«Как испанцы — к Америке…» Как испанцы — к Америке, Подплыву к современности. Не мудрее Колумба, Принимать я привык За Америку — Кубу, Остров — за материк. Я поем кукурузы, Табаку покурю, Погружу свои грузы, Племена покорю, Разберусь постепенно В том, что это — не Индия. В том, что здесь нестерпимо, В том, что внове увидено, Что плохое, что славное. Постепенно и планово Насобачусь я главное Отличать от неглавного. «Стояли сосны тесно…»
Стояли сосны тесно, Блистали сосны росно. Прямые как отвес, но Развесистые сосны. И можно длить и холить речь, Сравненьем тешить новым, А можно просто рядом лечь И подышать сосновым. «Не особый талант пророчества…» Не особый талант пророчества — Это было значительно проще все: От безмерного одиночества Отдавал я дни и ночи все Мемуарам передним числом. Это стало моим ремеслом. Не пророчу и не догадываюсь — Я не столь глубок и широк, Как тяжелый шар я докатываюсь До конца, раньше легких шаров. «Маловато думал я о боге…» Маловато думал я о боге, Видно, он не надобился мне Ни в миру, ни на войне, И ни дома, ни в дороге. Иногда он молнией сверкал, Иногда он грохотал прибоем, Я к нему — не призывал. Нам обоим Это было не с руки. Бог мне как-то не давался в руки. Думалось: пусть старики И старухи Молятся ему. Мне покуда ни к чему. Он же свысока глядел На плоды усилий всех отчаянных. Без меня ему хватало дел — И очередных и чрезвычайных. Много дел: прощал, казнил, Слушал истовый прибой оваций. Видно, так и разминемся с ним, Так и не придется стыковаться. «Народ за спиной художника…» Народ за спиной художника И за спиной Ботвинника, Громящего осторожненько Талантливого противника. Народ, за спиной мастера Нетерпеливо дышащий, Но каждое слово внимательно Слушающий и слышащий, Побудь с моими стихами, Постой хоть час со мною. Дай мне твое дыханье Почувствовать за спиною. «Все правила — неправильны…» Все правила — неправильны, Законы — незаконны, Пока в стихи не вправлены И в ямбы — не закованы. Период станет эрой. Столетье — веком будет, Когда его поэмой Прославят и рассудят. Пока на лист не ляжет «Добро!» поэта, Пока поэт не скажет, Что он — за это, До этих пор — не кончен спор. «Я очень мал, в то время как Гомер…» Я очень мал, в то время как Гомер Велик и мощен свыше всяких мер. Вершок в сравненьи с греческой верстою, Я в чем-то важном все же больше стою. Я выше. Я на Сталине стою И потому богов не воспою. Я больше, потому что позже жил И од своим тиранам не сложил. Что может Зевс, на то плевать быкам, Подпиленным рогам, исхлестанным бокам [45]. «Человечество делится на две команды…» Человечество делится на две команды. На команду «смирно» И команду «вольно». Никакие судьи и военкоматы, Никакие четырехлетние войны Не перегонят меня, не перебросят Из команды вольных В команду смирных. Уже пробивается третья проседь И молодость подорвалась на минах, А я, как прежде, отставил ногу И вольно, словно в юные годы, Требую у жизни совсем немного — Только свободы. «В свободное от работы время…» В свободное от работы время Желаю читать то, что желаю, А то, что не желаю, — не буду. Свобода чтения — в нашем возрасте Самая лучшая свобода. Она важнее свободы собраний, Необходимой для молодежи, И свободы шествий, Необходимой для променада, И даже свободы мысли, Которую все равно не отнимешь У всех, кто способен мыслить. «Потомки разберутся, но потомкам…» Потомки разберутся, но потомкам Придется, как студентам — по потокам Сперва разбиться, после — расстараться, Чтоб разобраться. Потомки по потокам разобьются, Внимательны, умны, неотвратимы, Потрудятся, но все же разберутся Во всем, что мы наворотили. Давайте же темнить, мутить и путать, Концы давайте в воду прятать, Чтоб им потеть, покудова распутать, Не сразу взлезть, Сначала падать. Давайте будем, будем, будем Все, что не нужно или же не надо. И ни за что не будем, нет, не будем Все то, что нужно, правильно и надо. вернуться Последнее двустишие переосмысляет известное латинское изречение «Что позволено Юпитеру, то не позволено быку». Юпитер в древнеримской мифологии соответствует Зевсу в древнегреческой. |
