2 Что было, то было, а было эдак: В столицу Москва езда. Медленнее, чем мне надо, едут Товарные поезда. А впереди по пути леса, и Леса, и опять… снега. Я на тамбуре замерзаю, Пропадает моя нога. Без сна и без отдыха несколько дней я… Была бы лучше весна… А на полустанках еще холоднее Без отдыха и без сна. И бесполезно на что-нибудь злиться: Тому труднее, кто гонит немца; Однако лишь в том вагоне счастливцы, В котором печка имеется… В котором начальник дымит дым-дымой, Ему говорят: — Хлеба, водки не надо ли? Только пусти нас, отец родимый! — А отец посылает к той самой матери… Начальник вообще воплощенная честность: Кто-то вынимает бумажник потрепанный: — Не желаешь ли денег, родимый отец наш? — А отец и бумажник к матери……. Однако к теплу неизведанный путь есть. Я все что угодно готов упростить. — За пятьдесят анекдотов пустишь? — И мне отвечают: — Придется пустить! И поезд сразу прибавил ходу, И снега для меня что трава. От анекдота и к анекдоту Веду я свои слова. Приехал — в метро устремился с вокзала Оттуда в заброшенный дом. Когда я приехал, Москва мне сказала: — Ты мог бы приехать потом!.. 3
У меня квартира умерла, Запылились комнаты и кресла… Появились если бы дрова, Моментально бы она воскресла. Можно жить в квартире хорошо, Но, конечно, не сейчас, а после: Я стихи пишу карандашом, А чернила взяли да замерзли. Можно забыть на вокзале зал И тысячи прочих комнат; Но квартиру, в которой замерзал, На экваторе приятно вспомнить. На экваторе, под небом иным, Через много лет, а пока Я курю, и в небо уходит дым, Потому что нет потолка! Когда я потерпел аварию И испытал все беды, То филантропы мне давали… Хорошие… советы. Но в апреле, когда начал таять снег, Когда дни наступили весенние, Отыскался на свете один человек, Помогавший мне больше, чем все они! Этот друг ежедневно мне жизнь спасал, Никакой не прося награды; Но и этот товарищ, который я сам, Не сумел мне помочь, как мне надо! Почему до сих пор сам себе я спецкор, Но как автор не принят страною? Может быть, потому, что ненужным стал спор, Не законченный перед войною. Война все искусства в архив позапрятала; Но стихи, они от строки до строки Существуют помимо воли автора, А может быть, даже и вопреки! 4 Ощущаю мир во всем величии, Обобщаю даже пустяки. Как поэты, полон безразличия Ко всему тому, что не стихи. Лез всю жизнь в богатыри да в гении, Небывалые стихи творя. Я без бочки Диогена диогеннее: Сам себя нашел без фонаря. Знаю: души всех людей в ушибах, Не хватает хлеба и вина. Даже я отрекся от ошибок — Вот какие нынче времена. Знаю я, что ничего нет должного… Что стихи? В стихах одни слова. Мне бы кисть великого художника: Карточки тогда бы рисовал. Продовольственные или хлебные, Р — 4 или литер Б. Мысли удивительно нелепые Так и лезут в голову ко мне. Я на мир взираю из-под столика, Век двадцатый — век необычайный. Чем столетье интересней для историка, Тем для современника печальней! 5 А вот и чайник закипел, Эмалированный, сиреневый, И он отвлек меня от дел, И он напомнил мне сирены вой. Все это было, было, было: Во тьме ночей необычайных Сирена выла, выла, выла… И не напоминала чайник! 6 Знаю я, что скоро корни Пустит вглубь олива мира. Смотрят люди с колокольни, Той, которая квартира. Хороши пути окольны, Да по ним идти три года. Смотрят люди с колокольни, Той, которая работа. Впрочем, люди беспокойны: Не у всех ума палата. Смотрят люди с колокольни, Той, которая зарплата. Я в комнате смотрю на раму И потемневшее стекло. Вдруг возникает панорама. И ослепительно светло. Пусть холодно и ветер дует, Столица Родины Москва Салютует Доблестным войскам. Раздаются могучие залпы, Воздавая героям хвалу. Если фронт устремился на Запад, Не беда, что мне трудно в тылу! В эти дни всех гуманнее Неустанное слово «вперед!»… Близок день: протаранит Германию Гениальный советский народ! |
