ШЕСТОЕ НЕБО Любитель, совместитель, дилетант — Все эти прозвища сношу без гнева. Да, я не мастер, да, я долетал Не до седьмого — до шестого неба. Седьмое небо — хоры совершенств. Шестое небо — это то, что надо. И если то, что надо, совершил, То большего вершить тебе не надо. Седьмое небо — это блеск, и лоск, И ангельские, нелюдские звуки. Шестое небо — это ясный мозг И хорошо работающие руки. Седьмое небо — вывеска, фасад, Излишества, колонны, все такое. Шестое небо — это дом, и сад, И ощущенье воли и покоя. Шестое небо — это взят Берлин. Конец войне, томительной и длинной. Седьмое небо — это свод былин Официальных о взятии Берлина. Сам завершу сравнения мои И бережно сложу стихов листочки. Над «и» не надо ставить точки. «И» Читается без точки. ЭТО ПРАВДА Многого отец не понимал, Например, значенья рифмы. Этот странный молоточек Беспокоил, волновал его. А еще он думал: хорошо Пишет сын, но слишком много платят. Слишком много денег он берет. Вдруг одумаются, отберут назад. — Это правда? — спрашивал отец, Если сомневался в этой правде, Но немедля вспоминал, что я С детства врать не обучался. Сколь невероятна ни была Правда моего стихотворенья, Сердце барахлящее скрепя, Уверял отец, что это правда. Инженером я не стал. Врачом — Тоже. Ремеслу не обучился. Офицером перестал я быть — Много лет, как демобилизовался. Первым и в соседстве и в родстве И в Краснозаводском районе [44]Жил я только на стихи. Как же быть могли они неправдой? «Актеры грим смывают…» Актеры грим смывают И сразу забывают, В которой были роли И что они играли. Актер берет актрису, Идет с ней в ресторан. Ему без интересу, Чего он растерял, Какое сеял семя. Он просто ест со всеми. Мне дивны факты эти. У нас другой фасон. Звенит звонок в поэте, Звенит сквозь явь и сон. Звоночек середь ночи Поднимет, шлет к столу, Чтоб из последней мочи Светить в ночную мглу. Сначала помогает, А после — помыкает, Зато звенит — всегда В дни быта и труда. «Сосредоточусь. Силы напрягу…»
Сосредоточусь. Силы напрягу. Все вспомню. Ничего не позабуду. Ни другу, ни врагу Завидовать ни в чем не буду. И — напишу. Точнее — опишу, Нет — запишу магнитофонной лентой Все то, чем в грозы летние дышу, Чем задыхаюсь зноем летним. Магнитофонной лентой будь, поэт, Скоросшивателем входящих. Стой на этом, Покуда через сколько-нибудь лет Не сможешь в самом деле стать поэтом. Не исправляй действительность в стихах, Исправь действительность в действительности И ты поймешь, какие удивительности Таятся в ежедневных пустяках. КАК МОГ Начну по порядку описывать мир, Подробно, как будто в старинном учебнике, Учебнике или решебнике, Залистанном до окончательных дыр. Начну не с предмета и метода, как Положено в книгах новейшей эпохи,— Рассыплю сперва по-старинному вздохи О том, что не мастер я и не мастак, Но что уговоры друзей и родных Подвигли на переложение это. Пишу, как умею, Кастальский родник Оставив удачнику и поэту. Но прежде, чем карандаши очиню, Письмо-посвящение я сочиню, Поскольку когда же и где же видели Старинную книгу без покровителя? Не к здравому смыслу, сухому рассудку, А к разуму я обращусь и уму. И всюду к словам пририсую рисунки, А схемы и чертежи — ни к чему. И если бумаги мне хватит и бог Поможет, и если позволят года мне, Дострою свой дом до последнего камня И скромно закончу словами; «Как мог». «И положительный герой…» И положительный герой, И отрицательный подлец — Раздуй обоих их горой — Мне надоели наконец. Хочу описывать зверей, Хочу живописать дубы, Не ведать и не знать дабы. Еврей сей дуб иль не еврей, Он прогрессист иль идиот, Космополит иль патриот, По директивам он растет Или к свободе всех зовет. Зверь это зверь. Дверь это дверь. Длину и ширину измерь, Потом хоть десять раз проверь И все равно: дверь — это дверь. А — человек? Хоть мерь, хоть весь, Хоть сто анкет с него пиши, Казалось, здесь он. Нет, не здесь. Был здесь и нету ни души. вернуться Краснозаводской район — район Харькова, в котором жили Слуцкие. |
