— Для меня великая честь вновь приветствовать вас, — молвил он, не смея поднять глаза на четверых ослепительных воинов. Казалось, даже от их кожи, волос и одежды шел мягкий свет, обволакивающий их подобно ауре, еще более приумножавшей их статное величие.

— И мы рады приветствовать тебя, Хару, — услышал ведьмак голос своего далекого предка.

— Ты храбро сражался, юный воитель! — добавил Сиборган.

— И достоин высшей награды и похвалы, — закончил Гонандорф.

— Встань же с колен, — говорил воитель Морстен, — и прими от нас в знак благодарности четыре главных качества, отличающих настоящего командира.

Хару встал с мраморных плит и с медленной торжественностью, не теряя при этом горделивой осанки, приблизился к Хранителям.

— Прими от меня в дар мудрость поколений ведьмаков, — сказал Вульфгар и дотронулся ладонью до лба Хару.

Юноша ощутил, как картины всей истории Токании промелькнули в одно мгновение в его голове. Колдун вздрогнул, словно от удара молнии. Сознание помутилось, тщетно пытаясь уложить и систематизировать нахлынувшие знания. Ведьмаку казалось, что еще мгновение, и его голова разорвется. Хару почувствовал, как дыхание отказывает ему, как он проваливается в необъятные картины прошлого.

— Я же дарую тебе хитрость и рассудительность, — будто сквозь сон услышал Хару голос Морстена.

Вновь тело ведьмака содрогнулось от нахлынувшей силы. Изнутри в него вдруг вонзились тысячи острых иголок.

Хару, больше не чувствуя ног, рухнул на пол, но был поддержан твердой рукой Сиборгана.

— Я же, — воскликнул гном — Хранитель, — Дарю тебе неистовство берсеркера, чтобы мог ты обрушить его на своих врагов.

Хару ощутил как его мышцы, чуть не лопавшиеся от натуги, наполнились живительной мощью. Теперь ведьмаку казалось, будто он может свернуть горы и голыми руками сразиться со всей армией Сферы.

Настала очередь Гонандорфа.

— Дарю тебе холодный ум и горячее сердце! Умей любить своих врагов и ценить их находчивость и решимость, но будь всегда на шаг впереди них!

Вдруг чувство спокойствия и равновесия вернулось к полуживому юноше. Боль и смятение ушли, растворившись внутри него.

Ведьмак открыл глаза и с удивлением осознал, что никогда еще в жизнь не ощущал себя лучше и здоровее.

Хару осмотрел свое тело, с трудом веря, что после такой боли можно остаться живым.

— Что вы сделали со мной? — воскликнул он, даже не скрывая удивления.

— Теперь в тебе заключены четыре главных качества настоящего предводителя, — отвечал Вульфгар.

— Это наш дар тебе за спасение Токании, — продолжал Морстен.

Хару изящно поклонился Хранителям.

— Но война еще не окончена, — с грустью напомнил он.

— Это во истину так, — подтвердил Гонандорф, — главная битва со Сферой впереди, и не мало еще прольется крови.

— Тебе вновь будет нужна помощь твоих друзей! — пробасил Сиборган. — Но теперь и наши силы будут с тобой — в твоем духе и теле!

Хару кивнул, но его ум все еще омрачала не дающая покоя мысль.

— Мною все еще владеет темная магия. В любую минуту она может прорваться наружу… Чакра равновесия в моем теле закрылась, и я прошу вас помочь мне! Ведь иначе я представляю опасность даже для своих друзей! Я не могу контролировать себя.

Вульфгар прикрыл глаза.

— Подойди ко мне, — мягко, но властно сказал он.

Хару повиновался.

Хранитель ведьмаков подвел его к фонтану в центре зала и указал на сверкающую в солнечных лучах воду.

— Смотри, — сказал он, — видишь ту маленькую рыбку, что плывет сквозь водоросли к солнечному пятну на воде?

Хару кивнул.

— Она преодолевает тысячи препятствий на пути, огибает жесткие ветви растений, противится течению, но все же стремится к свету. Что заставляет ее делать это?

— Ммм… — протянул он. Ведьмаку никак не хотелось попасть пальцем в небо, — желание греться в тепле? — выпалил он и тут же закусил губу, осознав нелепость своего ответа.

Но глаза Вульфгара лишь задорно заблестели.

