Впрочем, чекистская школа дала себя знать: Панкратов решил не задерживаться на ночь в Кузьминой-Гати, а остановиться в соседней деревушке Камбарщине, где, по слухам, часто появлялась Маруся Косова. В Камбарщине нежданных гостей встретили весьма недружелюбно, что, однако, не очень расстроило Панкратова: за последние недели он к такому приёму уже привык. Хоть их здесь никто и не знал, но в дом квартирантов пускать не торопились, хлеба также не давали, но весной особенной необходимости для Панкратова в этом и не было.

22 апреля утром на улице Камбарщины собралось много людей. Другие просто сидели у оград своих домов. Было воскресенье. Крестьяне отдыхали. На примелькавшихся за неделю пребывания в деревне Панкратова с Даниловым уже мало кто обращал внимания. Этого, кстати, и добивался чекист. Два старых друга также неспешно прогуливались по неширокой, но ухоженной улочке. И вдруг Данилов толкнул Панкратова в бок и тихо шепнул:

— Знаешь, Панкратов, во-он девушка пошла. Посмотри-ка!

— Эка, какая диковина, — хмыкнул Панкратов. — Вон ещё пять сидят, посмотри-ка сам!

— Да ведь это, мне кажется, Маруся Косова, — неуверенно произнёс Данилов.

И это заставило Панкратова вздрогнуть. Он остановился и устремил взгляд на Марусю, стараясь всё же делать это так, чтобы она не заметила. Она шла одна, о чём-то задумавшись, широкая коса её лежала спереди на плече.

— Уверен? — тихо спросил он Данилова.

— Я её близко никогда не видел, но вроде бы она.

Задами дворов он пробежал наперерез Марусе, затем вышел на дорогу и пошёл ей навстречу. Продолжая задумчиво идти вперёд, Маруся вскоре поравнялась с Панкратовым и едва не столкнулась с ним.

— Маруся? — поинтересовался Панкратов, стараясь говорить, как можно спокойнее.

Та пришла в себя, подняла голову и с досадой проговорила:

— Что тебе узка, что ль, дорога? Идёшь прямо на человека, невежа!

— Извини, коли помешал. Ты ведь тоже не особо глядела перед собой.

Маруся присмотрелась внимательней к Панкратову и узнала его. Спросила, улыбнувшись:

— Как ты сюда попал, Панкратов? Ты, ведь, заядлый был коммунист, а теперь неужели перешёл к нам?

— Да, я сейчас нахожусь там, где и вы, но только задания у нас разные, — Панкратов держал правую руку в кармане, где у него был наган. — Поэтому именем закона я вас арестую.

— Ты что, с ума сошёл, чтобы между наших ты мог меня арестовать? — недоверчиво хмыкнула она. — Да мне стоит только свистнуть, и сюда примчатся мои верные люди.

— А вот этого не стоит делать! — Панкратов вынул наган и приставил к её животу. — Оружие есть?

— Нет!

— В ваших интересах соблюдать спокойствие и следовать моим указаниям, — произнёс Панкратов. — Иначе я тут же пристрелю вас.

Он взял женщину под руку левой рукой, в правой продолжая держать наган, и направился к Данилову.

— Иди за мной, Михаил, — скомандовал Панкратов, поравнявшись с другом, но не останавливаясь.

Вместе с Даниловым стоял в тот момент председатель сельсовета Камбарщины. Увидев Марусю под конвоем, тот растерялся, но Данилов кивнул ему и потащил за собой за рукав. Так, вчетвером, они отправились на пороховой завод, находившийся в ближайших окрестностях, где и сдали Марусю в особый пост №1 под расписку. А особый пост тут же отправил её в Тамбов в губчека, где после нескольких жестоких допросов, знаменитую тамбовскую атаманшу и расстреляли.

Узнав о том, что их любимую Марусю поймали, её люди подняли всю Камбарщину и Кузьмину-Гать, поставили всех на уши и бросились мстить за неё в село Бокино, где зарубили 47 коммунистов и советских служащих.

Немедленно покинули Камбарщину и Панкратов с Даниловым. Пешком, так как их лошадей попросту угнали, они тронулись в сторону Кузьминой-Гати. Им повезло, что антоновцы с ними разминулись.

