— Лесенки протоптаны уже, иди по ним змейкой, не рви в лоб, как тогда на Бабхе — задохнешься. Иди мелким шагом. Солнце будет садиться, поднимется ветер — смотри, чтоб не сдуло, то есть, страхуй себя ледорубом — он постоянно должен быть вбит в лед, когда отдыхаешь. Ещё, там, скорее всего, трещины, — осторожней. Поднимешься, и сразу назад, чтобы не по темноте, а то можно в трещину угодить. Назад спускаешься так: садишься на задницу, ледоруб под мышку, поднимай и подгибай ноги, чтобы кошки не цеплялись за лед, и скользи вниз. Чувствуешь, что разогнался, дави телом на ледоруб — он врезается в лед и тормозит. Не вздумай тормозить ногами! Клык кошки лед поймает, тебя перевернет на живот, понесешься, как угорелый, затормозить уже будет невозможно, залетишь в трещину или переломаешься весь на спуске, если не залетишь! Понял?

— Понял.

Коля ещё раз показал, как нужно спускаться. Потом забрал у меня рюкзак и сказал:

— Я тебя здесь жду. Пошел!

— Нет, Коля! — ответил я. — Спускайся в лагерь. Меня вон те подождут — и я показал на шесть точек на вершине ледника. — Я с ними договорюсь. Не бросят же они меня одного здесь ночью? Лучше, ужин приготовь и чаю навари — я пить хочу. Хорошо, бродяга!

Я хлопнул Колю по плечу, подмигнул и улыбнулся. Тому ничего не оставалось делать, как согласиться.

— Хорошо. Я дождусь их, сам с ними поговорю. А ты, давай, быстрее… и не спеша.

И я полез.

Ветер пронизывал насквозь! Перед глазами мелькали синие блики и полосы! Времени, почти, не было на отдых — я лез на вершину по прямой, в лоб, как выразился Коля.

— Так, — разговаривал я сам с собой, — не спеши, тридцать три шага и отдышись — восемь резких выдохов.

Тридцать три шага, это я сам придумал, потому что Христу было тридцать три года, когда его распяли, и он воскрес. Но тридцать три шага на стене, это метров пять-семь, в лучшем случае, а то и меньше. Но я лез, просил Господа помочь, и лез, лез, лез… А ветер дул и пронизывал, а солнце скатывалось и слепило, и холод наступал. Но я лез. И залез! До первой, малой вершины. А там уже дальше по камням, по гребню пошел на большую — там она недалеко и идти не трудно.

На встречу спускалась последняя команда. Трое парней и три девчонки. Удивились, встретив меня так поздно. Переговорили. Они без сомнения согласились ждать меня у озера под ледником.

— Там мой друг мерзнет — меня ждет, гоните его в лагерь, чего ему меня ждать?

— Хорошо, — пообещали ребята, — выгоним. Мы сами подождем, пока чаю нагреем. Спустишься — попьем. С Богом!

— Спасибо! Христос воскрес, кстати!

— Воистину, воскрес!

«Весь мир на ладони, ты счастлив и нем…» Горные вершины — все ниже тебя, красные от заходящего солнца! Внизу, под горами, темень непроглядная — там уже ночь. С одной стороны перед тобой — Монголия, красавец Хубсугул — высокогорный брат Байкала, даль необъятная Монгольской равнины. С другой стороны — Россия. Горы, горы, горы — заснеженные, величественные Саяны. Под ногами, большей частью, желтый снег. На самой верхней точке, сложенной из валунов горке, — алюминиевый барельеф: «50 лет ВЛКСМ». Серые в крапинку камни валяются вокруг. Один камень в карман — на память.

— Господи! Спасибо тебе за милость твою и поддержку! Слава тебе Господи! Пусть имя твоё светится в веках! — эхо разносило слова по просторам двух Стран.

Я выполнил, чего хотел. Сумел, собрался, покорил! Ура!

В низу, у замершего озера, мерцал огонек. Шесть темных уже силуэтов копошились вокруг огонька, видимо, пытаясь нагреть воду. Колина фигурка была гораздо дальше, внизу, уходила в лагерь. «Уговорили, — подумал я, — значит, ужин будет готов и горяч, к моему приходу!»

Ещё раз, выразив свою радость протяжным криком, я начал спускаться.

Делая всё, как учил Коля, довольно быстро я оказался внизу.

У ребят с чаем ничего не получилось.

