Это было чудовищно. Алиенора чуть не умерла, пока слушала.

– Мне очень жаль, – с притворным сочувствием сказал Генрих, – но теперь-то вы понимаете, в чем мое затруднение? Это весьма соблазнительные предложения, так ведь?

Невероятным усилием воли Алиенора сохранила внешнее спокойствие.

– Это бесчестные предложения самого злостного рода, и я поражена тем, что вы вообще рассматриваете их. Я приехала к вам с чистым сердцем как скорбящая мать, привезла вам все нажитое за долгие годы добро ради освобождения сына, а вы обрекаете меня на новые муки, сообщая об этом письме.

– Показав его вам, я повел себя честно. Мог бы спрятать его от вас, но счел, что вам следует о нем знать.

– Не нужно было упоминать, что из-за этого письма вы не можете освободить моего сына на ранее оговоренных условиях. Вы могли бы сказать, что никогда не поддержите столь подлое предательство. Откуда моему старшему сыну взять такие деньги, если по вашей воле он не может попасть в Англию и в стратегически важные нормандские крепости? – спросила она. – Кстати, у Иоанна нет денег, что бы он ни обещал. Его обещания – дым на ветру, это говорю вам я, его мать. К тому же я тот человек, который контролирует его финансы. Может, вы и меня захотите пленить ради выкупа? Не протянуть ли мне руки, чтобы вам удобнее было надеть на меня кандалы? – Она поднялась и в самом деле вытянула к нему обе руки. Королева боролась за жизнь. Боролась за сына. – Я советую вам следовать условиям, о которых вы договорились со мной, потому что вы никогда не увидите тех денег, что они обещают вам. Если вы решите сесть за один стол с королем Франции, то с тем же успехом можете сесть за один стол с самим дьяволом.

Наступила тишина, только последние слова Алиеноры еще звенели в воздухе. Она стояла перед императором, все еще подставив ему обнаженные запястья.

– А сейчас, – произнесла она голосом, который прерывался от гнева, а не от слез, – приведите ко мне моего сына. Дайте мне увидеть его.

Генрих сначала растерялся от такой страстной речи, но потом ответил с ледяным высокомерием:

– Госпожа, конечно же, я позволю вам увидеть его, только сперва прошу вас побеседовать со мной наедине.

Алиенора стиснула зубы.

– Как пожелаете, сир, – выдавила она, справившись с чувствами.

Генрих вывел ее из зала в морозный январский вечер. Его люди следовали за ними на почтительном отдалении и все же достаточно близко, чтобы подскочить по первому зову. Император шел вперед до тех пор, пока они не оказались перед колодцем. Только там он остановился, выдыхая белый пар, и заглянул через край колодца внутрь, в гулкую темноту.

– Полагаю, вы гадаете, где же Ричард, – светским тоном бросил он. – Кто знает, может, он на дне этого колодца.

– Вы привели меня сюда ради бессмысленной игры. – Алиенора презирала его за это. – Вы прекрасно знаете, что в случае его гибели вы не получите выкуп.

Он вздернул светлую бровь:

– Я мог бы покалечить его, если бы захотел. Я мог бы сломать его правую руку. Это не нарушило бы условий сделки, правда?

Алиенора старалась не подать виду, что она в ужасе от того, что может сотворить этот злой, мстительный человек.

– Или я мог бы выбить ему все зубы, так что ему нечем было бы жевать мясо за столом, и все равно я получил бы выкуп. – Он бросил на нее цепкий взгляд. – Или, допустим, взять хотя бы вас, госпожа. Вы можете упасть в колодец, и разве кто-либо вправе будет что-то заподозрить? Возможно, там, внизу, вы повстречаетесь наконец с Ричардом? А сокровища и заложников я получу и в таком случае. – Генрих обернулся на мужчин, стоящих чуть поодаль как стена. Один из них вытянул наполовину меч из ножен, и Алиенора увидела, как блеснуло лезвие.

Но королева твердо решила не поддаваться. Ее покойный супруг Генрих часто проделывал с ней такое, и она сумела выстоять и даже пережила его на этом свете. Только тогда Алиенора была моложе, а теперь, казалось, каждый год из прожитых семидесяти давит ей на плечи. И ей было страшно.

