5 Ах, Сашка! Как тебе не стыдно, Сробел, лихая голова! Ей-богу, слышать нам обидно Такие вздорные слова. Когда ты был такою бабой? Когда так трусил и тужил? Как мальчик глупенький и слабый При виде розог, приуныл. Что ты в Москве накуролесил И гол остался как сокол, И как сова ты нос повесил… Пошел, брат, к дядюшке, пошел!.. 6 И что ж, друзья?.. Ведь справедливо Он дядю чертом называл: Ведь как же тот красноречиво Его сначала отщелкал! Такую задал передрягу, Такую песенку отпел, Так отприветствовал бродягу, Что тот лишь слушал да глядел; Потом всё тише да смирнее, Потом не стал уж и кричать, Всё ласковее, всё добрее, Потом и Сашей начал звать. 7 А Сашка тут и распустился, И чувствует, что виноват, Раскаялся — и прослезился, А дядя?.. Боже мой, как рад! Повесу грязного отмыли, Сейчас белья ему, сапог, И с головы принарядили Как лучше быть нельзя, до ног. Повеселиться там нисколько Никак не думав, не гадав, Пирует Сашка мой и только! Опять в кругу своих забав. 8 Где вид московского гуляки? Куда девался пухлый лик? В англо-кургузом модном фраке, В отличной шляпе эластик, В красивом бархатном жилете Мой Сашка тот же, да не тот. И вот, сбоченясь, на проспекте С фигурой важною идет. Червонцы светлы, драгоценны И на театры в первый ряд Билет на кресла ежедневный В кармане брюк его лежат! 9 С какою миною кичливой На прочих франтов он глядит, Какой улыбкою спесивой И дам и барышень дари́т! С какой приятностью играет И машет хлыстиком своим, И как искусно задевает Под ножки девушкам он им; Какой бонтон в осанке, взорах, Какую важность возымел! Но вот на ухарских рессорах В театр, разлегшись, полетел. 10 Взошел. С небрежностью лакею Билет, сморкаясь, показал И, изогнувши важно шею, Глазами ложи пробежал. Взгремела «Фрейшица» музыка; Гром плесков залу оглушил, И всяк от мала до велика И упоен и тронут был. Что ж Сашка? С видом пресыщенья Разлегшись в креслах, он сидел И лишь с улыбкой сожаленья В четыре стороны смотрел. 11 Напрасно fora [71] все кричали — Он свой выдерживал bon ton [72], И в самом действия начале Спокойно пить пунш вышел вон; Напрасно, милая Дюрова, Твой голос всех обворожал: Он не расслышал ни полслова, Но только жопку увидал; Напрасно, Антонин воздушный, Ты резал воздух, как зефир: Для тону Саше будет скучно, Хотя б растешил ты весь мир. 12 Да и нельзя же, в самом деле… Смотрите, он в каком кругу! Народ не тот здесь, что в бордели,— Иль видишь ленту, иль звезду! И, шутки в сторону откинуть,— С ним рядом первая ведь знать; И непристойно рот разинуть, Степного Фоку тут играть. Так, раз и твердо рассудивши, Всегда мой Сашка поступал И всякий раз, в театре бывши, Роль полусонного играл. 13 Но как же был он зато скромен Во всех поступках и словах И полутихо-нежно-томен При зорких дяденьки глазах; С каким почтеньем и терпеньем Его он слушал по часам, С каким — о, смех! — благоговеньем Ходил с ним вместе по церквам; По Летнему ль гуляет саду — Не свищет песенки, небойсь, Хоть будь красотка — ни полвзгляду Не кинет прямо и ни вкось. 14 С какою пылкостью восторга Хвалил он дядины мечты, Доказывал премудрость бога, Вникал природы в красоты, С каким он жаром удивлялся Наполеонову уму И как делами восхищался Моро, и Нея, и Даву; Ругал всех русских без разбора И в Эрмитаже от картин Не отводил ни рта, ни взора. О плут! О шельма, сукин сын! 15 И потакал, и лицемерил, Ему безжалостно он врал! А честный дядя всему верил И шельме денежки давал… Бывало, только с Миллионной, А дядя: «Где, дружочек, был?» А он (куда какой проворный!): «Я-с по бульвару всё ходил, Потом спуск видел парохода, Да Зимний осмотрел дворец. Какая ж тихая погода!» Ах ты, ебена мать, подлец! |