5 апреля 1921 года командир бронелетучки №7 Войтенков получил устное распоряжение от командира 2-й группы немедленно отправиться со своей бронелетучкой в направлении села Баланды для укрепления красных частей, ожидавших приезда к месту боевых столкновений с антоновцами самого Наркомвоенмора Троцкого.

Бронелетучка прибыла к мосту 75-й версты уже поздно вечером, часам к одиннадцати, и остановилась. Впереди, освещая половину вечернего ясного неба, полыхало зарево. Антоновская контрразведка и на сей раз сработала прекрасно, своевременно узнав о готовящемся приезде Троцкого. Мост подожгли с обеих сторон. Осмотрев местность в бинокль, насколько это было возможно, используя свет от пожара, и убедившись, что вокруг всё тихо, Войтенков отдал команду своим бойцам подключиться к тушению моста, выставив вокруг охрану.

Когда мост был потушен с обеих сторон, воцарилась полнейшая тьма. И тишина. От скованной ледовым панцирем реки поднималась прохлада, неприятно прорывавшаяся под одежду. Вдруг вдали послышалось какое-то гиканье и шум. Бойцы насторожились. Комиссар бронелетучки подошёл к Войтенкову.

— Не лучше ли двигаться куда-нибудь?

— Двигаться всегда лучше, — кивнул головой Войтенков. — Вот знать бы только, куда.

— Нам нужно выполнить задание и прибыть на станцию Баланда.

— А мне нужно ещё при этом и сохранить людей. Ты уверен, товарищ Лацис, что с той стороны нас ждут наши, а не бандиты Антонова.

— Не уверен, но мне кажется, что мост бандиты тушить не стали бы.

— А ты крестись, Юозас, когда тебе что-то кажется. Крестись. Сейчас всё равно темно и этого никто не увидит.

— Я тебя не понимаю, товарищ Войтенков.

— А тут и понимать нечего. У меня нет связи с полевыми войсками и я не знаю, что нас ждёт там, за мостом. К тому же, некоторые брусья, державшие рельсы, перегорели. Мы отходим в безопасное место. Кабаков, — позвал Войтенков своего помощника, — приказ машинисту: отъезжать версты на полторы назад, там есть видное, повыше, место, и там остановиться.

— Есть! — взял под козырёк Кабаков и побежал выполнять приказ.

Войтенков отошёл от комиссара.

— Всем садиться! — приказал он.

Бронелетучка остановилась именно там, где и приказал командир. Спустя несколько часов прибыл бронепоезд №34. Войтенков доложил командиру бронепоезда обстановку. Совместно приняли решение подъехать к мосту и обстрелять из пулемёта прилегающую местность, а из пушек — село Баланду. После прекращения стрельбы Войтенков предложил командиру бронепоезда отъехать до станции Лысые Горы для того, чтобы можно было разъехаться и пропустить бронепоезд вперёд.

— Не пойдёт! — не согласился командир бронепоезда. — К чему рисковать. Не лучше ли дождаться рассвета, исправить мост, и направиться к мосту 76-й версты?

— Пожалуй, лучше, — подумав некоторое время, согласился Войтенков.

К 8 часам утра 6 апреля мост починили и бронелетучка вновь двинулась в заданном направлении. Однако, едва отъехав от восстановленного моста на несколько сот метров, бронелетучка попала под сильный ружейный огонь. Стреляли из расположенных вдоль полотна железной дороги кустарников. Первым же залпом был сражён канонир Захаров.

— Машинист! — закричал Войтенков в переговорное устройство. — Осади бронелетучку назад!

Стрелять из пушки было неудобно: из пульманов, т.е. вдоль полотна железной дороги, никакого обстрела в сторону антоновцев не было. А это значило, что следовало установить на орудийной платформе пулемёт. Однако под беспрестанным огнём сделать это было не так-то просто. После нескольких залпов уже установленный пулемёт оказался повреждённым: пули попали между приёмником и соединением короба с кожухом. Между тем антоновцы всё ближе подбирались к мосту. Тогда орудийный начальник Козанкин открыл артиллерийский огонь картечью. В это время пулемёт сбили с платформы. Козанкин спрыгнул на землю, чтобы поднять его, но мгновенно был подстрелен. Ранен был и пулемётчик.

— Машинист, трогай к Лысым Горам! — не выдержав напряжения боя и поняв, что им не удастся прорваться, скомандовал Войтенков.