– Вы не знаете, что я могу сделать. – Император пристально посмотрел на нее, потом повернулся и пошел прочь от колодца к одной из ближайших дверей. – Вы хотели видеть сына? Позвольте же мне исполнить ваше желание. – По движению его руки один из стражников отпер тяжелую деревянную дверь, за которой начинались ступеньки.

Пока Алиенора поднималась вслед за Генрихом по узкой спирали лестницы, она готовила себя к тому, что увидит Ричарда в лохмотьях, прикованным к стене, среди шныряющих повсюду крыс. Однако за очередной охраняемой дверью обнаружилась хорошо обставленная комната с жарким огнем в очаге и гобеленами на стенах. Ричард стоял лицом к двери и, очевидно, слышал их приближающиеся шаги, потому что был напряжен и держал сжатые кулаки наготове. С несказанным облегчением Алиенора убедилась, что сын выглядит здоровым, хотя и слегка побледневшим, а его жилище, пусть не роскошное, все же вполне удобное. Она выдохнула его имя, но броситься к нему навстречу не смогла – путь ей преградили императорские стражники.

Генрих обратился к Ричарду:

– К вам посетитель, которого вы, должно быть, хотели видеть. Но сначала, как вы клялись, положите руку на стол.

Ричард исполнил этот приказ, и Генрих вытащил кинжал и нацелил его на запястье пленника.

– Нет! – выкрикнула Алиенора. – Заклинаю всеми святыми, умоляю – нет!

Генрих грозно прищурился на нее. Ричард хранил молчание, и только стиснутые челюсти выдавали его напряжение.

Император медленно отвел кинжал, но в ножны не спрятал:

– Если хоть что-нибудь произойдет до тех пор, пока не выплачен выкуп, тогда я исполню свою угрозу. Даже не пытайтесь обмануть меня или что-то затевать, потому что я все узнаю, и вам придется заплатить за это. – Он подал сигнал, и солдаты расступились. – Можете побеседовать с сыном, госпожа. За вами придут через некоторое время. – И он ушел, оставив у двери двоих стражников.

Алиенора, не помня себя, пересекла комнату и припала к Ричарду, повторяя его имя, плача, гладя его по волосам и прикасаясь к лицу. Ей нужно было ощутить его физическое присутствие, чтобы наконец поверить, что он настоящий, а не плод ее воображения.

– Мама, все хорошо, – приговаривал Ричард. – Он просто любит порисоваться. Чем бы он ни грозил, какие бы сцены ни разыгрывал, сейчас весь христианский мир следит за ним, и больше всего Генрих хочет получить свой выкуп и поскорее избавиться от меня.

– А это все никак не происходит! – воскликнула она с отчаянием. – Сколько раз я писала папе римскому, но тот ничего не делает! И теперь мы тут как в ловушке.

Ричард нежно встряхнул ее за плечи:

– Я изучил императора. Ему нравится играть с людьми, для него это любимая забава, в этом он видит свое могущество. Сейчас он растягивает удовольствие как может. Не стоит переживать об этом ни минуты.

Отстранившись, Алиенора вытерла рукавом мокрые щеки.

– Я думала, что никогда тебя не увижу, – пробормотала она со слезами в голосе. – Иногда казалось, что тебя уже нет в живых.

– У Генриха духу не хватит убить меня. – Он увлек мать к скамье перед камином. – Не отрицаю, временами я впадал в отчаяние и мой хозяин не всегда был любезен, хотя в удобствах мне не отказывали. Но питать свою слабость он мог только тем, что я ему показываю, а я вел себя осторожно. Меня он так и не понял за все это время.

Алиенора взяла сына за руку и, когда тот сел рядом с ней, переплела свои пальцы с его пальцами – теплыми, длинными, крепкими. Ей хотелось напитаться его жизненной силой.

– После всего, что я выстрадала по воле твоего отца, меня приводит в ужас мысль, что кто-то из моих детей томится в тюрьме.

– Теперь мне стало понятнее, как тяжело тебе пришлось в Солсбери и Винчестере, мама, это уж точно, – чуть улыбаясь, заметил Ричард.

– Я писала папе, но можно было не утруждать себя сочинением тех посланий. Целестин стар, как усыпальница, и боится пойти против императора.

– На него я не рассчитывал. Но ты, мама, поистине волшебница, коли сумела собрать выкуп.