Попив теплой талой воды, я пошел по льду Белого Иркута вниз. Ребята, весело чирикая, шли следом, — мне с ними, а им со мной, идти было не интересно, поэтому они галдели своей компанией, не выпуская меня из вида, а я брел уставший, пропотевший насквозь, но счастливый сам по себе. И потихоньку, набрав обороты, удалился от компании прилично — не беда, на льду реки не потеряемся.

В лагере стояла суматоха. Организаторы восхождения нервничали, как это можно было чайника одного оставить в горах! Готовилась спасательная команда, идти вытаскивать мой труп. Но кому охота тащиться ночью в горы, второй раз на дню, чтобы тащить потом этого идиота, который полез незнама куда?! Конечно, все были на взводе! Только Николай успокаивал всех и готов был поручиться, что не стоит спешить — он скоро вернется.

В темноте меня не было видно. Но звуки в ущелье, где стоял базовый лагерь, слышны хорошо. И я как заору:

— Николай Андреич, вели на стол подавать — возвращаюсь!

Тут, все как засвистели, заулюлюкали, заржали и заорали от радости, что им не надо никуда тащиться. И успокоились. Отстали от Коли и разошлись по своим палаткам. Коля отправился к нашей. Мне хорошо было видно их всех с высоты, освещенных многими кострами.

Промокший, продрогший, я первым делом переоделся в сухое. Всё переодел, — буквально, всё, кроме ниточки с крестиком. Вторым делом, я выдул полтора чайника горячего чая. Третьим делом — отдышался, слушая, о чем щебечут молодые девочки у нашего костра, с которыми мы познакомились ещё вчера, а сегодня они помогали Коле ждать меня.

Я отогрелся, отпился, отдышался и отдохнул, потом замахнул кружку разведенного спирта. Тепло огненной воды растеклось по венам, почувствовалась слабость и благодать, захотелось покушать. Стал кушать, слушать, пить спирт. И при этом, пока ещё, молчал. Всему своё время.

На спирт туристский народ слетается, как мухи на огонь. Мухи ещё спали по причине холодной погоды, а туристы холодов не бояться. У нас был огонь и спирт — народу к нашей палатке слетелось достаточно, чтобы начать:

— Вы видели пещеру в скале, когда поднимались сюда? — спросил я гостей, ковыряясь зубочисткой, естественно, в зубах, лениво развалившись на коврике у бревна. Меня достал их беспричинный треп и хохот на глупые шутки, когда, совсем рядом произошли такие события, о которых должны знать все, особенно эти молодые туристки с косичками и их друзья с пушком под носом! Я начал сатанеть от спирта.

Вчера, когда мы поднимались к лагерю, я заметил дыру высоко в скале и спросил Николая: «Что это?» Коля сказал, что точно не знает, однако есть очень неприятная, скажем так, трагическая история, связанная с этой дырой, и рассказал мне её. Истории была более чем трагическая. Скорее, поучительная, хотя для тех, кто там был, ничего уже не вернуть, но чтобы другие не делали их ошибок, она должна быть опубликована, хотя бы устно, я так считаю. Скотская история, которая наглядно показывает, как у нас организованы массовые мероприятия и особенно техника безопасности людей! И я решил озвучить её в своей интерпретации народу, чтобы всем доступно было, а то Коля, со своим «Скажем так», растянет до утра. Но для начала, необходимо было прояснить, все ли видели эту пещеру, и хоть кто-то что-либо слышал о трагедии, которая в ней произошла. Оказалось, что все в неведении. Но пещеру видели все — её невозможно не заметить. Коля начал разливать по кружкам спирт:

— Может, помянем для начала? — спросил он меня. — А после расскажешь.

— Может, я сначала расскажу, Коля, — перебил я его жестко и, злясь на его спешку быстрее напиться, — а уж после помянем. Эти пацаны ни хрена не в курсе — кого они поминать будут? Ни так?

Коля остановился, присел и согласился.

— Короче, ребята, — начал я, — два года тому назад в этой пещере погибли восемь спелеологов. Восемь молодых парней, вроде вас! А никто ни хрена не знает, всё по умолчанию, средства массовой информации молчат. Всё замяли. Только родные теперь тихонечко плачут над фотографиями, а эти козлы гуляют на свободе, как ни в чем не бывало! Ещё бы, — это такое пятно на весь туристический, долбанный бизнес. Им только деньги подавай, а о ребятах хрен кто заботится — даже спасателей нет, только взносы в КСС платим! Налей-ка мне, Коля, я, блядь, не могу про это даже думать спокойно! Извините.