на звания, должности и правительственные награды. И пошел. А с ним пошел его друг — известный ученый, заслуженный медицинский работник, отоларинголог…

— Кто?

— Ухогорлонос — так понятней?

— Да, так бы и говорили.

— Хорошо, говорю: ухогорлонос, тоже мало двигается, потому что всё больше лечит людей по семь дней в неделю. Но тоже пошел, пока есть небольшой перерыв в работе. И вот, они идут, общаются, наслаждаются панорамой, обсуждают проблемы текущего момента, никуда не спешат, потому что некуда спешить — такое в их жизни не часто бывает, чтобы посреди Озера, вдвоем и никаких звонков и вызовов. Кроме того, они всё, как полагается, оплатили, за ними должны следить, помогать, если надо, накормить на промежуточном пункте и доставить в город по окончанию перехода. И им не обязательно надрываться и тащить свои мешки, если есть возможность отправить их на санях к месту сбора. Им, важнее для самих себя, пройти маршрут, так сказать, путь осилить, чтобы понять, что они ещё не совсем потеряли форму. Мужики же, все-таки, хоть и мало двигающиеся, потому что прилично обставлены государственными делами и заботами о здоровье российских граждан. А хочется пройти, подышать свежим байкальским воздухом, вспомнить молодость, покушать с ребятами из одного котла, и на автобусе, а не на служебной машине, заметьте, вместе со всеми вернуться домой, чтобы потом это всю жизнь вспоминать с удовольствием и самоудовлетворением. Правильно я рассуждаю? Вы улавливайте мою мысль?

— Ну.

— Ну? Вот Вам и ну. А тут появляется миловидная женщина, начинает немножко хамить, ругать и заставляет их нервничать и идти зачем-то быстрее, не давая им насладиться тишиной, далью безбрежной, простором и красотой неописуемой. Не дает возможность получить позитивный заряд энергии для дальнейшей работы на благо отчизны и граждан нашей великой, огромной, могучей Страны. Почему, спрашивается, люди, которые всё оплатили, которые ничего плохого не сделали, а лишь слегка выпили со старыми друзьями за встречу, не шумели и не хулиганили, теперь должны идти и слушать, как их отчитывает довольно симпатичный человек, который получил деньги за то, чтобы устроить им качественный, приятный, безопасный отдых, пусть даже, в виде прохождения марафонской дистанции по скользкому льду. И ещё нужно учесть, что вполне могла бы быть метель, а нет — наши уважаемые люди, несмотря даже на это, идут наравне со всеми, и нет рядом с ними телохранителей, и никто не подозревает, кто они такие. А люди идут! Так что, уважаемая, давайте будем уважать друг друга.

— Мне всего-то каких-то несчастных пять тысяч за это платят. А я иду, — пожаловалась «стрекоза».

— Вот, видите — вам пять тысяч, вашему сыну пять тысяч — десять тысяч за один день в бюджет семьи. Вы не бесплатно идете. А мы рядом с Вами идем, да ещё за это уплатили. И довольно прилично. Хотелось бы узнать, чем кормить нас будут на сто пятом меридиане?

— Лапша, бутерброд, чай, шоколадка. Там ни сто пятый меридиан — торосы в этом году, пришлось лагерь ближе ставить к западному берегу.

— Вот как? И намного ближе?

— От лагеря до Листвянки километров пятнадцать.

— По прямой?

— Наверное. Но там приличный загиб есть. И не один.

— Интересно получается, опять же, — не унимался Архип. — Получается, от Танхоя люди идут до промежуточной стоянки километров тридцать, а то и больше. Правильно?

— Да, так и есть. А что? — не понимала «стрекоза». — Зато потом идти меньше. Раз — и на берегу.

— Точно, точно. Но это лучше объяснить дилетантам. Я понимаю так: если промежуточный лагерь ближе к берегу, чем надо, следовательно, до него от берега тоже ближе. Так?

— Так.

— Так, конечно. Значит, завозя продукты и все остальное, организаторы перехода экономят на горючем — кататься же от берега до лагеря и обратно меньше приходится, правильно?

— …. — Она посмотрела на Архипа, но отвечать не стала. Что-то её начало тревожить.

— Значит, мы тут идем, ломаем ноги по торосам, устаем, слушаем, как нас ругают, за то, что мы отправили свои мешки на санях, голодаем, так сказать, лишние десять километров, возможно, налетит шквальный ветер, возможно, землетрясение разломает лед, но мы оплатили, чтобы это вы всё предусмотрели и приняли меры, если будет такая необходимость, а за наши же деньги, сэкономив на горючем, организаторы перехода к нам приставляют спасателя, который за пять тысяч в день, идет и проедает нам плешь своим недовольством нами. Не порядок! Что это такое? С этим нужно будет, как следует разобраться! Не порядок! Люди не должны страдать! Мы к этому ещё вернемся. А пока…

— О, куда это они? — рыжая спохватилась и направилась к парочке влюбленных, которые сошли с вешек, чтобы срезать поворот и пошли по чьим-то следам.

Идти там было вполне безопасно — много людей там прошло, судя по следам, видимо, «стрекозе» просто хотелось уйти от этих двух непонятных типов с ихними разговорами, и она нашла повод, и ушла вбок.

— Лихо! — оценил Олег.

— Запыхался я, — сознался Архип. — Сколько сил потратил на клушу. Но так-то, правильно же всё разжевал?

— Более чем. Я сам не понял бы, почему промежуточный лагерь ближе к берегу. Не задумываясь, считал бы, что для нас так лучше — меньше идти после обеда.

— Во-во, и они так рассудили, благодетели наши. Дурят нашего брата. И на мозги ещё капают. Ну, ладно, я помолчу немного — запыхался. Ничего? Не обидишься, если я помолчу?

Олег улыбнулся.

— Конечно, ничего. Тебе палец в рот не клади — не знаешь, порой, что ответить, чтобы впросак не попасть.

— Не целься в Просак, тогда не попадешь, — попытался сострить Архип, но это не совсем у него получилось, поэтому, чтобы сгладить уголок, он добавил: — Согласись, Олега, технично?

— Грамотно, — согласился вежливый Олега и протянул бутылку Аршанской воды.

Архип попил, поблагодарил и замолчал на какое-то время.

На «105 меридиане» хлопали разноцветные флаги, играла музыка, кипела вода в полевой кухне, стоял целый ледяной городок с башенками и воротами виде арок, ярко-алая палатка, и ледяные, прозрачные туалеты. («Ещё бы из увеличительных стекол они туалеты построили!» — не преминул заметить Архип.) Люди в разноцветных одеждах, обедали и фотографировались. Была даже телевизионная компания местного канала. Эта компания, у кого не лень, брала интервью. Димка Александров поил оператора коньяком и без ограничений снимался, как самая колоритная фигура. Колины дети, действительно, вымотались, аж глаза ввалились. Им уже не хотелось никуда идти. Особенно дочке. Коля позвонил на базу (здесь уже сотовый брал) и вызвал «Хивус».