– Он такой же мужчина, как все, хотя и не такой, каким был отец. Раймунд слеплен из более мягкой глины. – Она бросила матери взгляд, искрящийся юмором и знанием. – У меня уже есть опыт. Я постараюсь стать для Раймунда хорошей супругой и приложу все силы для укрепления отношений между Аквитанией и Тулузой, потому что отлично понимаю: Филипп Французский будет стремиться разрушить эту связь. – Она насмешливо изогнула губы. – Подумать только, Филипп ухаживал за мной на Сицилии… За эти годы мне было сделано столько предложений, что в голове не укладывается. Я могла бы быть королевой Франции или женой султана, а теперь я невеста человека, который долгие годы был нашим врагом. – Она засмеялась, заметив вопросительный взгляд Алиеноры. – Я собираюсь строить мир по мере своих возможностей. Тебе не стоит за меня переживать.

– Но разве я могу не переживать! – воскликнула Алиенора. – Я переживаю за всех своих детей. Такова доля матери.

Иоанна неожиданно обняла ее, чем слегка удивила Алиенору.

– Мама, я рада, что ты поселилась в Фонтевро. Мне это место дорого с детства. Тут так чисто и светло. И хорошо, что папа тоже здесь, хотя сам он предполагал, что упокоится в Гранмоне.

Алиенора недовольно нахмурилась:

– Да, и получается, что последнее слово останется за ним, как всегда: теперь мы будем лежать бок о бок целую вечность, а это не входило в мои планы.

Аббатство Фонтевро,

апрель 1199 года

Служанка расплела последнюю прядь в косе Рихензы, отложила в сторону синие шелковые ленты и приготовилась смочить густые огненно-рыжие волосы госпожи ароматным лосьоном из розовой воды и толченого муската. На свету играли медь и золото, а в тени переливались оттенки рубина и граната, янтаря и топаза. Гребень из оленьего рога имел редкие зубья, чтобы пробиться сквозь густые локоны. Еще у Рихензы была специальная щетка, сделанная из щетины, чтобы приглаживать и распрямлять волосы.

– В твоих волосах столько жизни! – смеялась Алиенора, поглаживая густой водопад. Казалось, он должен быть жестким на ощупь, но под рукой ощущался мягким и шелковистым – к нему хотелось прикасаться снова и снова. Королева приложила ладонь к своим волосам, которые блестели, словно тонкие серебряные нити. – Даже в молодости я не могла похвастаться таким богатством!

Рихенза нежно похлопала Алиенору по руке:

– Но это же неправда, бабушка, в свое время ты была несравненной красавицей, не отрицай этого! Я слышала сказания и множество песен трубадуров, сложенных в твою честь. Как ты думаешь, много песен напишут обо мне?

– Ты еще молода, у тебя все впереди, – ответила Алиенора с теплотой в голосе.

Рихенза приехала погостить несколько недель, и обе они прекрасно проводили время в обществе друг друга.

– Кто станет воспевать мои дикие кудри? У тебя волосы были гладкими, как золото. Мама часто о них рассказывала и о том, как она пробовала все снадобья и мази из твоих шкатулок в надежде, что у нее будут такие же замечательные волосы, как у тебя.

– Я помню. – У Алиеноры как будто ком подступил к горлу. – Хотя я не ведала об этом ее желании. Думала, ей просто любопытно. Она всегда хотела все распробовать и потрогать, чтобы понять, что это такое. И она была красива.

– Да, была.

Между ними опустилась тишина, наполненная невысказанными словами любви и скорби.

К ним подбежал Томас, первый сын Рихензы. Симпатичному мальчугану скоро исполнялось шесть лет, и был он маленькой копией отца. Поэтому и волосы у него были послушными, прямыми и светлыми, как у Жоффруа.

– У тебя были новости от Иоанны? – поинтересовалась Рихенза.

Алиенора покачала головой:

– В последнее время нет. Но я не сомневаюсь, что скоро послание придет и будет длиннее прежнего. Иоанна редко пишет письма, но зато такие длинные, что на их чтение уходит полдня.

– Сколько сейчас ее сыну? – Рихенза шутливо ущипнула Томаса за носик.

