Зашло солнце. Хорошо, что я могу не спать. Закат в горах потрясающий: это не просто краснеющее перед безнадежной борьбой с ночью небо, это красный цвет во всей его силе, накрывающий мир и проходящий мимо него, дальше — покорять горизонт.

Особенный. Первый из множества, на которые я обрекла себя, отказавшись от возможности легко убить Дарха. Будет ли он таким же особенным через сто лет?

Теперь, почти не сводя глаз с бога-инвалида, старавшегося думать, что находится в одиночестве, я ждала сигналов чужой боли и с тревогой, и с надеждой — они были бы единственным оправданием отлучек из обиталища Дарха, рискованных, но необходимых, как дуновение свежего ветра. Мысленно перебирая, всем ли островитянам прицепила «маячки», боясь что-то пропустить, я вслушивалась в свои ощущения.

Но жизнь преподнесла сюрприз. Я вдруг ясно услышала собственное имя:

— Аська, иди сюда!

Ментальный зов. С ума сойти.

— А ты кто? — мысленно произнесла я, решив, что это не может быть кто-нибудь из родни — их я бы узнала, да и не назвали бы они меня Аськой.

— Это Галя, найди меня, пожалуйста, хоть как! Это важно!

Вряд ли она услышала мой вопрос. Скорее всего, просто орала в пространство, находясь в полном отчаянье.

Вызвав из памяти ее портрет, я разбежалась и прыгнула.

— Привет, золотце, — сказала Галя.

Я остолбенела там, где очутилась. Она, худая, бледная и изможденная, как Артем после давешнего «промывания всего», лежала возле обветшавшего колодца у заросшей травой дороги, а вокруг нее вечер накрывал давно позаброшенную деревню.

— Е-елки-метелки, — только и смогла выговорить я. — Слышала, что ты меня зовешь, но, кажется, опоздала.

— Нет, — откликнулась она, — именно сейчас ты мне и нужна.

Галя была возбуждена, причем как-то болезненно, словно через нее пропустили электрический ток.

— Все, что угодно, — пообещала я. — Только объясни, что случилось!

Она широко улыбнулась.

— Какие-то полупрозрачные твари случились, представляешь? Схватили меня, приволокли куда-то, пытали! Потом установили во мне датчик и оставили здесь. Это я знаю, зачем — чтобы выследить Остров. Поэтому я и не пошла туда, а мысленно орала твое имя. Ася?

При фразе «полупрозрачные твари» я вновь вросла в землю, а потом сама не заметила, как рухнула рядом с Галей на проплешину в траве. Господи.

Что? Ведь чувствовала? Чувствовала, почти знала. Только верить не хотела.

А кто сказал, что кошмары не сбываются? Кто-то обещал, что ничего самого страшного именно со мной не произойдет?

— Дикие странники…

— Ты тоже от них пострадала? — с восторгом спросила Галя.

— Я не успела. А вот Денис однажды почти умер. Галя! — взмолилась я. — Что ты им сказала?!

Она сделала вид, что обиделась. На самом деле она была невообразимо рада моему пришествию, потому что вдвоем и бояться, и искать выход легче, но вести себя нормально пока не могла.

— Я была не в настроении разговаривать. И вместо того, чтобы меня оскорблять, пожалуйста, принеси пользу обществу — найди датчик и вытащи его из меня.

— Вместо того, чтобы оскорбляться, — парировала я, — возьми себя в руки и расслабься. У тебя здесь нет врагов.

Последнюю фразу я буквально втолкала в ее мозг. Мне не понадобилось отключаться, чтобы почувствовать исходящее от нее излучение. Но датчика не было. Дикие странники, конечно, психи, но вовсе не дураки. Излучение шло от участка кожи на пояснице, он был то ли пропитан каким-то веществом, то ли изменен. Ну что ж… настало время побороться и с этим.

Я положила ее животом на траву, и, заблокировав болевые центры, оторвала измененную кожу от тела. Затем, дав вытечь приличной дозе крови, запустила регенерацию, как с поясницей Артема.

