Так, во время одной из поездок, Муравьёву пришлось заночевать с Ишиным в одной крестьянской избе. Утром проснулись, а Ишин смотрит на Муравьёва и ухмыляется:

— А вы, оказывается, во сне гутарите...

Муравьёв едва заметно вздрогнул, но, к счастью, в тёмном углу избы Ишин этого не заметил, а Муравьёв быстро взял себя в руки:

— Мешал спать?

— Да не так уж чтобы...

— Ну, тогда всё в порядке.

Кажется, на сей раз пронесло. Но с тех пор Муравьёв, если приходилось ночевать с кем-то из антоновцев, старался просто не смыкать глаз. И от этого ещё больше нервы расшатывались.

В другой раз Ишин во время ужина начал неторопливо, не упуская подробностей, рассказывать, каким образом антоновцы пытают взятых в плен красноармейцев. Не отрывая взгляда от лица "члена эсеровского ЦК", он говорил о том, что на днях участвовал в особенно интересном деле.

— Наши-то удальцы пилили красноармейцу шею пилой. Кричал он, ох, кричал, мать честная, — не без удовольствия рассказывал Ишин. — И то сказать: пила была тупая да ржавая, ею нешто сразу перепилишь. Да и шея — не дерево, пилить неудобно.

Тем не менее, на лице у Муравьёва не дрогнул ни один мускул. Увидев это, председатель губкома СТК сразу замолчал.

Муравьёв-Петрович продолжал ездить по сёлам и деревням. В одном из сел попали как раз на митинг. Пришлось выступить и Муравьёву по личной просьбе Ишина. Но не успел он разговориться, как вдруг прозвучал удар церковного колокола — знак тревоги для антоновцев. Участников сходки как ветром сдуло.

— Красные! — крикнул кто-то из антоновцев.

Ишин побежал, увлекая за собой Муравьёва. За ними побежала охрана. Конский топот всё приближался.

Антоновцы огородами пробрались в противоположный конец села и вбежали в убогую избёнку. Не обращая никакого внимания на хозяйку, прижавшуюся к стене, один из партизан мигом бросился к печке, стал на колени и начал выгребать из-под печи мусор. В образовавшееся отверстие полез сначала Ишин, затем Муравьёв, а за ним уже все остальные. Под печью оказался глубоко вырытый тайник, в котором запросто могло разместиться до десяти человек. Последний из антоновцев завалил за собой отверстие хламом.

Долгое время антоновцы сидели в полной темноте, молча, вдыхая запах плесени и мышей. Наверху слышны были топот сапог красноармейцев и их разговоры.

— Туточки воны, десь у сэли. Конэй побросалы, та поховалыся.

По украинскому говору было ясно, что в селе появились котовцы. Они обыскали практически все дома, где жили мало-мальски зажиточные крестьяне. И невдомёк им было заглянуть в эту убогую хижину, где жила одна забытая всеми старушка. Впрочем, именно на это и делали ставку антоновцы, когда рыли в её доме укрытие.

Впрочем, не меньше антоновцев не желал быть обнаруженным в данном случае и сам Муравьёв: ведь в случае их поимки, красноармейцы не будут разбираться, кто есть кто. А о том, что Тухачевский приказал не брать пленных, а расстреливать всех подряд, Муравьёв прекрасно знал. Не найдя никого, котовцы покинули село.

Муравьёв решил, что пора уже приступать к самому главному: попытаться вывезти в Москву хоть кого-то из руководителей антоновщины. Он попросил собраться весь штаб Народной армии и там огласил новость, якобы привезённую им из Москвы, из ЦК партии левых эсеров:

— Товарищи, на конец июня в Москве намечен съезд антибольшевистских сил. Члены нашего ЦК крайне заинтересованы в том, чтобы тамбовские товарищи были на этом съезде широко представлены. Но чтобы соблюсти демократические принципы, нам нужно провести губернский съезд СТК, на котором и избрать делегатов на московский съезд. ЦК партии делегировал мне полномочия по подготовке и проведению губернского съезда, но вы же понимаете, что без вашей помощи мне провести его не удастся.

— Так какие проблемы у вас, товарищ Петрович? — председатель тамбовского губернского СТК Иван Ишин посмотрел в лицо Муравьёву. — Съезд мы организуем живо и без всяких проволочек. И место подберём, чтоб никакая чека не подобралась. Дату только назовите.

