– Можно мне еще раз прийти к вам? – спросил Ричард.

Амлен медленно выдохнул. Он кожей ощущал взгляд супруги, полный надежды.

– Да, – ответил он ребенку. – Ты можешь навещать нас так часто, как тебе позволит бабушка. Но сейчас тебе пора попрощаться с ней.

Ричард отвесил идеальный поклон в сторону Изабеллы, поблагодарил ее за угощение и потом обернулся к деду и взял его за руку. И веселыми подскоками двинулся в детские покои, разом утеряв всю свою важность.

Амлен передал Ричарда женщинам, сделав им выговор за незапертую дверь, и поспешил обратно. Надо было улучить хоть пару часов сна, пока не проснулся Генрих и не позвал к себе.

– Ты и правда не против, если мальчик будет приходить к нам так часто, как захочет? – уточнила Изабелла, когда он стягивал сапоги.

– Да, иначе не пригласил бы, – проворчал Амлен. – Он отличный паренек, даже если я не могу смириться с обстоятельствами его рождения, а к другим соображениям я был слеп.

– А наша дочь может навещать нас?

Он нахмурился и замолчал, расстегивая ремень.

– Не торопи меня. Я сам приду к этому, но в свое время.

– Тебе даже не обязательно быть дома во время ее визита. – Изабелла кусала губы.

Амлен все еще был разозлен и обижен на Беллу. Когда-то он запретил ей являться в родительский дом. Но теперь чувствовал в себе достаточно сил, чтобы впустить ее обратно в свое сердце, куда только что шагнул ее ребенок. Доверять дочери, как раньше, Амлен никогда уже не сможет, но есть иные сферы, и излечение еще возможно, если он сам того захочет. В решении оставаться обиженным есть некое темное наслаждение. Но ведь у него перед глазами живой пример: Генрих отрезал себя от любви, и что с ним стало?

– Напиши ей. Скажи, что она может навестить тебя в Конисбро. Или в Сенделе. Или в Акре. Я не запрещаю.

У Изабеллы вырвался тихий вскрик, и она зажала рот рукой. Ее плечи затряслись в рыданиях.

В первый миг Амлен почувствовал прилив раздражения, но его быстро сменила виноватая заботливость.

– Ну хватит, хватит, я же дал тебе то, о чем ты просила, в слезах нет нужды. – Он положил руки ей на плечи, и она прижалась к нему и расплакалась в голос.

В конце концов муж отвел ее в постель и лег рядом с ней, прижимаясь всем телом, чего не делал уже очень давно.

Постепенно рыдания Изабеллы утихли. Она подняла голову:

– Извини меня. Просто накопилось, и я больше не могла удерживать это внутри. – Она шмыгнула носом. – Надо было дать выход.

Он погладил ее по волосам:

– Знаю, знаю. А теперь пора спать. Ш-ш-ш. Все будет хорошо.

– Останешься со мной?

Амлен поцеловал ее в висок, в сырую соленую щеку, в губы.

– Я никуда не ухожу. Спи. – Он обнимал и гладил ее. Утерянного не воротишь, но увидеть луч света во мраке – это чудесный дар Бога, и Амлен твердо намерен был следовать за этим лучом, чтобы вернуться к самому себе.

Винчестерский замок,

апрель 1187 года

Не сводя глаз с куска курятины, который Рихенза зажала указательным и большим пальцем, пятнистый спаниель сидел, как ему было приказано, и в предвкушении облизывался.

– Лапу, – скомандовала Рихенза.

Собака немедленно вытянула переднюю лапу и заскулила.

– Хороший мальчик. – Рихенза бросила мясо, и в ловком прыжке пес поймал награду, проглотил и просительно уставился на девочку, ожидая добавки.

– Ты перекормишь его, – предупредила внучку Алиенора, качая головой, но не в силах сдержать улыбку.

Рихенза и Мойси, когда-то принадлежавший Жоффруа, стали неразлучны с того момента, как королева решила оставить собаку при себе. Он всюду ходил за девочкой. Когда та ездила верхом, пес устраивался рядом с ней на седле, а по ночам спал в изножье ее кровати, привольно раскинувшись на спине и открывая всему миру на обозрение свое мохнатое собачье достоинство.

– Не перекормлю. Я с ним подольше погуляю, обещаю. – Рихенза потянулась за новым куском мяса.