– Этим летом будет два года. Он родился ровно через девять месяцев после бракосочетания, то есть Иоанна без промедления выполнила свой долг – родила наследника. Судя по ее письмам, она вполне довольна жизнью с Раймундом, хотя, как обычно, вассалы доставляют им немало хлопот, да и мужчины всегда остаются мужчинами.

– А Беренгария? Она тебе пишет?

Алиенора поджала губы:

– Изредка. Она поселилась в Ле-Мане, но нет никаких признаков того, что они с Ричардом собираются сойтись, чтобы произвести наследника. Беренгария его не призывает, а он, похоже, не испытывает к ней интереса.

Королева знала о том, какие слухи ходят о Ричарде. Поговаривали о попойках и продажных женщинах. Он дважды каялся в грехе невоздержанности и прилюдно клялся положить конец такому поведению. Любовниц у него не было, но имелся сын – как будто бы, хотя в беседах с Алиенорой Ричард никогда не упоминал его. Она тоже не поднимала эту тему, да и не хотела после того, что сообщил ей Иоанн. Если бы Ричард пожелал привезти ребенка в Фонтевро, то это было бы правильно. Алиенора молилась о том, чтобы после летней военной кампании Ричард занялся бы наконец производством наследника. Правда, о том же она молилась и в прошлом году, и в позапрошлом.

Служанки начали заплетать волосы Рихензы. Им решил помочь Томас, благодаря чему коса получилась похожей на потертый канат.

Алиенора принесла свою шкатулку с драгоценностями:

– У меня есть для тебя подарок. На днях я перебирала украшения и нашла вот это. – Она протянула Рихензе золотое колечко с сапфирами-кабошонами и белыми жемчужинами, выложенными в форме звезды. – Раньше я носила это кольцо на мизинце, но оно мне больше не налезает. Его подарила императрица Константинополя, когда я гостила там с Людовиком.

Внучка примерила кольцо, и оно идеально ей подошло. Глядя, как оно поблескивает на гладком безупречном пальчике Рихензы, Алиенора представляла себя в те годы, когда и ее руки были такими же.

– А ты знаешь, как теперь принято носить головной убор? – спросила Рихенза. – Мне кажется, тебе должно пойти, бабушка.

Алиенора усмехнулась:

– С чего ты взяла, дорогая, будто меня интересует последняя мода? Она для молодых женщин, которые желают очаровать весь мир.

– К тебе приезжают гости, и ты сама собираешься навестить кое-кого, когда станет потеплее, – возразила Рихенза. – И ты всегда будешь королевой.

Алиенора махнула рукой, уступая:

– Ну ладно, и какая теперь мода? Показывай.

– Тебе нужен отрез ткани вроде пелены… Томас, принеси-ка мою корзинку для шитья. – Ребенок послушно исполнил просьбу, а Рихенза тем временем перекинула через плечо заплетенные косы, чтобы не мешали. Открыв корзинку, она нашла лоскут льна, подходящий для ее задумки, и ловко закрепила его булавками на голове Алиеноры так, что он охватывал ее подбородок и соединялся концами на макушке, куда затем прикалывалась золотыми шпильками вуаль. – Готово. – Она продемонстрировала результат своих трудов с помощью маленького серебряного зеркальца.

– Так это подвязка, чтобы челюсть не отвисала, – заметила Алиенора. – Как у мертвеца.

– Но она обрамляет лицо и придает величественный вид. – Энтузиазм Рихензы ничуть не угас от нелестной оценки. – Я бы сама так носила. – И она моментально соорудила себе такой же убор, после чего Алиеноре пришлось признать, что он и правда добавляет внушительности. А еще он подчеркивал глаза Рихензы цвета морской синевы в обрамлении длинных темных ресниц.

– Значит, так теперь носят все женщины?

– Не все, бабушка. Таких все еще немного, и ты не будешь следовать за большинством.

– И при этом ты считаешь, что столь модный головной убор подходит старой женщине, живущей при аббатстве? – поинтересовалась Алиенора с лукавой смешинкой в глазах. Она обожала принимать у себя Рихензу. Молодость и живость внучки наполняли смехом и светом повседневную жизнь вдовствующей королевы.

Позднее дамы сходили в церковь помолиться, но не задержались там, ибо Алиенора знала, что Рихенза, как и Генрих, не может стоять спокойно даже несколько минут. Созерцательность и глубокие размышления не относились к числу ее достоинств. Ум внучки занимала практическая сторона вещей.