Попутно я обследовала ее. Работа еще была, и это не стало для меня неожиданностью: дикие странники сами по себе — вирус, и заражают они все, с чем рядом оказываются. В Галиных почках развивались посторонние организмы, а спинной мозг разбавился инородным веществом. Наверное, мне не хватило бы сил и знаний, чтобы справиться с такой компанией, но сомнение, как всегда, только сунуло нос в мою душу, и в тот же миг его выбило оттуда чувство, не раз помогавшее творить чудеса: во мне мощной волной поднялся протест против чужой злобы. Огромное, поглотившее все вокруг, желание, чтобы в мире существовали только добро и любовь, дало мне столько энергии, что принявшее ее Галино тело сразу очистилось, и каждая клетка засветилась, почувствовав свободу.

Через несколько мгновений Галя сделала глубокий вдох, а потом медленно выдохнула.

— Пожалуй, я не жалею о том, что они со мной сделали. Ради такого выздоровления стоит испытать даже смерть, — сказала она.

Я вновь растянулась около нее. Эйфория, сопровождавшая каждое излечение, разогнала страх перед дикими странниками. Их можно победить, и только что мы с Галей сделали маленький шаг к победе. Но легкой она не будет — мы все еще ничего о них не знаем.

— Галь, это действительно крайне важно. Дикие странники впервые законтачились с кем-то из островитян. Как они с тобой говорили?

Она повернула ко мне уже спокойное, сразу посерьезневшее лицо.

— Кажется, через какой-то прибор. Насколько я их рассмотрела, говорить по-человечески они не могут.

— А как ты дышала?

На Земле, устанавливая свои порталы, они меняют воздух на свой — так им удобнее «работать». Но в ловушке на планете-жемчужине они находились в одном воздухе с гуманоидами — и ничего, вполне нормально функционировали. Ой, а что для них норма? Может быть, в азотно-кислородной среде они хоть и не гибнут, но лишаются каких-то важных способностей? Уже лучше.

— Они засунули меня в прозрачную клетку, там был хороший воздух. А всю эту хрень со мной делали: жгли, щипали, череп сдавливали, руки-ноги растягивали, бр-р-р — такими длинными руками-манипуляторами, знаешь, как в лабораториях с вирусами работают?..

Лапочка… Сколько ж она перенесла…

— Хотели, чтобы ты провела их на Остров?

— Да. Повезло: я случайно разбила «компас», а то страшно подумать, что было бы, если бы они его нашли и догадались, как он действует.

Надо же, как она рассуждает — ей совсем себя не жаль, она не хнычет от обиды и не хвастается стойкостью.

— Почему ты это все терпела? — не удержалась я, надеясь, что в этот раз она не станет примерять образ оскорбленной невинности.

Галя свернулась уютным калачиком и грустно-прегрустно улыбнулась. Напряжения в ней не осталось. Ее тело было расслаблено, как у кошки, оно было счастливо собственному здоровью, и даже грусть, показавшаяся в ее глазах, была светлой.

— Я чувствовала себя такой несчастной, что слабо воспринимала боль. Я несколько дней назад рассталась с любимым. Вынуждена была расстаться. Мне было настолько плохо и обидно, что я получала даже какое-то удовлетворение от пыток: физические страдания отвлекали от сильнейших, которые разрывали душу.

Как же это понятно! Может быть, не всем, но мне — безусловно.

Женское любопытство взяло верх над тактом, и я спросила:

— Кто твой любимый?

При слове «любимый» ее глаза засветились.

— Ты его не знаешь. Он из наколдованного мирка. Я не могла быть с ним, ведь моя жизнь — там, где Остров, а он не мог уйти со мной. Я приходила, уходила, и скоро мы оба поняли, что гибнем. У нас так было, понимаешь? Нам было трудно расставаться. Когда мы находились рядом, то чувствовали нарастающее счастье, и прерывать это чувство было равносильно убийству чего-то лучшего. Какая-то часть моей души была готова остаться там и обречь себя на счастливую смерть, но нечто более сильное велело спасать шкуру. Я ушла, а он завтра женится на другой, с которой был помолвлен до того, как мы встретились. Ты согласна, что от этого можно и в пекло залезть?

— М-да, — посочувствовала я. — А ты не могла выбрать кого-нибудь поближе?

Галя усмехнулась.

— Ты не думай, мне очень нравятся наши парни. Но что случилось…