Алиенора окинула внучку любящим взором. Рихензе было уже почти шестнадцать лет. Она превратилась в крепкую и активную девушку, с гривой рыжих кудрей и глазами цвета морской синевы. Черты ее лица были правильными, а когда она улыбалась, то будто всходило солнце. Сразу несколько знатных мужчин боролись за ее руку, и пока всех опережал Жоффруа, наследник рода Ротру, будущий граф дю Перш. Однако переговоры только начались. Еще неизвестно, приведут ли они к согласию сторон.

Алиенора собиралась пойти проверить, закончил ли ее писец работу над хартией о передаче одному монастырю нескольких полей и мельницы, но ей помешало появление гонца. Как обычно, первым встречать незнакомца бросился Мойси. Он вскочил на задние лапы, отчего стал казаться гораздо крупнее, и принялся обнюхивать поясную сумку пришельца на предмет гостинца. Рихенза схватила пса за красный кожаный поводок и оттащила в сторону. Сколько ни тренировала она спаниеля, все успехи пока ограничивались выпрашиванием еды.

– Госпожа, я привез вести из Бретани. – Гонец опустился на колено и протянул королеве письмо. – Княгиня Констанция благополучно разрешилась от бремени. У нее сын.

Алиенора взяла письмо и посмотрела на печать – это была печать Генриха. Значит, послание сперва было доставлено ему. Она развернула пергамент, но почерк оказался слишком мелким, и Алиенора передала письмо Рихензе.

Текст, который зачитала девушка, состоял из формальных фраз и голых фактов. Зачатие произошло незадолго до смерти Жоффруа в августе прошлого года, и теперь ребенок появился на свет, и был он мужского пола.

– А нарекли его Артуром, – закончила читать Рихенза и отложила пергамент.

Примечательное имя с узнаваемыми бретонскими корнями. Появление бретонского наследника становилось также новым фактором в порядке наследования королевства. Законникам предстоит решить, идет ли он за Ричардом или за Иоанном, но в любом случае новорожденный мальчик очень близок к трону.

Алиенора велела Бельбель принести флягу лучшего гасконского вина.

– Мы должны поднять тост за рождение твоего нового кузена, – сказала она Рихензе.

– И твоего нового внука, – осторожно добавила Рихенза. Она всматривалась в лицо бабушки, стараясь понять ее реакцию на известие.

– Да. – Под улыбкой Алиенора прятала боль. – Мне очень грустно, что Жоффруа нет с нами. Ему не довелось увидеть своего сына, но, по крайней мере, он успел передать нам частичку себя. Мы должны поблагодарить Господа за это. И можешь вместе со мной выбрать подарки для Констанции и младенца. – Она еще раз примерилась к имени: Артур… слишком непривычно. В нем чувствовался вызов, хотя понятно, почему ребенка не назвали Генрихом, Уильямом или Ричардом.

Алиенора усадила на запястье своего нового кречета. Молодую птицу только начали обучать, и она возбужденно танцевала на перчатке королевы, била крыльями и пронзительно кричала. Ее назвали Сноуит – «белоснежная», – и в самом деле перья на грудке сияли, как свежевыпавший снег. Крылья усеивали сероватые веснушки, а глаза блестели, будто обсидиановые зеркальца.

– Ты готова? – спросила Алиенора Рихензу, которая уверенно кружила по двору на гнедом жеребце.

– Да, бабушка. – Внучка улыбнулась и погладила Мойси, сидящего перед ней на седле.

Вместе с эскортом они поскакали в холмы. Алиенора наслаждалась ветром, бьющим в лицо, таким свежим, таким бодрящим. Сентябрьский день выдался ясным и ярким. Хотя ночи удлинялись и неуклонно надвигалась осень, природа не хотела расставаться с летом.

Алиенора подбросила Сноуит в воздух и проследила взглядом, как птица расправила крылья и полетела – низко-низко, над самой травой. Пестрое оперение почти сливалось с растительностью. Кречет высматривал в полях мягкую серую добычу – куропаток.

– Однажды кречет твоего деда поймал журавля, – сказала Алиенора внучке. – Они сражались в воздухе у нас на виду и потом вместе упали на землю. И когда охотники прискакали к ним, то обнаружили, что кречет убил журавля когтями, но и журавль пробил грудь кречета своим длинным клювом. Обе птицы погибли. Это было удивительное зрелище, хотя мы и жалели о потере кречета.