Буквально на следующий день по всей губернии в спешном порядке были созданы "Комитеты спасения родины и революции" во главе с губернским комиссаром Временного правительства, избранным лишь в сентябре, Константином Шатовым, потомственным дворянином, членом партии эсеров с 1907 года. 28 октября к уездным земельным комитетам вынуждены были официально обратиться товарищ (заместитель) председателя губернского земельного комитета, член губкома ПСР Валентин Гроздов и представитель российского министерства земледелия Фёдор Чернышев:

"Во избежание гражданской войны в сёлах и деревнях, во имя спасения сельскохозяйственных ценностей в имениях, управа губернского земельного комитета просит управы уездных земельных комитетов немедленно же сплотить вокруг себя все организации небольшевистского толка, всех авторитетных лиц и повести самую решительную борьбу против безответственных лозунгов насчёт земли, которые будут бросать в деревню. Примите все меры, чтобы принять имения на учёт, имеющие большую ценность в первую очередь. Стоящие на точке зрения отмены частной собственности на землю, помните: социал-демократы-большевики делают последние усилия, чтобы помешать осуществлению великой земельной реформы. Это выступление началось в момент обсуждения законопроекта Временным правительством о передаче всей земли земельным комитетам. Выступление большевиков в Петрограде имеет целью, кроме того, сорвать Учредительное собрание и помешать организации твёрдой народной власти. Всю силу и всё влияние употребите на борьбу со стремлением большевиков".

Эсерами было быстро поставлено на ноги и приведено в боевую готовность всё, что только можно было поставить и привести. Главной их опорой был регулярный 7-й запасной кавалерийский полк, куда большевикам практически путь был заказан, так как полковой состав и полковой комитет сплошь состояли из эсеров и меньшевиков. Немалую силу представляли из себя и ударники, под командой прапорщика Леонова. Остальные части гарнизона, находившиеся под влиянием большевиков (а это несколько полков), как неблагонадёжные, были весьма мудро и своевременно обезоружены эсерами под разными благовидными предлогами. Оружие им было оставлено только в размерах, необходимых для несения караульной службы. Да и оставленное оружие способно было, как говорится, стрелять только через раз.

Позаботившись о разоружении своих главных оппонентов по власти внутри губернии, тамбовские эсеры с меньшевиками готовы были даже помочь своим товарищам из центра. Впрочем, сообразно демократическому принципу, эсеры сочли необходимым пригласить на проходившее в помещении Присутственных мест заседание "Комитета спасения родины и революции" и представителей большевиков. Посовещавшись в своём губкоме, большевики решили не отказываться от приглашения: всегда важно было знать, что готовят твои противники. На заседание Комитета были делегированы от городского Совета Гусев и от завода №43 Гаврилов с Носовым. Опять же, соблюдая приличия, заседание не открывали до тех пор, пока не пришли большевики. Как только трое большевиков прошествовали в зал заседаний, в коридоре появилось с полсотни кавалеристов, взявших здание под охрану. Впрочем, большевики решили, что это эсеры испугались их присутствия и, на всякий случай, выставили охрану.

— Правильно! — хихикнул Носов. — Охрана тут не лишняя, так как большевики без бомбы в кармане теперь не ходят, чего доброго взорвать могут!

Гаврилов с Гусевым также настороженно огляделись и, убедившись, что всё вокруг спокойно, великодушно хмыкнули на шутку своего товарища.

Заседание открыл эсер Попов. Начали издалека: разобрали несколько вопросов местного характера. После чего перешли к главному.

— Товарищи! — нацепил на переносицу круглые очки Попов. — К нам поступила телеграмма от наших московских товарищей, депутатов Московской городской думы. Разрешите, я её зачитаю.

Попов взял со стола небольшой листок бумаги, на который была наклеена телеграфная лента, и стал читать:

— "Несколько дней назад по окраинам Москвы появились вооружённые банды, которые нарушают спокойствие жителей. Прошу помощи. Председатель Московской городской думы Руднев".

Попов снял очки и, слегка прищурившись, посмотрел в зал.

— Руднев — кто? — Гаврилов глянул сначала на Носова, затем на Гусева.

