Юлька дотянулась до своей футболки и надела её. Сидеть в таком виде, разговаривать на такие темы, не очень-то приятно, как она бы выразилась.
Архип думал ровно столько, сколько нужно было времени, чтобы подкурить.
— Юль, ты в курсе, что мы завтра утром уезжаем?
Вдруг, почему-то ему расхотелось говорить с ней на эту тему. Слишком долго, и она, скоре всего, не врубится — молодая ещё. Он, даже, почти не расслышал её ответ: «Да». Его одолевали сомнения: какого черта он тут начал из себя умника корчить? Потом, где-то в глубине его памяти, в эту минуту, не запланировано, открылся файл, который ярким неоном высветил слова старины Сеттона-Томсона: «Нет никого умней семнадцатилетнего юноши, за исключением шестнадцатилетней девушки». Юльке было уже восемнадцать. Следовательно, «пик её ума» уже прошел. Но пока, всё равно, был ещё где-то рядом. А это означало, что мир, в сущности, принадлежит сейчас ей. Она сейчас самая основная, центровая в мире. Здоровая, молодая, способная плодить, не знающая преград и пощады, не уверенная ни в чём и настырная в том, что всё равно получится. На неё облизываются все, кому не лень. Она может повернуть всё так, как захочет, не опасаясь последствий, потому что она их даже не представляет. Кому, как не ей сейчас самое время впихать, втиснуть, вдолбить в голову всё то, что он сам для себя когда-то навыяснял? Почему бы, не попробовать? И он, забыв про неохоту, погнал:
— Ты знаешь, что я волшебник?
Она посмотрела на него, как на человека, заявившего нечто такое, от чего именно так и надо на него смотреть. Если бы он был сильно пьян, она бы сказала: «Допился!» или «Закусывать надо!» Но он был почти трезв. Поэтому она ответила вопросом:
— Кто ж этого не знает?
— И ты волшебник, — заявил он. — Но ты пока этого не знаешь.
— Само собой, — подтвердила она и рассмеялась.
— Вот, видишь — подтверждение моих слов. Ты смеешься и не веришь, потому что не знаешь, потому что глупенькая ещё.
— А ты сам-то веришь?
— Я это знаю! Я это точно знаю! Ты не понимаешь, какой у тебя есть дар. Ты с ним живешь и не понимаешь, что он у тебя есть. Ты в лесу видишь сейчас только елки. В этом, именно, в этом разница между мной и тобой, между мной и ещё миллионами людей на земле — я понимаю, вижу, знаю, а они нет. Хочешь, я тебе объясню, что там, в лесу — там «чудеса и Леший бродит, Русалка на ветвях сидит».
— Давай, — согласилась она. И снова засмеялась, — ей было приятно, что Архип назвал её волшебницей. Она надеялась, что он имеет в виду ни только их совместную постель.
Архип продолжал.
— Есть такой товарищ, наш земляк, его зовут Емеля. Знаешь Емелю?
— Какого?
— Который на печи ездит. Щукин друг.
— А — этого? Да, знаю, конечно. Бабушка в детстве про него много рассказывала.
Она, сама того не сознавая, безотчетно приняла его манеру этой словесной игры.
Он продолжал:
— Все говорят, что это сказка. Правильно? Бабушка твоя, наверняка, тебе это тоже говорила.
— Да.
— Разумеется, да! Кроме того, имеется официальный документ с картинками, на котором разноцветным по белому написано: «Русская народная сказка». В этом документе определенно говорится, что Емеля способен был (с помощью некой щуки, правда — но это основная линия, подчеркиваю) совершать чудеса. Было такое?
— Было.
— Было, конечно — официальный документ. Так вот, я тоже, сейчас возьму свою «щуку» в руку, которую другие ещё называют сотовым телефоном, нажму пару кнопок, откуда-то изнутри этой железно-пластмассовой штучки раздастся женский голос, и я скажу ему: «Я хотел бы уехать от Малого Моря в Иркутск, по щучьему велению. Вы не могли бы мне прислать машину или печьку, на худой конец?» Со стороны кажется — я с ума спятил — разговариваю с игрушкой, которая, кстати, мне отвечает — любой может послушать. Более того, узнав условия доставки на худой конец и согласившись на них, этот любой, через какое-то время увидит, что за мной приехала тачка, которая, кстати, гораздо комфортабельнее печи, и я на ней умчался за три девять земель, по своему хотенью. Значит я волшебник. И покруче, видимо, Емели — тачка-то у меня с кондиционером и с магнитофоном. Музыка какая-то от куда-то льется из стен. И воздух — свежий-свежий! Правильно? Или будут сомнения?
