Я слишком устал, чтобы это иронично комментировать, так что просто зеваю и говорю:

– Ладно.

– Я в отеле, так? И я пытаюсь немного поспать, но выпил слишком много кофе. И вдруг раздаётся грохот и какая-то женщина стонет: "О, детка!". Клянусь Богом, Фрэнки, люди в соседнем со мной номере трахаются, как животные уже два часа подряд. Это как грёбаное порно, и я даже не могу слышать собственные мысли.

– Серьёзно?

– Абсолютно. И эта конвенция по искусству - посмешище. Искусство, – усмехается он. – Ага, тогда моя задница тоже искусство.

Я смеюсь и использую этот момент, чтобы в полной мере оценить, насколько я по нему скучаю. И как я буду рад, когда он вернётся. Тогда я смогу рассказать ему о том, что происходило между мной и мистером Стоксом с первого дня, когда он начал практически преследовать меня в этом году и до сегодняшнего дня, когда он гордился мной из-за того, что я накричал на него.

Джерард молчит, и я почти слышу, как он думает.

– Помнишь, я увидел тебя в туалете в прошлую пятницу? – наконец тихо спрашивает он.

– Ммммххмм, – бормочу я, не думая.

– Почему ты делаешь это?

– Делаю что?

Затем я понимаю, что он говорит о том, когда застал меня за выблёвыванием бутерброда, который мне дал Стокс. Меня могло бы стошнить прямо сейчас.

– Ты знаешь... почему тебя тошнило, Фрэнки? Ты болел или что?

Он не знает, что я болен. Я мог бы быть его самым больным знакомым, и он бы даже не узнал об этом. Он не знает и половины моих секретов.

Думаю, он понимает, что я не буду ему отвечать.

– Я просто не понимаю, что заставляет тебя делать такие вещи. Что ты видишь такого, чего не вижу я?

Между нами возникает самое неловкое молчание из всех возможных. Король всех неловких молчаний.

Именно затем на заднем плане раздаётся громкий стон, "Ооооо, да!" вежливой пары из грёбаного отеля Джерарда.

Очень просто напряжённость ломается, и мы оба начинаем смеяться. И как только мы начинаем это делать, то не можем остановиться. Его низкое хихиканье вместе с моим разжигает полноценный смех, и я чувствую себя почти как во вторник, когда не мог перестать смеяться с тех парней, которые до смерти забивали меня. Мы смеёмся, потому что секс - это самая смешная вещь, когда у вас его просто нет. Мы смеёмся, потому что это единственное, что мы можем делать, находясь друг от друга так далеко. Мы смеёмся, потому что это делает этот телефонный звонок не-таким-уж-серьёзным, а мы вроде не-такая-уж-серьёзная пара.

Но мы пара. Два человека, которые привлекают друг друга по той или иной причине, а может быть, даже и без реальной причины. Это основывается на химии, и эндорфинах, и химических веществах, которые заставляют нас испытывать чувства к определённому человеку. Это всё, чем мы являемся. Чисто химическая пара.

Когда смех утихает, я потираю свои уставшие глаза и вздыхаю.

– Если бы я был там.

– Если бы ты был здесь, Фрэнки.

Я понимаю, что слишком эмоционально открытый, когда хочу спать, и начинаю перебирать в голове причины, чтобы закончить разговор, прежде чем я выболтаю что-то очень опасное и глубокое.

– Я не собираюсь и дальше не давать тебе спать. Я просто хотел услышать твой голос. Так что поспи немного, хорошо? Я вернусь завтра вечером, – он делает паузу, – или сегодня ночью, потому что уже почти 3 утра.

– Ладно, – зеваю я, сворачиваясь на кровати. На подушке, на которой, я хотел бы, чтобы лежал Джерард, на простынях, на которых я хотел бы, чтобы был Джерард.

– Спокойной ночи, Фрэнки.

– Спокойной ночи, Джи-Джи.

Клянусь, я могу почти услышать его улыбку, когда он отключается, и гудки превращаются в пустую колыбельную. Я предпочёл бы услышать колыбельную Джерарда. И я думаю, как было бы хорошо, если бы Джерард был здесь прямо сейчас. В считанные секунды моё желание сбывается, когда я снова засыпаю и вижу во сне Джерарда, вылезшего из моего телефона и просто поющего мне спящему.

Сны исчезают

В считанные секунды моё желание сбывается, когда я снова засыпаю и вижу во сне Джерарда, вылезшего из моего телефона и просто поющего мне спящему…

Но самое худшее во снах... они исчезают. Сны исчезают и превращаются в кошмары, которые оживляют все ваши страхи.

Чужак в вашем шкафу.

Ваш отец, который не вернулся домой в ту ночь, когда вам было семь.

Ваши родители-психиатры, которые слишком слепы, чтобы понять, что происходит.

Ваш Джерард, который слишком далеко, чтобы заботиться о вашей безопасности.

Монстры под кроватью.

Сны исчезают, и возвращается реальность, которая как ведро холодной воды выливается на ваше лицо. Когда вы просыпаетесь и не хотите быть в одиночестве. Но потом вы видите, что вы не одни, и начинаете желать стать действительно одинокими.

Кошмары становятся реальными, самыми настоящими вещами, которые вы когда-либо испытывали. Оуэн, заходящий в вашу спальню, его белые зубы, блестящие в темноте, что кажется вдруг зловещим и угрожающим. Он забирается на вашу постель и зажимает вам рот рукой. Его карманный ножик сверкает в лунном свете.

Хотя в такой момент физическая боль почти приветствуется.

Потому что пусть лучше кровь вытекает из вашей кожи, чем из сердца. Вашему сердцу больно гораздо сильнее.