СЧЕТНЫЕ РАБОТНИКИ К бухгалтерам приглядываюсь издавна И счетоводам счет веду. Они, быть может, вычислят звезду, Которая и выведет нас из дому. Из хаоса неверных букв, Сложившихся в слова неясные — В края, где в основаньи всех наук Нагие числа, чистые, прекрасные. Во имя человечества — пора, Необходимо для целе́й природы, Чтоб у кормила — вы, бухгалтера, Стояли. Рядом с вами — счетоводы. Дворянская забылась честь. Интеллигентская пропала совесть. У счетоводов же порядок есть И аккуратность, точность, образцовость. Все приблизительны. Они — точны. Все — на глазок. У них же — до копейки. О, если бы на карту всей страны Перевести их книги — под копирку. Растратчики, прохвосты и ворюги Уйдут из наших городов и сел. Порядок, тот, что завезли варяги, Он весь по бухгалтериям осе́л. «Меняю комнату на горницу…»
Меняю комнату на горницу. Меняю площадь на жилье. Переезжаю с дикой гордостью Из коммунального — в мое. Я развивался в коллективе. Я все обязанности нес. Хочу, чтоб гости колотили В моих ворот кленовый тес. Я был хороший, стал отличный, Обыкновенный стал потом. Теперь хочу, чтоб пес мой личный Гонялся за моим котом. Хочу, как пишут в объявлении, Отдельности, уединения. ИСКУССТВО Я посмотрел Сикстинку [9] в Дрезденке, Не пощадил свои бока. Ушел. И вот иду по Сретенке, Разглядываю облака. Но как она была легка! Она плыла. Она парила. Она глядела на восток. Молчали зрители. По рылу У каждого стекал восторг. За место не вступали в торг! С каким-то наслажденьем дельным Глазели, как летит она. Канатом, вроде корабельным, Она была ограждена. Не понимали ни хрена! А может быть, и понимали. Толковые! Не дурачки! Они платочки вынимали И терли яростно очки. Один — очки. Другой — зрачки! Возвышенное — возвышает, Парящее — вздымает вверх. Морали норму превышает Человек. Как фейерверк Взвивается. Он — человек. ВРЕМЯ ** 1959 «Ко мне на койку сел сержант-казах…» Ко мне на койку сел сержант-казах И так сказал: «Ты понимаешь в глобусе?» И что-то вроде боли или робости Мелькнуло в древних, каменных глазах. Я понимал. И вот сидим вдвоем И крутим, вертим шар земной до одури, И где-то под Берлином и на Одере Последний бой противнику даем. Вчерашней сводкой Киев сдан врагам, И Харьков сдан сегодняшнею сводкой, И гитлеровцы бьют прямой наводкой По невским и московским берегам. Но будущее — в корпусе «один», Где целый день — у глобуса собрание, Где раненые И тяжело раненные Планируют сраженье за Берлин. ДЕКАБРЬ 41-ГО ГОДА Та линия, которую мы гнули, Дорога, по которой юность шла, Была прямою от стиха до пули — Кратчайшим расстоянием была. Недаром за полгода до начала Войны мы написали по стиху На смерть друг друга. Это означало, Что знали мы. И вот — земля в пуху, Морозы лужи накрепко стеклят, Трещат, искрятся, как в печи поленья: Настали дни проверки исполненья, Проверки исполненья наших клятв. Не ждите льгот, в спасение не верьте: Стучит судьба, как молотком бочар. И Ленин учит нас презренью к смерти, Как прежде воле к жизни обучал. ГОВОРИТ КОМИССАР ПОЛКА Тебя поставили политруком Не для того, чтоб проводить парады, А для того, чтоб русским языком Ты объяснял своим солдатам правду. Ты эту правду вычитал из книг, Но эти книги правильные были, И ты толково разобрался в них И отличаешь ерунду от были. Высокой мерой человека мерьте — Ее солдаты выдержат вполне. Скажите им о жизни и о смерти, О Родине, о мире, о войне. Без дела голоса не повышайте — Солдаты все запомнят и учтут. Курить газеты? Можно. Разрешайте, Но только те, которые прочтут. Почаще брейтесь. Думайте про танки И помните, что политаппарат Не подымает рядовых в атаки, Но если врылись в землю и лежат — Вставайте, выбегайте из окопа, И ежели поверил вам народ — Так он пройдет за вами пол-Европы И дальше. если скажете, пойдет! вернуться Стихотворение вызвано выставкой шедевров Дрезденской картинной галереи, состоявшейся в Москве в 1957 г. Сикстинка — полотно Рафаэля «Сикстинская мадонна». |