… - Юлька промолчала.
— Другой пример: мне на праздник, допустим, на День рождения, дарят цветной клочок бумаги, на котором написано «Лотерейный билет». Звезды и обстоятельства сложились так, что через неделю я обмениваю этот клочок на двадцать миллионов других фантиков, на которых уже написано «Казначейский билет». Целый чемодан разноцветной бумаги с такими надписями. Я беру один из них, прихожу в магазин и даю его Золотой рыбке за прилавком и говорю: «Хочу новое корыто». Пожалуйста — она меняет фантик на корыто. Приношу домой. Мне старуха говорит: «Дурачина, ты, простофиля! Много ли в корыте корысти. Ты бы избу попросил у своей Золотой рыбки!» Не вопрос! Я беру ещё пачку таких фантиков и иду в агентство недвижимости «Золотая рыбка». «Здрасти! Совсем старуха моя сдурела — не дает старику мне покоя. Не понравилось ей корыто — ей коттедж подавай!» «Кайне проблем!» — говорит мне славная, грудастая Рыбонька, и выписывает счет к оплате. И вот у меня хоромы царские. Красота, лепота, клёво! И так далее. Так, волшебник я или нет?
— Но это же всё деньги! Ты же за деньги купил себе дом!
— Естественно, за деньги — за что же ещё? А кто деньги-то придумал? Ты видела, чтобы лиса, которая считается самой хитрой бестией в лесу, придумала деньги? Или хотя бы за пару убитых ею же зайцев, сделала обмен, и переехала из гнилой и сырой норы возле болота в нору сухую, в глубине леса рядом со станцией Метро «Полежаевская»? Нет, конечно! У неё тямы не хватит — деньги придумать. Или обмен совершить. И у всего поколения лис на миллион лет вперед тямы не хватит. А у голого лягушонка Маугли хватила тямы! Разве это не волшебство? Разве Бог нам подарил этот дар просто так? Нет — он сделал нас волшебниками, а мы, как бараны, не понимаем это. Но зато, усиленно этим пользуемся, и, как правило, в плохих целях. То есть, наше волшебство, скорее всего, черная магия. Надо кому-нибудь нагадить — мы взяли лист бумаги, накарябали на нём заклинания, которые начинаются примерно так: «Прокурору Октябрьского района города Иркутска…», а дальше пошли сами заклинания, составленные символами, которые многие называют буквами, но некоторый расклад и порядок которых, в нужный момент могут принести либо горе, либо благодать. Разве это ни чудо, подаренное нам Свыше? А?
Диагноз был налицо. Но Юля решила ещё послушать. Она грызла яблоко.
Архип достал ещё баночку пива.
«Тыыщь — щелк!» — прошипела и ёкнула баночка пива и открылась «волшебнику».
Архип, как будто понял Юлькины мысли, кивнул головой, как гусар, в знак благодарности баночке и произнес: «Благодарю Вас, Ваше Величество!», налил себе в стакан (Он не любил пить из банки) и выпил половину налитого. Затянулся сигаретой и, ни с тог, ни с сего, вдруг, сам затянул:
«Плесните колдовства в хрустальный мрак бокала.
Напрасные слова я тихо говорю…»
Потом, забыв слова по тексту, придумал сам:
«Напрасные слова, как девки у вокзала,
Напрасные слова, чмок-чмок — благодарю!»
И разошелся не на шутку, взяв на семьдесят три октавы выше, встал с баночкой в руках и завыл, как белый медведь в теплую погоду:
«Напрасные слова — виньетка ложной сути
Напрасные слова — ля-ля, фа-фа, ку-ку…»
— Перестань! — проорала Юлька и хлопнула ладонями по кровати. — Хватит орать — я оглохла!
Но он не унимался — Остапа понесло:
«Напрасные слова, уж вы не обессудьте
Напрасные слова, я скоро догорю!»