Как и в воскресенье, в машине тишина. Но в отличие от тишины в воскресенье, эта не вызывает дискомфорта и напряжения. Мы молчим по нашему желанию.

Место, куда Джерард привозит меня, оказывается рекой, которая бежит за стройку домов в лучшей части города. Это одна из чистейших рек в Джерси, так что предполагается, что эта земля станет ходовым товаром, и именно поэтому дома строятся так чертовски долго. Джерард паркуется, а затем помогает мне выйти из салона. Я совсем не в том состоянии, чтобы перепрыгивать через низкий забор, но недалеко от него есть место, где мы можем просто пролезть. С другой стороны находится небольшой частный дом, а за ним река.

Джерард идёт первым, и я изо всех сил стараюсь успевать за ним. Он видит, что я отстаю, и немного замедляет свой шаг. Затем он снова берёт меня за руку, и странное ощущение поглощает меня. Идти по неровной поверхности больно, но, кажется, это не имеет значения, когда его пальцы переплетены с моими.

Позвольте мне сейчас сказать: я не один из сентиментальных романтиков. Я не плавлюсь, если парень делает что-то "милое". Но сейчас всё выглядит затуманенным именно из-за этого. Солнце кажется более ярким, прохладный воздух более чётким, воздух Джерси легче. Я не чувствую себя больным, не чувствую отвращение или стыд. Я просто чувствую себя... счастливым. Я думаю, я даже в том состоянии, чтобы услышать пение птиц.

Джерард дарит мне покой и утешение, и каждый раз, когда наши пальцы переплетаются, я чувствую себя легче и лучше, чем в течение длительного времени.

К тому времени, как мы добираемся до реки, я практически плаваю на своём личном облаке хороших ощущений. Джерард поворачивается и улыбается мне, я улыбаюсь в ответ, и его улыбка становится шире. Что если я не стою его потраченного времени? А он этого ещё совсем не знает. Он решил провести со мной время, а я, блять, собираюсь просто разочаровать его.

Мы садимся на сухую часть берега реки и держимся там за руки. Большим пальцем он поглаживает мою ладонь. Это заставляет кожу покалывать и гореть.

Я наконец прерываю молчание, потому что у меня есть вопрос, и я слишком нетерпелив, чтобы ждать.

— Ну, так что ты делал в школе, Джи? — спрашиваю я.

Джерард долго молчит. Он просто смотрит в реку, будто ожидая, что из неё что-то появится. Вода остаётся совершенно неподвижной, ничего не нарушает гладкой зеркальной поверхности. Я не смотрю на него, но судя по нашим отражениям в воде, сейчас он рассматривает мой профиль. Он выглядит неуверенно, словно пытается принять решение. Наконец, продолжая на меня смотреть, он говорит:

— Я пришёл увидеть тебя.

— Меня?

Его отражение в воде показывает, что он сейчас улыбается. Думаю, он ожидал от меня такой реакции.

— Не удивляйся, Фрэнки, — говорит он тихо, чуть сильней сжимая мою руку. Я смотрю на своё отражение. Я побитый, в синяках и чертовски смущён.

— Я не понимаю. Почему я?

— А почему не ты?

— Потому что... потому что я... — я отвожу взгляд от реки. Я больше не хочу себя видеть.

Другой рукой Джерард нежно берёт меня за подбородок, поворачивая лицо к своему, так что я вынужден смотреть ему в глаза. Меня затапливает теплота, абсолютное чувство безопасности и удовлетворения.

— Что ты видишь? — спрашивает он мягко, сам ища ответ в моих глазах. Всё, что он находит, просто пустой взгляд. — Что ты видишь, когда смотришь на себя, Фрэнк?

Я мигаю и пытаюсь отвернуться, но он разворачивает меня за подбородок обратно.

— Я ничего не вижу, — бормочу я тихо.

— Мне трудно в это поверить. Думаю, ты видишь много вещей. Много вещей, которые в себе ненавидишь, — он понимает, что прав, когда я снова пытаюсь отвернуться. — Фрэнки, никто никогда не сможет посмотреть в зеркало и сказать: "Я на сто процентов доволен тем, как я выгляжу, и тем, как проходит моя жизнь". Никто, понимаешь?

Я не отвечаю ему.

— Но я не могу увидеть того, что ты сам в себе видишь. И я не могу понять это, или почему ты видишь себя таким образом. Когда я смотрю на тебя, я вижу только... эту гигантскую кирпичную стену, которую ты построил, чтобы не подпускать людей. Ты даже не позволяешь никому пройти через неё. Но иногда я могу смотреть сквозь неё, и тогда я вижу этого... этого красивого грустного мальчика.

— Нет, — отвечаю я, наконец выдёргивая лицо из захвата его рук. — Это не я.

Он улыбается, но это разочарование.

— Это ты! Вот о чём я говорю, ты не видишь даже части себя. Но я вижу, Фрэнки, у меня получается. Не часто, но получается. И вот почему ты, вот почему я пришёл увидеться с тобой. Вот почему ты мне нужен.

Я выбираю этот самый момент, чтобы встретиться с ним глазами, и на короткий миг я думаю, что почти вижу того мальчика, о котором он говорит, в отражении его сияющих глаз. Затем он прикрывает их, и прижимается своими губами к моим, и я сразу же забываю всё, о чём мы только что спорили.

Другое онемение

Поцелуй никогда не бывает просто поцелуем. Иногда это обещание. Иногда это ложь. Поцелуй может что-то начинать, может заканчивать. Иногда поцелуй — это крик о помощи. В других случаях знак отказа. Поцелуй может быть приветствием и так же легко прощанием. Это может быть пожелание доброго утра или спокойной ночи. Это может быть извинение или прощение. Это может быть сладкая месть. Иногда это может быть даже магия.

Но поцелуй никогда не бывает просто поцелуем.

Своим поцелуем Джерард ищет, а я — прячусь. Я чувствую это в том, с какой силой его губы прижимаются к моим, почти грубо. В том, как крепко его руки держат моё лицо, и у меня нет совершенно никакой возможности увернуться. Я чувствую это в том, как его язык проталкивается через мои приоткрытые губы и жадно исследует рот. Джерард ищет ответы на вопросы, которые не станет задавать вслух. А я прячу от него эту информацию, так же скрывая и себя. Я хорошо умею прятаться, я делаю это практически всю свою жизнь. Он ничего не найдёт, уверяю.