Вестминстерский дворец,

лето 1193 года

Иоанн опустился на колено перед матерью и приложился губами к рубиновому перстню на ее правой руке. Он только что передал ей на хранение ключи от крепостей Виндзор и Уоллингфорд, а также официально признал перемирие с юстициарами. Теперь можно будет без помех собирать средства для выкупа.

Алиенора склонилась, чтобы одарить его поцелуем мира; это был холодный, чисто политический жест. Она все еще любила Иоанна, потому что это ее сын, но после недавних его поступков испытывала обиду и отчуждение. Однако им нужно содействие Иоанна, пока идет сбор выкупа, а также доля от доходов его владений, и королева готова была помириться.

– Я рада, что мы снова едины. Возможно, теперь ты примешь тот факт, что Ричард вернется и что пока он способен править государством через посланцев. Жизнь в его землях потечет как обычно.

– Конечно, матушка, – кивнул Иоанн. – Но ты понимаешь мою озабоченность. Ты все говоришь правильно, однако без Ричарда королевство уязвимо.

И опять, как всегда, сын переводил разговор в нужное ему русло, но в интересах установления хрупкого мира Алиенора не возражала.

– Да, и чем раньше он вернется домой, тем лучше. Нам требуется твоя помощь в сборе выкупа.

– Сделаю все, что в моих силах, матушка.

Слишком уж покладист, с легкой тревогой отметила Алиенора.

– Ты знаешь, что император требует от нас заложников?

– Я горячо надеюсь, что ты не предлагаешь поехать мне! – Иоанн улыбнулся, чтобы подчеркнуть шутливость своих слов, но взгляд его оставался жестким.

Она в раздражении тряхнула головой:

– У меня совершенно нет времени на легкомысленное веселье, хотя да, ты вполне заслужил, чтобы тебя послали заложником. Но пока можешь отправить своего сына.

Улыбка исчезла с его лица.

– Что ты сказала? Какого сына?

– Ричарда! У тебя же один сын? Он носит имя твоего брата, и ему десять лет, то есть он вполне взрослый, чтобы уметь вести себя и преодолеть долгое путешествие. Также едут твои племянники Оттон и Вильгельм, а еще твой единокровный брат Уильям. Клерки уже подготавливают список.

– А если я не позволю ему ехать?

– У тебя нет выбора. Чтобы наладить отношения между тобой и Ричардом, будет справедливо, если ты пошлешь своего сына. И если выкуп заплатим быстро, он вскоре вернется домой.

У Иоанна задергалась щека. Он ничего не говорил, но его гнев и смятение были очевидны.

– Да, – согласилась Алиенора, – это больно, когда у тебя забирают то, что тебе дорого. Извлеки из этого урок, Иоанн. В тебе есть величие, не загуби его.

Сын сузил глаза и сжал челюсти. Алиенора ушла, оставив его размышлять над услышанным. Она и вправду надеялась, что этот урок не пропадет даром. Надежда никогда не умирает.

Хауберк Ричарда переливался змеиной кожей в солнечных лучах, падающих сквозь витражные окна Вестминстерского аббатства. Казалось, что сплетенные кольца сияют Божьим светом. Уильям Маршал сумел совершить чудо, восстанавливая потертые доспехи. На кольчуге не осталось и следа ржавчины, для блеска ее натерли маслом. Вставленный внутрь поддоспешник из плотной стеганой ткани наполнял хауберк, будто тело короля. Небольшую прореху в области сердца и еще несколько поврежденных колец на правом плече сохранили. Пропитанный потом подшлемник остался в прежнем состоянии. С шлема удалили ржавчину, но вмятины не тронули. На стойке рядом с хауберком висел щит с эмблемой Ричарда в виде трех золотых леопардов на кроваво-красном фоне. На самом деле настоящий щит был потерян королем в пути, но Уильям распорядился сделать новый и добавить несколько царапин и вмятин, чтобы народу казалось, будто тот хорошо послужил хозяину в битвах. Доспехи опоясывал сильно поношенный кожаный пояс для меча, а на рукоятке меча был изображен пеликан, отдающий кровь своим птицам, как символ Христа, пролившего кровь за человечество. На другой стойке висел плащ короля с белым льняным крестом, нашитым на грудь.

