В комнате всё идеального тёмно-синего оттенка, будто ночное небо затопило комнату и закручивается вокруг нас, как завитки сигаретного дыма. Его глаза, словно калейдоскоп, постоянно меняющиеся с огненно-карих на тёмно-зелёные, внимательно разглядывают моё лицо. Он называет это запоминанием, я называю это любовью. Я знаю, что это правда.

– Мы всё ещё здесь, – шепчу я, когда его губы мягкими поцелуями спускаются к моему пупку, а затем поднимаются обратно, и он дарит мне долгий поцелуй. Это до сих пор удивительно, что я здесь, и он здесь, и мы здесь вместе.

– Мы всё ещё здесь, – соглашается он без вопросов и колебаний.

Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя.

***

Однажды, когда я ждал маму в её офисе, то листал один журнал, сидя в приёмной. Вероятно, это было что-то вроде Родитель-Параноик Дайджест или Еженедельник Для Психов. Одна страница была полностью посвящена статистике. Я не запомнил всего, потому что большинство из этого было про то, сколько людей умирают на пляжах США от торговых автоматов (13 человек, и это только в США), или про то, что только половина толстых девочек в Америке поступают в колледж. Но одна вещь почему-то застряла в моей голове. Может быть потому, что мне тогда было только одиннадцать. Это была статистика о том, сколько детей похищают. Не инопланетяне.

Около 80 000 детей пропадают из своих спален каждый год.

В эту ночь пятницы я стараюсь немного поспать. Школы не будет ещё в течение двух недель, потому что Рождество в следующий четверг, и у нас сейчас каникулы. Так что я стараюсь уснуть, мои веки тяжелеют, и становится всё труднее и труднее держать их открытыми. До тех пор, пока я не слышу громкий стук в своё окно. Вдруг эта давно забытая статистика всплывает в моей голове, и я сразу же начинаю задаваться вопросом, что если я стану 80 001.

Окно открывается, потому что тот, кто находится за стеклом на плоской крыше, по-видимому, мастер взлома защёлок. Я думаю о том, что нам действительно нужно поставить более прочные замки в доме. А потом кто-то буквально кувырком влетает в комнату, размахивая своими конечностями. Одна его нога задевает мою тумбочку, отчего стакан воды, стоящий на ней, летит на ковёр, проливаясь. Он пролетает через кровать и приземляется на пол.

А потом абсолютно всё стихает.

Крик замирает в горле, забивая мои дыхательные пути. Непонятная тёмная масса поднимается с пола, и со стоном падает на мою кровать, сжимая руку на моей голени.

– Тсс, Фрэнки, это всего лишь я, – шепчет он невнятно.

Мой желудок в панике сжимается, пока я покрываюсь холодным потом. А затем из-за занавесы жирных волос выглядывает лицо Джерарда, блестящее, бледное и потное.

– Джи, ублюдок, ты решил меня убить? – выдыхаю я, прикладывая руку к дико бьющемуся сердцу. В то же время я радуюсь, что не похищен каким-нибудь сумасшедшим похитителем, а просто атакован этим мальчиком, сидящим передо мной на кровати.

– Я люблю тебя... – бормочет он, а затем чуть подаётся вперёд, пристально на меня глядя.

Я признаю, что это немного путает меня. Мой мозг, кажется, совершенно теряет способность мыслить после этих трёх слов, а сердце замирает, потому что это всё ещё достаточно ново для моих ушей.

– Красивый малыш, – шепчет он, даря мне небрежный поцелуй.

На секунду я замираю, а затем резко разрываю поцелуй. Что-то не так, его губы с привкусом виски. Его голова падает на мою грудь, и на меня попадает его дыхание.

– Фу, ты пахнешь, как пивной бочонок, – вскрикиваю я, отталкивая его от себя.

Джерард заваливается на спину, громко смеясь. Он выглядит ужасно расстроенным, его глаза остекленели, и блестят от алкоголя, плещущегося за радужкой.

– Ты пил? – шепчу я. И я ничего не могу с собой поделать, я чувствую себя преданным. В последний раз Джерард был пьян, когда запутался. Запутался насчёт нас и того, что происходит, когда он продолжал пытаться привлечь меня. Что путает его сейчас?

– Я просто гулял с друзьями.

Друзьями. Он гулял с друзьями.

Я понимаю, что даже не знаю его друзей. Это одна из тех вещей, о которых я не потрудился подумать. У Джерарда есть жизнь помимо попыток расшевелить меня? Эта мысль даже не приходила мне в голову. До этого момента.

И это слово "друзья". Майки использовал это слово в тот раз, когда Джерард оказался вдрызг пьяным. Я тогда спросил у Майки, куда он ушёл. "Вероятно, к одному из его друзей". И мы все знаем, что скрывается под этим словом. Его друзья. Его ёбари. Разве между этим есть большая разница?

– Ты гулял с друзьями, – повторяю я, мой голос тусклый и безразличный, я чувствую, как распространяется онемение, – и поэтому ты в говно пьяный. Ты приехал сюда на машине?

Он кивает, но выглядит неуверенным. Как будто он пытается через алкоголь донести мои слова до своего мозга, и вникнуть в них. Злюсь ли я на него?

О, я в ярости.

– Что, если бы ты разбился? Что, если бы ты потерял контроль над управлением? Что, если бы ты попал на обледеневший участок дороги и врезался в дерево или ещё что-то и валялся, замерзая и умирая, а я даже не знал об этом? Что, если бы ты умер? – мой голос непроизвольно повышается, но я всё ещё стараюсь говорить потише, чтобы никто в доме не проснулся.

– Но я же не умер, – бормочет он, пытаясь улыбнуться. Его улыбка исчезает, когда я не улыбаюсь в ответ. – Посмотри, Фрэнки, я жив. Я здесь.

Я вырываю свою руку из его, когда он пытается подтащить меня ближе к себе. Он нервный и раздражительный, его глаза бегают, а кожа на ощупь такая горячая, будто его нервы горят огнём.

До меня, наконец, доходит.

– Под чем ты? – спокойно спрашиваю я.

Джерард слабо усмехается и трёт нос.