Взведенная неудачей, я чуть не заорала, что именно этим занимаюсь, но тут же поняла, что дух говорит о МОЕМ сердце. Вот зачем оно нужно!

Я мысленно сжала его, и оно сразу послушно забилось. Ладони наполнились целебным теплом, и сердце птицеящера, сначала слабо и прерывисто, забилось тоже. Одновременно стали восстанавливаться сожженные ткани, и вскоре его биение выровнялось.

Я не проиграла.

Теперь пора думать. Дарх подкинул мне много информации для этого.

Радовало только одно: за Командора бояться не стоит. Угробив Жадного Бога, он перестал быть любимой жертвой всех богов вообще. Больше никаких подлянок они ему не сделают.

Остальное не радовало. Дарх способен пробивать каналы в пространстве, значит — появляться и исчезать внезапно… Тут что-то не то. Каналы Острова контролируются Королевой и ее духами — его должны были заметить. Или Королева заодно с ним, что на нее не похоже, или… Точно! Он прошел через третий портал с монстриками! Скорее всего, он и был тем, который улетел в сторону океана. Конечно! Он пролетел вдоль скалистого берега, потом развернулся и заявился ко мне домой. Капитан-Командор говорил, что боги могут менять облик. Тогда и всю свору сюда согнал он, для прикрытия… Из-за его стремления встретиться со мной пострадали парни.

Дарх пользуется услугами духов. Они, невидимые, могут оказаться везде и тоже способны пробивать пространство. Мне надо точно выяснить, что это за сущности и научиться их видеть. По возможности — обезвреживать (подходящее слово, мне понравилось).

А пока мне лучше никак не выдавать самое важное, чем бы и кем бы оно ни было. Визиты к маме исключены.

Да, до смерти жилось легче…

В задумчивости я не заметила, как тело подопечного перестало принимать мою энергию, и опомнившийся птицеящер теперь жмурился, тихо млея от ласкового тепла. Похоже, его придется носить с собой — во всяком случае, до того момента, когда мы навсегда расстанемся. Найти бы что-нибудь, свободное от богов. Если только другая планета…

Кто-то остановился на пороге.

Кто-то, кого я могла узнать, не глядя. Даже спиной.

Потому что он был важнее всего.

Чтобы не встретиться с ним взглядом и не выдать себя, я слала излишне тщательно разглаживать крылья птицеящера.

Духи отлично разбираются в эмоциях и мгновенно все поймут — я сама приговорю его к смерти. Кажется, для всех, кто может видеть эмоции, я начинаю сиять в присутствии Германа. Как сдержать это сияние? Вроде бы, в какие-то моменты мысли о нем не доставляли мне удовольствия… Да, точно, я была на него обижена.

Надо срочно обидеться вновь. За что я раньше обижалась? За то, что он установил дистанцию между нами. Господи… Сейчас, когда исполняется моя единственная мечта, когда он сам ко мне пришел, я должна его оттолкнуть!

— Ася, — позвал он.

Закусив губу, я подняла на него глаза, стараясь смотреть мимо.

Ему и без этого было не очень уютно. Среди множества его талантов нет артистического, и, долгое время запрещая себе со мной общаться, ему было трудно изменить поведение.

— Я должен тебе кое-что объяснить, — так и не услышав ответа, начал он.

Когда непослушное сердце стукнуло мне в ухо, я поняла, что нужно сделать — остановить его, но спешке выбрала неудачный момент, и оно замерло, сжавшись.

— Не должен, — с усилием вдохнув, отрезала я.

Герман всматривался в мое лицо, не понимая, что делать дальше, а мне не хватало сил сказать единственное возможное сейчас слово — «уходи».

— Я хочу тебе кое-что объяснить, — с нажимом сказал он.

— Я не хочу слушать, — соврала я.

Ложь — это то, чего нет. Ей нельзя посмотреть в глаза. Но она способна причинить такую боль, которая ни одной правде не снилась. Такой вот парадокс.

Больше всего на свете мне хотелось услышать те несколько слов, что он собирался сказать. Я знала, какими они будут — мне говорили другие и собственная интуиция, но знание это ничего не значило. Только произнесение вслух, равносильное заклинанию, прогоняющему чары отчуждения, придало бы им силу бытия. Но от этого мое сердце дрогнет, его излучение станет неконтролируемым. И всё.