– Это доспехи твоего дяди Ричарда, – объяснила Алиенора десятилетнему сыну Иоанна. Этот добронравный, умный и желающий угодить мальчик стоял рядом с ней. Он напоминал Алиеноре Гарри, когда тому было столько же лет. А вот от отца маленькому Ричарду как будто бы ничего не досталось. – Короля они, конечно, не заменят. Но тем не менее хауберк производит сильное впечатление и поможет нам вернуть короля.

Мальчик восхищенно взирал на доспехи:

– Король – великий человек, бабушка!

– Да, это так.

Тут же стояла еще группа подростков. Все тоже разинули рты от восторга: внебрачный сын Генриха Уильям Фицрой тринадцати лет и ее внуки Оттон, Вильгельм и Лотарь. Они собрались в Лондоне, готовясь отправиться вместе с Алиенорой в Германию в качестве заложников в обмен на освобождение Ричарда. Старшим мальчикам это представлялось как приключение. Они видели себя взрослыми мужчинами, уходящими в большой мир, чтобы исполнить свой долг.

Первую часть выкупа почти собрали. Только что прибыла очередная партия денег, их требовалось пересчитать и взвесить, а потом закрыть под замок с печатью самой Алиеноры. За счетными столами трудились клерки из казначейства – под пристальным надзором германских представителей. Последних прислал Генрих для контроля над процессом. Ни пенни, ни самый маленький драгоценный камешек не могли скрыться от их орлиных взоров, и все должно быть тщательно учтено и записано. Алиенора заставляла себя быть вежливой с этими людьми – лучше иметь их в числе друзей, чем врагов. К тому же они просто исполняли то, что поручил им император.

Амлен помогал собирать те средства, которые сейчас передавались в казну. Он стоял возле одного из германских чиновников и смотрел, как запечатывается очередной бочонок с сотней марок серебром. Когда-то песочно-золотистые волосы Амлена теперь поседели и поредели. Годы пробороздили глубокие морщины на его лице, но глаза по-прежнему светились жизнью, и он сохранил здоровье и бодрость. Порученная ему задача – сбор средств для выкупа – отвечала его способностям. Алиенора с радостью отдала ему часть своих обязанностей в этом деле.

Когда бочку запечатали и на какое-то время в работе наступил перерыв, он подошел к королеве:

– У нас почти половина нужной суммы. – Амлен потрепал волосы на макушке внука и потом указал на хауберк. – С ним пожертвований будет больше.

– Надеюсь, очень надеюсь, – пробормотала Алиенора. – Половина нужной суммы означает, что предстоит собрать еще половину, а я хотела бы отправиться в Германию до Крещения.

– Так и будет, – заверил ее Амлен. – Деньги прибывают каждый день, ручей не иссякает.

– Но ручей – это не река…

В этот момент Алиенору отвлекло появление гонца. Тот опустился перед ней на колени и протянул письмо с печатью Ричарда. Ее сердце учащенно забилось. Извинившись перед Амленом, она ушла в свои покои и призвала писца прочитать ей послание. Там было несколько страниц текста. Начинал Ричард, как и ранее, с того, что называл ее милой матушкой и умолял поспешить с его освобождением, дабы он как можно скорее вернулся в свои владения и защитил их от посягательств врагов. Филиппа Французского он не упоминал – нужды в этом не было.

На одном из листов он записал песню, которую сочинил, томясь в заточении, и просил мать, чтобы эту песню пели не только в дворцовых стенах, но и по всему королевству. Алиенора тут же приказала писцу сделать копии песни, а сама позвала музыкантов – ей не терпелось услышать творение сына.

Песня была написана от лица человека, заточенного в неволе. Он жаловался на то, что друзья и сторонники его забыли, и призывал их прийти к нему на помощь. Еще ранее прочитанные писцом слова песни поразили Алиенору в самое сердце, но, когда лютня и голос певца слились в живую жалобную мелодию, она не выдержала и разрыдалась. Ее дамы подбежали, желая утешить ее, но она отмахнулась.