— Верно, желание! — повторил он. — Если точнее сказать — воля! Лишь твоя собственная воля, твое сильное я, твои чистый разум смогут одержать вверх над силами тьмы! В решающую минуту ты должен обуздать себя сам, призвав к сознанию самые светлые воспоминания твоей жизни, и лишь тогда ты найдешь покой в своей душе.

Хару сжал кулаки, так что ногти вонзились в кожу ладоней.

— Я сделаю все, что будет в моих силах, — пообещал ведьмак, — я не дам темной энергии вновь одержать победу над моим разумом.

Хару закрыл глаза, чтобы обуздать вдруг нахлынувшие эмоции.

— Я рад, что ты веришь в свои силы, — услышал Хару до боли знакомый голос. — И я всегда верил в тебя.

Ведьмак вздрогнул и, раскрыв глаза, невольно дотронулся до своих ушей, уверенный в том, что он ослышался. Хару резко развернулся к воротам дворца.

Хранители исчезли. Вместо них в свете необычайно ярких лучей, врывавшихся сквозь открытые створки ворот, стоял благородный юноша с развевающимися по ветру темными волосами, все с той же беззаботной улыбкой на губах. Только его светлые глаза, всегда наполненные искоркой задора и радостью жизни, были теперь необычайно грустны, и столько мудрости сквозило в них, что Хару невольно отвел взгляд, как пораженный громом.

Ведьмак упал на колени.

— О, друг! — сдавленно прохрипел он, и больше не в силах сдерживать себя, разрыдался, простирая руки к светящемуся в лучах солнца милому видению.

Адер ласково улыбнулся и, взяв Хару под руку, поднял и обнял его.

— Как я рад, что ты, преодолев все препятствия и невзгоды на своем пути, все еще борешься за жизнь! И хотя сердце мое разрывается от разлуки с тобой и нашими друзьями, я все же безумно счастлив, что вы остались живы!

Хару, потеряв дар речи, продолжал всхлипывать, не выпуская Адера из объятий.

Через минуту, наконец, совладав с собой, Хару выпрямился и взглянул другу в глаза.

— Прости, что не смог помочь тебе, — тихо произнес он, — я уже тысячи раз пожалел о том, что не встал рядом с тобой перед Аскароном.

— Я не виню тебя. Я лишь прошел свой путь и, выполнив свой долг, ушел на покой… Но, что бы ни было с тобой, помни! Я всегда буду рядом, и ты всегда сможешь найти меня в своем сердце.

Душа Хару разрывалась на части от осознания того, что изменить ничего нельзя, но он все равно произнес:

— Если бы ты только мог пойти со мной… Возможно Хранители…

Адер, все так же грустно улыбаясь, покачал головой.

— Я не могу. Мертвому нет дела среди живых. Тело мое уже покоится в земле. Там теперь его последнее пристанище. Я выполнил свое предназначение, прошел свой путь. Твой — все еще впереди! Прощай, мой друг!

Образ Адера стал таять, сливаясь с лучами солнца.

Хару уже не мог ничего сказать. Горестное оцепенение овладело им, и он до последней секунды глядел в то место, где стоял дух Адера. Наконец, все погрузилось во тьму, и Хару очнулся, слегка вскрикнув, будто вырываясь из тяжелых пут.

В лицо хлестал все тот же колючий ветер, сдувая со щек ведьмака крупные слезы, которые он не мог, да и не хотел сдерживать.

Драконы грузно шли на снижение. Тяжело взмахивая золотистыми мощными крыльями, они, кружа, медленно опускались прямо в центр долины — верхнего уровня города гномов — Иритурна.

Снизу друзей и драконов приветствовали толпы ликующих горожан, кидающих в небо свои шляпы, шлемы и другие менее подходящие детали одежды и доспехов.

Стены у подступов к городу в нескольких местах стояли разрушенными, сторожевые башни были сожжены, и, казалось, что ввысь вздымались еще легкие облачка дыма, но это всего лишь ветер тревожил не уложившийся пепел.

Расталкивая толпы суетных горожан, к победителям выходили уверенно марширующие отряды воинов, которые сопровождали самого короля гномов — Яндрима Быстрого Молота.

Народ, почтительно склоняя головы, расступался перед своим предводителем.

Наконец, когда драконы опустились на землю, Яндрим, презрев правила этикета, бросился обнимать и целовать своего сына.