Пусть уж лучше будет жив. Хоть с Элей, зато жив.

— Что ты делаешь? — тихо спросил он.

— Лечу птицеящера, — небрежно пожав плечами, ответила я.

— Это детеныш черного дракона, — поправил он.

Ого. Не зря эта плоская мордочка показалась мне знакомой.

Пациент, конечно, уловивший, что говорят о нем, открыл один глаз. Драконы умные, во всяком случае, взрослые. Может, удастся убедить его держаться рядом?

— Лечу детеныша черного дракона, — согласилась я.

Герман попытался подойти ближе, но я напряглась так заметно, что он остался, где стоял.

— Ася, что случилось?

Сердце судорожно дернулось, и я опять прикусила губу.

— Он сломал крыло.

— Я не об этом. Что случилось, пока тебя здесь не было?

Я набрала побольше воздуха — как Дарх перед ударом — и весело, без намека на обиду, хмыкнула.

— У тебя завелась подружка.

— Ты не так поняла, — быстро возразил он, но запнулся. — Нет, ты все поняла, я вижу. Ты просто не хочешь ей навредить. Я скажу, чтобы она ушла.

— Зачем это?! — заспорила я. — Такая классная девчонка!

Он снова недоуменно замолчал.

Я рассматривала дракончика. Потекли минуты.

Упертого ученого непросто сбить с толку: он умеет четко ставить задачи и отбрасывать лишнее на пути к их решению… Тихо, но твердо он повторил:

— Ася, что с тобой случилось? Я вправе это знать.

— Нет, — конечно, ответила я. — Не вправе. Это не твое дело.

Кроме нас, троих осязаемых, в доме еще кто-то находился: как минимум, тот, кто подсказал мне включить сердце, и, очень возможно, какой-то дух Дарха. Знать бы точно! Почему дух Королевы молчит, не говорит, есть ли чужие? Его уже нет, умчался с докладом о пробитой Дархом пространственной дыре? Логика духов непостижима, рассчитывать на них не приходится.

Поэтому я сказала очень четко, отделяя слова:

— И мне нет дела до тебя. Мне все равно, где ты, и с кем ты.

Не слишком глупый человек заметил бы нарочитость, но прислуживающие духи не умные.

— Тогда почему тебе так больно? — вдруг спросил Герман.

В этот момент сердце снова трепыхнулось, и кровь бросилась мне в лицо.

— Вовсе нет, — выдавила я.

— У тебя губы бледнеют, когда тебе больно, — объяснил он.

Ах, да. Он же думает, что знает каждый сантиметр моего тела. Это, кстати, и в самом деле обидно.

— Ничего у меня не бледнеет, — с натуральным раздражением буркнула я.

И снова потекли минуты, пока я не могла заставить себя сказать: «Уходи».

Наконец, он сам понял, отступил на шаг назад и повернулся к двери. Это было мучительно медленно…

— Значит, у нас проблемы, — сказал он то ли себе, то ли мне, и ушел.

Ну я и влипла.

Стараясь держать драконеныша на быстропреодолимом расстоянии, я огляделась в поисках перевязочного материала. Стебли, образующие стену веранды, уже доросли до крыши и начали деревенеть. Я аккуратно отломила подходящую по изгибу ветку, а вытекший сок сгустила пальцами.

— Пару дней летать не придется, — предупредила я, прилаживая ветку к сломанной косточке и скрепляя их друг с другом сгущенным соком, как клипсой.

Чтобы сок застыл, пришлось сильно охладить его ладонями.

Отпущенное на свободу, сердце заколотилось бешено, и я сделала несколько глубоких вдохов и медленных выдохов, чтобы его угомонить.

Можно ли убить бога?

Ну и мысль!

Я никогда не убиваю, даже если защищаю кого-то. Неужели придется? Нет, просто не могу.

Кто такие боги? То есть, существа, называющие себя богами?

Мне нужно с кем-нибудь посоветоваться. На Командора я была зла за его молчание и манипулирование моими эмоциями, и не хотела с ним общаться. Найдется другой способ узнать — я должна наконец-то поговорить с Королевой. Как?