И мерные звуки их тяжких шагов Тревожат унылый покой мертвецов. Хор демонов Безобразною толпой, Без порядка и разбора, В кликах радостного хора Мы забудем век позора, О наш царь, перед тобой! Это время — время мира, И багровая порфира На плече твоем средь пира Блещет райской красотой. И мерные звуки их тяжких шагов Тревожат унылый покой мертвецов. О, стекайтесь же на пир, Наши сестры, наши братья, Заклейменные печатью Громогласного проклятья,— Здесь другой, отрадный мир! Вы, суровые мегеры, Без надежды и без веры, Бросьте темные пещеры И почтите свой кумир! И мерные звуки их тяжких шагов Тревожат унылый покой мертвецов. Приноситесь же сюда, Торжествуйте вместе с нами: Карлы с козьими ногами И с кровавыми устами Гробовыходцев толпа! Вы, седые кровопийцы, Заговорщицы, убийцы, Что не мчат вас кобылицы Без узды и без седла? И мерные звуки их тяжких шагов Тревожат унылый покой мертвецов. И сатиры, и козлы, И русалки молодые, Соблазнительницы злые, Бросьте волны голубые, Бросьте темные углы. И кагалом беспокойным, Разноцветным и нестройным, Воспоем хвалу достойным Нашей демонской хвалы. И мерные звуки их тяжких шагов Тревожат унылый покой мертвецов. Пусть же в грозный этот час Проповедник волхвованья Воскурит благоуханья Не блюстителю созданья, Отвергающему нас, Но владыке нашей жизни, Аду — ярости отчизне, Где в огне и в укоризне Луч бессмертья не угас! И мерные звуки их тяжких шагов Тревожат унылый покой мертвецов. И могущий Сатана, Издеваясь над святыней, Полон мести и гордыни, Произносит как в пустыне Здесь ужасные слова. Взор отчаянья он мещет, Но не бледен, не трепещет Перед книгою, где блещет Имя: вечный Егова! И мерные звуки их тяжких шагов Тревожат унылый покой мертвецов. И, восставши из гробов, С жизнью новой и тревожной, Пусть хулит неосторожно Дух лукавый и безбожный Веру дедов и отцов. И под ризою священной, Блеском ада озаренной, Пусть смеется дерзновенно Над создателем миров. И мерные звуки их тяжких шагов Тревожат унылый покой мертвецов. Вас заметит Сатана! Вы тяжелыми руками Непонятными чертами Начертите между нами Слово тьмы: Абракарда́! Птицы ночи и боязни, Прилетайте же — не казни, Но веселью, но приязни Эта ночь посвящена! И мерные звуки их тяжких шагов Тревожат унылый покой мертвецов. Вот знамение чудес, Вот и клятва роковая: Пусть невинная, святая, С сей поры душа живая Не достигнет до небес! Но чтоб луч надежды ясной Для отшельницы прекрасной В мраке вечности ужасной Потерялся и исчез! Заря осветила туманное зданье, Сокрылись виденья и сонмы духов! Опять воцарились и сон и молчанье, Ничто не тревожит покоя гробов. <1837> 125. Людовик XVII 1 В то время небеса отверзлись голубые; В святой святых огни, как лавы золотые, Мгновенно разлились в блистаньях неземных. И праведных мужей божественные сонмы Узрели юный дух, к предвечному несомый На крыльях ангелов младых! То был младенца лик, прекрасный, лучезарный, Бегущий навсегда земли неблагодарной, Под сению кудрей, с алмазною слезой. И с гимном торжества фаланги дев избранных Украсили венком из роз благоуханных Чело, объятое тоской! 2 И голоса рекли из облака в то время: «Блаженствуй, юный дух! От тягостного бремя Бог крепости и сил Тебя освободил! А вы, архангелы, пророки, херувимы, Склонитесь перед ним: он царь! Воспойте — без вины злодеями гонимый, Он заслужил страдальческий алтарь!» «Но где я царствовал? — спросила тень младая.— Я узник, я не царь! Давно ли тень ночная С темницей, мрачной и сырой, Меня внезапно разлучила? Скажи же, бог, владыко мой, Когда я царствовал? Темница мне могила; Отец мой пал от злобы палачей, Я — сирота; в кругу людей Давно, давно меня забыли; Меня всего священного лишили; Я мать свою ищу всегда в приятных снах, Я видел здесь ее, на светлых небесах!» |
