— Когда ты будешь готов, я буду рядом с тобой… — послышался затихавший голос Вульфгара, а затем все провалилось в беспросветную тьму.

Сознание давно вернулось к Хару, но он продолжал все так же лежать, боясь открыть глаза и увидеть перед собой нечто ужасное.

Кругом царила тишина, и ведьмак, решив воспользоваться ее существованием, пожелал провалиться хотя бы в тягостный нездоровый сон, но осознание опасности не давало ему и этой жалкой возможности на отдых.

Чем больше Хару возвращался к реальности, тем сильнее он чувствовал, как грудь при каждом вдохе обливалась огнем, а спина немела и казалась каменной, будто он уже много часов лежал на снегу. Холод! Только сейчас Хару понял, что вдыхает в замерзшие легкие колкий морозный воздух. Горло пересохло и саднило. Ведьмак со стоном раскрыл глаза, чувствуя себя полуживым.

— Хару! — послышался столь знакомый и милый голос. — Наконец — то ты очнулся!

От радости ведьмак резко приподнялся на локтях, боясь, что голос ему почудился сквозь болезненный бред. Не успел он осознать происходящее и оценить обстановку, как острая боль пронзила его тело, стирая все остальные чувства. Грудь будто разорвалась на части. Воздух со свистом вырвался изо рта, и Хару вдруг почувствовал, что вдох сделать уже не в состоянии. Он вновь откинулся на морозную землю, судорожно пытаясь восстановить дыхание и прийти в себя. На миг отупляющая боль застлала собой весь мир и все его существование, и юноша чуть не лишился сознания.

Над больным склонились два лица. Сквозь дурман Хару едва различал их.

— Заклинание, которое попало в тебя, было очень мощным! — продолжала говорить Ирен, стараясь отвлечь друга от погружения в безумие боли, — я была бы бессильна, даже если бы у меня остался дар целителя. Но все не так плохо, мы смогли перебинтовать тебя, так что самый тяжелый момент уже миновал.

Девушка жалостливо закусила губу, осознавая свою беспомощность. Она была готова отдать жизнь за спасение друга, к которому питала самые нежные чувства, но здесь она не могла сделать что — то большее, чем просто наложить повязку. Хару хотел сказать ей об этом, но слова дались ему с огромным трудом.

Наконец, он поднял голову и попытался осмотреть рану, но тут же со стоном опустился обратно. Его грудь была заботливо перевязана, но ткань взмокла от крови, и, приподняв ее, Хару увидел, что рана была поистине огромной, глубокой и… смертельной. Ее края обуглились под мощью заклятия, а в центре зиял настоящий кровавый кратер. Вся рубашка юноши тоже покрылась кровавыми пятнами. Хару чувствовал, как с каждым мгновением его все больше покидает жизнь, но он все же нашел в себе силы заговорить:

— Ничего! — он с трудом выдавил из себя улыбку. — Я уж как — нибудь выкарабкаюсь.

Трудно было оценить, кто больше нуждался в этих словах ободрения — Адер и Ирен или сам Хару.

Превозмогая боль, ведьмак приподнялся и осмотрел обледенелую стену маленькой камеры, силясь понять, откуда исходит холод. Все было во льду, а с низкого потолка свисали крупные сосульки, грозившие обломиться и упасть на головы узникам.

— Что это за место? — без интереса спросил Хару, стараясь казаться более здоровым.

— Ледяная камера, — развел руками Адер, демонстрируя очевидность ответа, — еще одно изощрение темных колдунов. Надеюсь, Селена и Моран живы и тоже находятся в одной из таких.

Ирен тяжело вздохнула.

— Это все равно ненадолго, — сокрушенно выдавила она, — нас с рассветом следующего дня собираются бросить в кипящее озеро, как главных зачинщиков бунта.

— Остальных заключенных отстегали плетьми и только, — добавил Адер, — здешней кузнице нужны рабочие и…

Внезапно заледенелая дверь карцера взвизгнула шестеренками и, распахнувшись, выпустила наружу густые клубы пара. В проходе возвышались трое стражей. Один из них шагнул внутрь и грубо вздернул Адера и Ирен за ворот одежды.

— Поднимайтесь, живо!

Упираться было бессмысленно. Друзья, не задавая вопросов, помогли подняться Хару, и взвалили его себе на плечи, хотя и сами были едва живы от изнеможения.

