— Может быть.

Холодное удовлетворение еле заметно приподняло уголки её губ, когда она приглаживала свои длинные волосы на плече. Этим утром хотя бы не было упоминаний о лошадях, но я, наверное, мог бы с тем же успехом наблюдать, как сохнет краска, так не интересно мне было то, что происходило здесь.

— В Калифорнии хорошо, — добавила она после долгой паузы.

Я почесал шею и кивнул.

— Ага, хорошо.

— Я впервые в Штатах, — она подняла свою чашку, отставив в сторону мизинец. — Я бы хотела, чтобы мы могли осмотреть и другие достопримечательности.

И другие? Я хотел засмеяться от такого оптимизма. Никакого "осмотра достопримечательностей" за пределами имения быть не может. Никто из местных, за исключением тех, кто работал на Монарший Совет, не знал, что сейчас мировые правители находились именно в этом регионе. Наши пресс офисы ждут, что мы, как положено, вернёмся в свои родные пенаты. У нас даже нет наших телохранителей здесь. Но я сказал Изабель:

— Я бы тоже.

Кто-то позвал её по имени; когда она обернулась, чтобы помахать в ответ для приветствия, я обрадовался той временной передышке. Это дало мне ещё немного времени помечтать о её сестре.

Глава 24

Эльза

Я прошипела себе под нос:

— Сколько ещё нас будут пытать этими идиотскими встречами?

Кристиан мило улыбался, когда мы выходили из гостевого коттеджа, несмотря на то, что, очевидно, он был также возмущен, как я.

— Да ладно, — сказал он мне спокойно. — Давай пойдём куда-нибудь отсюда.

Сладкое облегчение разжало мои кулаки, в которые сами собой свернулись пальцы. Мы были на ещё одной ужасной встрече для наследников короны, за время которой слушали ещё одного напыщенного придурка, объяснявшего, почему нам следует помалкивать, пока наши государи не велят чего-то другого. Я могла бы возмущаться на те "темы для диспута", но какого, блин, хрена! У меня не было возможности вообще что-то произнести, а мы здесь уже третий день.

Мы скрылись в одной из лестничных клеток главного здания. Там было тихо, почти все были на следующей встрече или по дороге на завтрак. Каким бы странным не было это место, оно мне нравилось. Проникавшие сюда лучи солнечного света обвивали нас, пылинки поблёскивали на холодном воздухе. Я не могла избавиться от чувства, что, если мы собираемся остаться на этой лестнице, то вполне могли бы забрести во временной портал.

Кристиан прислонился спиной к жёсткому, шероховатому бетону лестницы и сказал:

— Могло быть и хуже.

И мягче:

— Это мог быть завтрак. Или чай.

Меня покоробило от его грубой честности, так как я знала, что конкретно он имел в виду. Сегодня утром я принудительно завтракала тет-а-тет с Мэттом. Желание поделиться переживаниями, как прошлым вечером, прошло. Нам столько всего хотелось поведать друг другу, что мы оба перешли к обсуждению разных ресторанов. И знать, что чай уже на горизонте, с теми же самыми напряжёнными попытками узнать друг друга получше?

Лучше бы я вернулась на ту встречу, с которой недавно сбежала.

— И всё-таки, как прошёл завтрак? — спросила я.

— Ну, на этот раз, твоя сестра не говорила о лошадях. Прикинь?

Я сначала опешила, но потом чуть не подавилась от смеха, пытавшегося проложить себе выход наружу.

— А ты не любитель лошадей?

Он сделал вид, что его всего передёрнуло.

— Господи, нет.

Так здорово было улыбаться, по-настоящему улыбаться после нескольких часов муки.

— Я тоже.

Снова нарисовалась его ослепительная ухмылка.

— Как прошло твоё?

— Могу заверить, что мы с Мэттом тоже не обсуждали лошадей.

Он сложил ладони вместе и поднял вверх.

— Спасибо, Боже, за чудеса!

— КРБ – страшный зверь. И самое ужасное в нём – беседа ни о чём, — потом добавила намного нежнее, — я думаю, ты всё больше нравишься моей сестре.

