Не меньше был разгневан и лидер меньшевиков Юлий Цедербаум-Мартов:

— Слова министра-председателя, позволившего себе говорить о движении черни, когда речь идёт о движении значительной части пролетариата, хотя бы и направленном к ошибочным целям, являются словами вызова гражданской войны.

Меньшевик Фёдор Дан, заменявший в те дни уехавшего в отпуск на родину, в Грузию, председателя ЦИК первого созыва Чхеидзе, восклицал:

— Для того, чтобы справиться с восстанием, надо выбить почву из-под ног большевизма. Необходимо ясное выступление и правительства, и Совета республики, выступление, в котором народ видел бы, что его законные интересы защищаются именно этим правительством и Советом республики, а не большевиками...

В результате бурной, но короткой дискуссии была принята Резолюция "Формулы перехода к очередным делам":

1. Совет республики осуждает большевиков за подготовляемое вооружённое выступление, имеющее целью захват власти...

2. Совет Республики требует от Временного правительства осуществления мер, которые могут предотвратить восстание: немедленное издание декрета о передаче земли в ведение земельных комитетов; обращение к союзникам с предложением провозгласить условия мира и начать мирные переговоры...

3. Совет республики предлагает создать Комитет общественного спасения, который в контакте с Временным правительством должен бороться против возмущения народа..."

— Это вызов Временному правительству, — ознакомившись с Резолюцией, возмутился Керенский. — После такой резолюции правительство завтра же подаст в отставку.

— Мы всё же просим вас довести текст резолюции до членов Временного правительства, — спокойно ответствовал Дан. — Мы осведомлены гораздо лучше вас, и вы преувеличиваете события под влиянием сообщений вашего реакционного штаба. Эта неприятная для самолюбия правительства резолюция большинства Совета республики чрезвычайно полезна и существенна для перелома настроения в массах и её эффект уже сказывается, и отныне влияние большевистской пропаганды будет быстро падать.

Однако пока Дан подобным образом витал в небесах, на грешной земле России вооружённые отряды Красной гвардии занимали одно за другим правительственные здания.

— Большевики уже вступили с нами в переговоры, — продолжал Дан, — и изъявили готовность подчиниться воле большинства Советов и мы завтра же предпримем все меры, чтобы потушить восстание, вспыхнувшее помимо нашего желания и без нашей санкции.

— Все предпринимаемые вами меры к подавлению восстания только раздражают массы и вообще вы своим вмешательством только мешаете представителям большинства Советов успешно вести переговоры с большевиками о ликвидации восстания, — поддержал Дана Гоц.

А тем временем в Смольном продолжал руководить Троцкий. Ленину было запрещено выходить из квартиры Маргариты Васильевны Фофановой на Сердобольской улице, где он скрывался во избежание ареста и других возможных неприятностей. Связь с Лениным по постановлению ЦК имели право осуществлять только три человека — сама хозяйка квартиры, Надежда Крупская и финский большевик Эйно Рахья, на квартире которого в Финляндии одно время скрывался Ленин. Для Ленина — это время томительного ожидания было невыносимым. Для Троцкого — периодом его ораторского и организаторского триумфа. Он уже рассуждал о международной политике будущего советского правительства:

— Первым нашим актом будет призыв к немедленному перемирию на всех фронтах и к конференции всех народов для обсуждения демократических условий мира. Степень демократичности мирного договора будет зависеть от степени революционной поддержки, которую мы встретим в Европе; если мы создадим здесь правительство Советов, это будет мощным фактором в пользу немедленного мира во всей Европе, ибо правительство обратится с предложением перемирия прямо и непосредственно ко всем народам через головы правительств. В момент заключения мира русская революция всеми силами будет настаивать на принципе "без аннексий и контрибуций, на основе свободного самоопределения народов" и на создании Европейской федеративной республики...

В конце этой войны я вижу Европу, пересозданную не дипломатами, а пролетариатом. Европейская федеративная республика, Соединённые штаты Европы — вот что должно быть! Национальная автономия уже недостаточна. Экономический прогресс требует отмены национальных границ. Если Европа останется разделённой на национальные группы, то империализм будет продолжать своё дело. Дать мир всему миру может только Европейская федеративная республика, — Троцкий улыбнулся тонкой, чуть иронической своей улыбкой. — Но без выступления европейских масс эти цели не могут быть достигнуты пока...

Вот именно пока! Бронштейн-Троцкий зрил через десятилетия. Кто будет отрицать после знакомства с этими словами демона русской революции, что он был не прав? Разве не имеем ли мы в конце двадцатого столетия Европейскую федеративную республику (или, кому как больше нравится, Соединённые штаты Европы)?!

Смольный всё больше приобретал вид военного лагеря. Две роты Литовского полка расположились перед входом и внутри здания. Пулемёты литовцев и гренадеров стояли на чердаках Смольного и на ступенях лестницы. Вскоре подошёл отряд солдат 6-го запасного сапёрного батальона. У подъезда под чехлами чутко дремала трёхдюймовка. С 12 часов дня Смольный институт стал заполняться народом. Приходило всё больше депутатов Второго всероссийского съезда Советов, депутатов Петроградского Совета. В разных комнатах начали свою работу партийные фракции.

На заседании большевистской фракции снова выступал Троцкий, призывавший товарищей не торопиться с захватом власти.

— Арест Временного правительства не стоит в порядке дня как самостоятельная задача, — говорил он. — Если бы съезд создал власть, а Керенский не подчинился ей, то это был бы полицейский, а не политический вопрос.

Беспрерывно заседало и Временное правительство. Срочно делались перестановки. Кадета Николая Кишкина, министра социального призрения, одного из самых непопулярных членов кабинета, объявили диктатором, назначив чрезвычайным комиссаром по охране порядка в Петрограде. А тот определил в свои помощники столь же мало популярных Рутенберга и Пальчинского. Петроград, Кронштадт и Финляндия были объявлены на военном положении. По этому поводу буржуазная газета "Новое время" заявляла: "Почему осадное положение? Правительство уже перестало быть властью, оно не обладает ни моральным авторитетом, ни необходимым аппаратом, который дал бы ему возможность применить силу... В самом лучшем случае оно может только вести переговоры с теми, кто согласится разговаривать с ним. Другой власти у него нет..."

Полковник Полковников подписывал очередной приказ:

"Приказываю всем частям и командирам оставаться в занимаемых казармах впредь до получения приказа из штаба округа.

Всякие самостоятельные выступления запрещаю.

Все офицеры, выступившие помимо приказа своих начальников, будут преданы суду за вооружённый мятеж.

Категорически запрещаю исполнение войсками каких-либо приказов, исходящих из различных организаций..."

Но Полковников опоздал. Эти различные организации уже заняли почту, телеграф, ряд других правительственных учреждений. Более того, начались аресты некоторых членов Временного правительства, раньше времени покинувших Зимний дворец.

Владимира Ленина выводил из себя неспешный ход революции. Он предполагал, что если не удастся взять власть вооружённым путём до открытия Второго съезда Советов, то мирным путём на съезде взять эту власть уже не удастся. Слишком мало сторонников было у большевиков среди делегатов съезда. Поэтому он, в нарушение предписаний ЦК РСДРП(б), в момент очередной встречи со связным ЦК партии Эйно Рахьей потребовал от последнего проводить его в Смольный. Сказано это было таким ультимативным тоном, что бедный финн даже и не думал противоречить. Путь этот был слишком рискованным, но вся надежда — на русский авось.