Хару пал в полу забытье, и еле волочил ноги, даже не интересуясь, куда его ведут. Надзиратели шли сзади, изредка подталкивая пленных в спины рукоятями мечей. Стражи вели их через узкие тоннели черного хода, а затем достигли уже знакомого друзьям зала с камерами.

Хару почудилось, что он вновь потерял сознание, и пришел в себя лишь, когда друзья уложили его на соломенную подстилку их старой камеры. Решетка с лязгом захлопнулась, и трель звенящей стали еще долго отдавалась у Хару в голове. Немного придя в себя, Хару услышал восторженный возглас Адера:

— Еда!

Хару перевернулся и увидел три миски с уже знакомой ему серо — зеленой похлебкой.

Голодная боль в животе дала о себе знать даже через смертельный отсчет его жизненных сил, и Хару заставил себя сделать несколько глотков. Пища немного взбодрила его и придала силы для разговора.

— Почему нас перевели сюда и дали еды, если все равно скоро бросят в кипящее озеро? — вслух задумался он.

— Наверное, хотят, что бы мы дожили до этого момента… — хмуро предположила Ирен.

— Это будет для них некоторым увеселением, — подхватил идею Адер, — а какой интерес бросать нас в озеро, если мы будем вялые, как жареные улитки?

Несмотря на ужасную обстановку и неотступающую боль, Хару невольно улыбнулся грубоватой шутке Адера. Даже в тяжелой ситуации его друг не терял своего задиристого нрава.

Чуть опустив голову, он краем глаза заметил бардовое свечение на противоположной стене зала. Оно едва пробивалось сквозь узкие продолговатые окошки под потолком, но все же было вполне различимо. Закат! Хару мгновенно вспомнил наставление Хранителей об открытии темной магии именно в это время суток. Ведьмак тут же бросился рассказывать друзьям о своем чудесном сне и о принятом серьезном решении. На какое — то время он даже позабыл о терзающей его боли. Воспоминания предали ему сил и вернули надежду.

— Я должен сделать это! — уже в полной уверенности заявлял Хару. — Возможно, тогда мы сможем выбраться благодаря моим новым навыкам!

— Значит ты — потомок Хранителя! — Адер сделал восхищенные глаза. — Невероятно!

— Я еще не уверен в этом точно, — пожал плечами Хару, и вновь вспомнил странную тайну, связанную с исчезновением феи Кристл. Туманные недоговорки Хранителей ему определенно не нравились.

— Но зачем Хранителям тебе врать? — засомневалась Ирен.

— Понятия не имею, но я клянусь, что узнаю ответы на все, что нас тревожит. Пока что в нашу задачу входит поскорее выбраться отсюда и предупредить мир об опасности, сплотить силы и упрятать кристалл Эллемерит от лап Аскарона.

С этими словами Хару развернулся лицом к стене, по которой сползали гаснущие лучи, и закрыл глаза. Мягкий свет, пробившийся сквозь его веки, почти мгновенно отрешил ведьмака от происходящего вокруг и погрузил его в легкое забытье.

Когда Хару вновь пришел в себя, унылая стена камеры исчезла, а вокруг блистали торжеством убранства замка Хранителей. Хару обнаружил себя сидящим на полу у бортика Омута Будущего, в воду которого задумчиво смотрел Вульфгар. Остальных трех Хранителей по близости не было. В открытое окно врывались красноватые лучи заходящего солнца, которые вспыхивали огнем на плитах пола между Хранителем и колдуном.

— Что ты видишь? — вежливым шепотом спросил Хару.

Вульфгар коротко вздохнул и отошел от воды. Его взгляд еще какое — то время оставался отстраненным, а затем Хранитель улыбнулся соплеменнику и сел напротив него, скрестив ноги.

— Будущее меняется, хоть и все так же мрачно. Но не стоит об этом. Ты готов приступить?

Хару решительно склонил голову. Страшная рана в груди его больше не беспокоила. Здесь, в мире духов он мог полностью сосредоточиться на своих внутренних силах.

Вульфгар удовлетворенно сложил руки на коленях и приступил к лекции:

— В открытие темной энергии, как и в светлой, есть семь чакр. Первая — очисть свой разум. Не думай ни о чем и сосредоточься на том, что тебя ждет.