Этим утром Изабель не отзывалась о нём как о неандертальце и не давала колких комментариев насчёт обязательной встречи с принцем. Там, где они находились, было безропотно спокойно, чувство долга больше не обрамлялось неприязнью, что нервировало и отчего я начала колебаться в своём непринятии, чего не могло быть раньше.

Моё наблюдение стёрло беззаботность с лица Кристиана, хоть и медленно. И я пожалела, что стала что-то говорить, потому что этот его смех, чёрт его побери, был таким заразительным.

— А!

Я закусила губу. И смотрела на него, пытавшегося понять, не оговорилась ли я.

— Я сделал всё, что мог, чтобы не обнадёживать её, но, Эльз, хоть я и считаю твою сестру прекрасной женщиной, я... — он провёл по волосам обеими руками. — Я бы не сказал, что всё больше нравлюсь ей.

Логика подсказывала мне продолжать это линию разговора. Долг уверял, что я должна была объяснить ему, почему Изабель – это идеальный вариант будущей Великой Княгини. Традиция умоляла меня пойти и заключить союз с Матье, а не тайно радоваться тому, каким несчастным становился суженый сестры, когда говорил о перспективах отношений с ней.

Как мне уже было известно, традиция не всегда предлагала легчайший из путей.

Я незаметно прочистило горло.

— Ты, должно быть, сожалеешь, что не сделал предложения кому-то раньше, до этой недели.

В его тихом смешке сквозила та же горечь, что и в его последних словах.

— Как и ты, я полагаю.

Упоминала ли Изабель свою привязанность к Альфонсо? Я не имела права пользоваться доверием сестры, но если бы Кристиан знал...

Нет. Определённые традиции должны оставаться, даже вопреки моему желанию.

Я приблизилась и робко коснулась его руки. Приятное тепло проникло через подушечки пальцев.

— Не сомневаюсь, что ты чрезвычайно ясно дал Изабель это понять, но я всё равно прошу тебя быть добрей с ней.

Его внимание было приковано к моим пальцам; его лицо и тон голоса стали серьёзными:

— Думаешь, я должен потакать ей также как Принц Густав?

— Нет, — успокоила я его. Как странно, что он не упомянул Великую Герцогиню. — Потому что если будешь, мне придётся, как следует пнуть тебя под яйца.

Так-то, он снова улыбается. Хорошо.

А теперь до меня дошло, что моя шуточная угроза могла быть воспринята им как ревность, а не сестринская преданность. В этом случае, меня скоро можно будет считать самым невнятно выражающим свои мысли членом королевской семьи. Поэтому я пояснила:

— В смысле, чтобы просто заступиться за свою сестрёнку.

Его губы только сильнее изогнулись.

— Потому что, естественно, сестра важнее, чем... — о, чёрт! Меня точно покинуло красноречие. О чём я вообще? Никогда ещё я так не волновалась.

— А у женщин есть эквивалент мужскому правилу "друзья важнее девчонок"? — размышлял он.

Я щёлкнула пальцами.

— Сёстры важнее мужиков!

Одна тёмная бровь взметнулась в азарте.

Я снова выпалила:

— Девчонки важнее пенисов!

И вот он опять смеялся от души, в то время как его плечи совершенно неискренне содрогались.

— Ради всего святого, больше никогда этого не говори.

Я прислонилась к чёрным перилам, шедшим вдоль внешней стены, повторяя его позу. На ступенях этой узенькой лестницы наши стопы соприкасались.

— Ты шокирован?

В шоке должна бы быть я, стоявшая так близко к нему.

— С чего бы? — сказал он. — Это же не я кричал про пенисы?

Мои пальцы проводили по неровным краям бетонной стены, как внутри меня всю распирало от смеха.

— Если честно, Кристиан, то уверяю тебя, что, несмотря на то, как я себя веду, я воспитывалась не в джунглях, — уголки моих губ ползли вверх. — И не в борделе.

Он оттолкнулся от стены, посмеиваясь. И тогда, прежде чем я спохватилась, его тело примкнуло к моему, а одной рукой он опёрся на стену справа от меня.

О, боже.

Маленькие феи живо запорхали у меня в груди, когда его голова резко приблизилась к моей, отчего его тёмные волосы спали на лоб.