– Конечно, и от меня он услышал точно такие же слова. Но мы сейчас говорим о тебе. Не пристало английскому принцу добиваться милости при чужом дворе. Ты должен забыть о всяком себялюбии и подумать об общем благе. Это и значит быть принцем или королем. Может, тебе кажется, будто ты вяжешь крепкий шнур, вплетая в него короля Франции, но на самом деле ты вплетаешь в него кинжал, который перережет в твоем шнуре все нити. – (Иоанн молчал.) – Я люблю тебя и полагаю, что ты тоже меня любишь. Так вот, ради меня, прошу, откажись от своего намерения и поищи иной путь. – Она примирительным жестом коснулась его колена. – Послушай, мы могли бы обсудить это подробнее. Твое благоразумие обязательно будет вознаграждено – новыми землями или, к примеру, новыми обязанностями в управлении государством.

Сын сменил позу, и Алиенора почувствовала, что его настрой изменился. Возможно, она сумела пробить стену.

– Ладно, я готов договариваться, – проворчал Иоанн. – Но то, что предлагает Филипп, стоит дорого.

Алиенора прикусила язык. Неужели предложение Филиппа стоит больше, чем верность и честь, хотелось ей спросить. Но она достаточно его бранила, теперь надо утешить и похвалить.

– Да, так тебе кажется сейчас, только в будущем все может обернуться совсем иначе.

– Я подумаю, – сказал Иоанн.

Алиенора поднялась:

– Мне нужна твоя клятва, сын мой.

– Ладно. Клянусь, что я подумаю над твоими словами, мама! – Все-таки он не хотел уступать. – Сейчас я ничего не могу тебе обещать. И я не ребенок, не надо подсовывать мне хлебную тюрю вместо того, что по-настоящему ценно.

Она сжала его руки:

– Знаю. Тогда поклянись, что не уедешь этой ночью и не сядешь на корабль, идущий в Нормандию.

Его губы растянулись в улыбке, хотя глаза смотрели по-прежнему жестко.

– Клянусь! – сказал он и высвободил руки из ее ладоней.

Алиенора видела, что сын пытается вести свою линию.

– Тогда увидимся завтра. – Она пошла к двери, но на полпути обернулась. – Я прочитала твое письмо.

Он посмотрел на мать с подозрением:

– Какое письмо?

– От твоего сына… или у тебя есть еще какое-то письмо?

– А-а. – Иоанн сделал несколько шагов к сундуку и взял с его крышки свиток.

– Несомненно, он очень привязан к тебе и хочет порадовать. Мне кажется, что и ты его любишь. – Она говорила с теплотой в голосе, но намек был ясен: если Иоанн уедет к Филиппу, то многое потеряет. – Как известно, истина не только в вине, но и устами младенца глаголет она же. Что касается остального, то мы живем во лжи – все мы. – Алиенора вернулась, чтобы поцеловать сына в щеку, чуть выше мягкой бородки. – Но в наших сердцах всегда хранится истина.

Она шла в свою опочивальню, гадая, преуспела ли в беседе с сыном. Все еще оставалась вероятность того, что он переплывет море и договорится с Филиппом, и это будет катастрофой. Иоанн мнит себя великим манипулятором, но по сравнению с королем Франции он просто ребенок. Хорошо, что к концу года вернется из Крестового похода Ричард, подумала она. Каждый прожитый день приближает ее к этому моменту, а пока надо как-то удержать Иоанна на поводке. Потом Ричард сам за него возьмется.

Вестминстерский дворец,

Рождество 1192 года

Придворная детвора сидела полукругом перед высоким деревянным коробом, задрапированным яркими тканями. Все смеялись над потешными выходками кукольных супругов, которые ожесточенно спорили с пьяным епископом и дьяволом. Вместе с детьми представление смотрела и Алиенора. Она тоже смеялась, только ее веселье было поверхностным. То и дело королева посматривала на дверь, молясь о том, чтобы на пороге показался Ричард, живой и здоровый. Но каждый раз, когда дверь открывалась, в нее входил то очередной гость, то слуга. А когда закрывалась, по спине Алиеноры пробегал холод, несмотря на горностаевую мантию.