— Если не ошибаюсь, эсер, — ответил Гусев.

— Товарищи, прошу высказываться по сути дела, — предложил Попов.

Завязались прения, основным выводом которых стало — необходимо оказать помощь москвичам. И в Тамбове есть для этого войсковые подразделения. С этим, в принципе, были согласны все, кто приняли участие в дискуссии. Однако не все приняли в ней участие.

— Кто ещё хочет высказаться? — спросил председательствующий.

В зале была тишина. Наконец, один из лидеров местных эсеров, Вольский, оглянувшись назад, предложил:

— Да вот, послушаем ещё, что скажут товарищи большевики.

Большевики не стали отказываться и от этого предложения. Со своего места поднялся Гусев, но даже не стал выходить на трибуну. Ответил с места коротко:

— Никаких бандитов в Москве нет. Есть — баррикадный бой. Мы — против посылки туда какой бы то ни было помощи!

— И всё же, товарищ Гусев, нам бы хотелось знать, что предпримет ваша фракция в Совете, если Комитет всё-таки решится послать помощь в Москву? — настаивал Вольский.

— Мы не можем ручаться за остальных своих товарищей, и не знаем, что они будут делать, — отвечал Гусев. — Мы же сами, ввиду глубокой ночи, направимся после собрания по квартирам. Спать!

Гаврилов с Носовым согласно закивали, поддерживая своего товарища. Больше большевики не произнесли ни слова. Впрочем, большего от них и не требовалось: они сами всегда пропагандировали при принятии решений принцип демократического централизма, то есть, когда меньшинство подчиняется решению большинства. А большинство членов Комитета спасения родины и революции проголосовало за оказание помощи Москве.

Однако, тройка коммунистов была не лыком шита: они тоже предусмотрели такой вариант. И после того, как собрание было закрыто и все его участники покинули Присутственные места, на выходе коммунистов ждал их партийный товарищ из 60-го полка.

— Ваша задача, — шептал ему Гаврилов, — проследить, когда будут отправлять в Москву кавалеристов и не прозевать, шепнуть им на ушко, куда и зачем их увозят.

— Понятно! — кивнул солдат и стрелой помчался в казармы, выполнять задание партии.

Операция большевикам удалась — на следующий день им сообщили, что два эскадрона кавалеристов отказались ехать в Москву и вернулись обратно с дороги.

Но если с Москвой тамбовские коммунисты разобрались, то с Тамбовом всё было не так просто: у их противников, эсеров и меньшевиков, в руках была хорошая дубинка — многотысячный отряд ударников. Нужно было думать, как их обезвредить и обезоружить. Разумеется, все те комиссии, которые проводили расследования по поводу хищения оружия и боеприпасов с городских складов, возглавляемые в своё время Булатовым и Антоновым, их никак не удовлетворяли. Они понимали, что оружие уходило к эсерам.

На помощь коммунистам пришли выборы в Городской Совет, состоявшиеся в конце ноября 1917 года. Большевики на этих выборах, наконец-то, получили большинство. И они тут же озадачились тем же — вооружением. Но, поскольку на тамбовских военных складах оружия уже практически не оставалось, приходилось изыскивать его в других местах. В той же Москве. И в начале декабря оружие было получено — 600 винтовок, двадцать тысяч патронов и три пулемёта. Всё это до поры до времени укрыли на территории завода №43. Было решено немедленно приступить к организации заводского отряда красноармейцев. И уже скоро под ружьём оказались около двухсот человек, в основном, старые солдаты с опытом боевых действий. Но численность отряда постоянно росла. Это уже была сила. Был назначен день разоружения ударников. Разрабатывалась целая боевая операция, которую предполагалось провести ночью, под прикрытием темноты. Но всё оказалось гораздо проще и прозаичнее. Обошлось даже без единого выстрела. Ударники просто-напросто спали. Спал даже штабной часовой, у которого, сонного, спокойно отобрали винтовку и прошли внутрь. Арестовали и самого прапорщика Леонова, и весь руководящий состав ударников, которых отправили в Тамбовскую тюрьму. Вышли они оттуда лишь в июне восемнадцатого, во время эсеровского июньского мятежа в Тамбове.