— Дату? Дата должна быть как можно ближе к дате проведения московского съезда.

— Стало быть, в двадцатых числах сего месяца? — уточнил Ишин.

— Стало быть так, — подтвердил Муравьёв-Петрович.

Действительно, собрать губернский съезд Союза трудового крестьянства для председателя СТК Ишина труда не составило. 27 июня 1921 года на опушке леса недалеко от села Хитрово собралась внушительная группа людей, где были широко представлены практически все полки и летучие отряды Народной армии Александра Антонова. Не было только самого главнокомандующего. Но он залечивал тяжёлые раны, полученные им в Саратовской губернии, когда вырвался из окружения. Его верный оруженосец и брат Дмитрий, разумеется, находился рядом с ним. Его познания в аптекарском деле, конечно же, помогали в лечении. Антонов был весьма хитёр и очень осторожен. Почти никому не доверял даже из своего ближайшего окружения. А тем, кому доверял (Петру Токмакову, да своему адъютанту, сельскому учителю Старых), приказывал быть рядом. Потому этих людей также не было на "съезде". Но потому никто и не знал, даже из Главоперштаба Народной армии, где конкретно в этот день находится Антонов.

Естественно, такой поворот не очень устраивал Муравьёва. Его сбивало с толку даже отсутствие чёткой информации о здоровье Антонова: может быть он при смерти, а может и вовсе уже умер. Тогда и воевать вроде бы как не с кем. Но ничего не поделаешь, приходится с этим мириться и действовать по запасному варианту.

Съезд уже продолжался целый час. Серьёзные меры безопасности, предпринятые Ишиным, позволяли чувствовать себя спокойно всем участникам съезда. Часовые кольцом охватили группу делегатов и внимательно следили даже за тем, как ведут себя птицы в небе и на ветках, и звери в лесной чаще.

После своего вступительного слова, Иван Ишин представил делегатам присланного из самой Москвы члена ЦК партии левых эсеров Петровича.

Муравьёв сразу предупредил, что долго говорить не будет: не та ситуация, да и обстановка к этому не располагает. Но заявил, что не будет и привирать об успехах борьбы антибольшевистского подполья.

— Таких успехов, практически нет. Восстания в Сибири и на Дальнем Востоке подавлены, Кронштадт разгромлен. Белые атаманы на Дальнем Востоке настолько дискредитировали себя среди простых людей, что рассчитывать им больше не на что. И только доблестная Народная армия в Тамбовской губернии, ваша армия, друзья мои, пока ещё не сломлена, хотя против неё и брошена вся огромная махина освободившейся от других забот Красной Армии. Но нельзя сказать, что антибольшевистских сил в России больше нет. Это будет неправдой. Ещё бьётся с коммунистами на Украине Нестор Махно. Есть вы! Есть организация нашего с вами товарища по партии, социалиста-революционера Бориса Савинкова. Есть кадетское подполье. И так далее. Заграничные центры также не оставляют нас в одиночестве: помогают и деньгами, и идеями, и даже, по возможности, людьми. Вот для того, чтобы скоординировать все эти силы, объединить все эти идеи и было принято решение организовать в Москве, в условиях строжайшей конспирации, съезд антибольшевистских сил. И ЦК нашей партии направило меня к вам именно для того, чтобы от вашей армии попали на съезд самые лучшие представители. Я и предлагаю вам сейчас без всяких, как говорится дискуссий, выбрать двух представителей для поездки в Москву. Но единственная моя просьба — эти люди должны быть действительно самыми лучшими и авторитетными среди вас. К сожалению, сам Александр Степанович, вы это знаете лучше меня, в Москву поехать не сможет.

Муравьёв замолчал и отошёл в сторону, предоставляя антоновцам самим разбираться в выборе кандидатур. Однако те не изъявляли особого желания голосовать. Оно и понятно: кто из них сейчас захочет покинуть такие родные тамбовские леса и отправиться в непонятную далёкую, шумную Москву. Звучали из толпы какие-то незнакомые Муравьёву фамилии. И он этого боялся: зачем в Москве нужны никому не известные повстанцы. С такими пусть разбирается тамбовская чека. Впрочем, даже эти незнакомые ему люди либо сами отказывались от такой чести (представлять целую армию), либо их забраковывали сами партизаны. И это облегчило работу Муравьёву. Он понял, что пора снова брать бразды правления в свои руки.