Дьявол предложил епископу мешок золота. Священник взял мешок, а потом схватил дьявола за шиворот и, вскарабкавшись ему на спину, принялся скакать на нем взад и вперед под взрывы детского хохота и более сдержанные смешки взрослых зрителей, узнавших в священнике изгнанного Лонгчампа. Из-за края сцены выскочила кукла в короне, столкнула священника со спины дьявола, забрала мешок с деньгами и тут же скрылась.

На это Алиенора недоуменно нахмурилась, но все же ей стало интересно, особенно когда появилась вторая, более крупная фигура в короне с белым крестом на котте. Этот персонаж в яростном сражении на мечах убил дьявола, вытащил на сцену первую коронованную куклу, поколотил ее как следует, отобрал деньги, которые затем передал мужу и жене под громкие одобрительные крики и аплодисменты.

Представление на этом закончилось, и дети со своими няньками и наставниками стали расходиться. Алиенора с удовольствием наблюдала за тем, как Уильям Маршал, несмотря на дела и заботы, улучил момент и поиграл с мальчишками в кулачный бой.

– Веселый спектакль, госпожа, – сказал он Алиеноре, после того как сумел отцепить от себя разыгравшуюся детвору. – Мне вспомнилось, как я любил в детстве выступления кукольников, которые заезжали в Мальборо.

Алиенора кивнула:

– Да, развлечения нужны, особенно детям. – И, помолчав, продолжила о другом: – Сегодня пришел еще один корабль с солдатами, возвращающимися из Крестового похода, но ни один из них не вез с собой известий о короле.

– Слышал, госпожа, и сожалею.

Она нахмурилась:

– Беренгария и Иоанна прибыли в Рим в октябре, и предполагалось, что Ричард вскорости последует за ними. То есть он должен был приехать домой уже несколько недель назад.

– Король не мог просто исчезнуть, – напомнил Уильям. – Новости дойдут до нас. Возможно, он до сей поры выжидает погоду на том берегу Узкого моря. Там штормило все это время.

Алиенора вздохнула:

– Спасибо тебе за попытку утешить меня. Наверное, ты думал, что после стольких лет заточения я научилась ждать, но в том, что касается сына, мне не хватает терпения. Если бы он оказался у берега Узкого моря, то никакие бури не помешали бы ему переправиться.

– Он приедет, – убежденно сказал Уильям.

– Да, – ответила она со слабой улыбкой. – Надеюсь и молюсь.

Всю ночь, не в силах сомкнуть глаз, королева провела в бдении в своей личной часовне, одна, если не считать Амирии. Опустив голову, она молилась за Ричарда, просила Бога о милосердии, о том, чтобы Он сохранил сына живым и здоровым. Погибнуть сын не мог – она сразу бы поняла это сердцем. И наверняка добрался до Бриндизи, потому что не пропал бы в море.

– Где же ты? – прошептала она сумрачным теням, и слова ее повисли в холодном воздухе облачком тумана.

За спиной послышались тихие шаги. Она обернулась. В отдалении замерцал зеленый шелк, всколыхнулись дымчатые струи курящегося ладана. И вот рядом с ней встал Иоанн, перекрестился и, опустившись на колени, молитвенно сложил ладони. Некоторое время сын не двигался, но в конце концов поднял голову и посмотрел на мать.

– Я молюсь о Ричарде, – сказал он, – о спасении его души. – (От этих слов у Алиеноры зашлось сердце.) – Мама, ты должна смотреть в лицо реальности. Возможно, Ричард мертв.

– Ты так думаешь или этого желаешь? И понимаешь ли ты, каково мне слышать такие слова?

– Ну а кто их тебе скажет, если не я? – рассудительно произнес Иоанн и расцепил ладони. – Сколько еще ты будешь жить, отрицая факты? Он должен был вернуться еще месяц назад. Это не может быть простой задержкой в пути. А если бы Ричард заболел, нам бы сообщили.

– Если бы он умер, нам тоже сообщили бы. – Она сжала на мгновение губы. – Понятно, что добраться до дома Ричард не может, потому что с ним что-то случилось. Но он не умер. Я бы знала об этом вот здесь. – И она стукнула себя по груди. – Я не отрицаю факты, а надеюсь.

– Я тоже надеюсь, мама, – тусклым голосом ответил Иоанн. – Иначе не пришел бы сюда молиться посреди ночи.