Моё сердце останавливается.

Я чувствую себя так, будто больше не являюсь собой. Я не я, пока Джерард легко смотрит на меня, блуждая взглядом вверх и вниз по моему телу, выглядя абсолютно спокойным. Я не я, пока горячая вода падает на мои плечи и спину. Я не я, пока тоже откровенно пялюсь на его голое тело.

– Чёрт... Фрэнки... – шепчет он себе под нос. Он поднимает глаза, и в них будто тлеет огонь.

А затем, я снова я. И я огорчён. Это всё предполагалось как шутка, я уверен в этом. Но я чувствую что угодно, но только не желание рассмеяться, когда он протягивает руки и кладёт их на мою мокрую грудь.

Он криво усмехается, и я чувствую себя так, словно гора наконец-то сваливается с моих плеч.

– Это ирокез? – спрашивает он, изумлённо указывая на мою голову.

Моё лицо приобретает новый оттенок красного, когда я вспоминаю ирокез, который сделал из намыленных волос. Боже, Фрэнк, ты настоящий тупица, знаешь это?

– Сделай мне такой же, – просит он тихо, шагая ко мне под струи душа. Я совершенно неподвижен, мои глаза расширяются, пока он подходит ко мне ближе. И всё, о чём я могу думать, когда он проводит рукой по моим волосам, так это о том, что я словно падаю...

***

Странно, что между нами ничего не произошло? Я не знаю, что думать. Не уверен, но я чувствую больше, чем просто признательность.

Он не пытался поцеловать меня в душе. Не пытался сделать какие-либо саркастические замечания или сексуальные подколы. В смысле, я просто делал ему грёбаный мыльный ирокез. И это было очень трудно, потому что его волосы чертовски длинные. Но мне это удалось, и затем мы по-настоящему смеялись и говорили друг другу о том, как смешно выглядим. Просто смеялись. И на этом всё. Он вымыл волосы. Выключил воду и бросил мне полотенце.

Я хотел чертовски крепко обнять его, потому что это было бы просто... нормально. В самом деле, абсолютно естественно. Но за те минуты, что мы простояли под струёй воды, которая постепенно стала чуть тёплой и заставила пальцы наших рук и ног сморщиться, я почувствовал, что у меня есть не только бойфренд, но и лучший друг. И это значило для меня гораздо больше, чем мыльный ирокез или поцелуй.

Мы стоим перед затуманенным зеркалом, полотенца обёрнуты вокруг наших бёдер, и на лицах всё ещё сияют улыбки. Он поворачивается ко мне и целует. На вкус этот поцелуй гораздо приятнее, чем поцелуй с пьяным Джерардом. В действительности это вообще не Джерард, это мой Джи. И его поцелуй сладкий и мягкий. Потрясающий.

– Мне так чертовски жаль, – выдыхает он в мои губы.

Я просто крепче прижимаюсь к нему, чтобы удержать от разговора. Я не хочу разговоров, я не хочу его извинений. Я просто хочу быть нами, и ничего больше, потому что так я чувствую себя в безопасности. Я чувствую себя в такой, такой безопасности...

Мой прекрасный беспорядок

Мы ни о чём не разговариваем. Нет причин, почему я оказался дома на час раньше. Как он попал в мою комнату, не говоря уже о моём доме. Почему он был так пьян, что не мог даже стоять прямо.

Мы молчим в нашем собственном мире.

"Ты был очень метким, когда блевал", – я объясняю ему, почему выбросил его одежду, а потом даю что-нибудь из своей. Все мои штаны слишком короткие для него, потому что я хоббит, поэтому в итоге он оказывается в моих боксерах и футболке. В том, как он выглядит, есть что-то волнующее. Он снова ложится на мою постель, и его глаза закрываются.

– Моя голова ужасно болит, – бормочет он себе под нос, подложив руки под голову. Думаю, он, возможно, пробормотал ещё что-то вроде: "Мне нужно выпить", но я не расслышал его. Эта мысль огорчает меня намного больше, чем я могу признать. – Мне очень жаль.

Я просто дышу, предпочитая игнорировать его всевозможные слова. Мои веки закрываются, и меня обволакивает это тёплое мягкое предчувствие сна. Я не мог спать нормально в течение семи лет. И это звучит кошмарно и неубедительно, но я мог бы совершенно нормально поспать некоторое время прямо здесь. В смысле, я с Джерардом. Я мылся с Джерардом. Я почти засыпаю с Джерардом. Кажется, в последнее время я делаю с ним всё, что угодно, совершенно не заботясь о последствиях.

Моя голова на его животе. Каждый раз, когда он вдыхает и выдыхает, моя голова медленно поднимается вверх и вниз. Щека нагревается от его кожи, которую я могу чувствовать сквозь тонкую зелёную футболку. Его пальцы снова в моих волосах, и кажется, что им там самое место. Мы - это мы, и никто больше.

– Фрэнки, – он глубоко вдыхает, а затем зевает, – этим вечером я собираюсь позаботиться о твоей безопасности.

Я хочу, чтобы он снова спел. Я почти, почти прошу его об этом. Но вместо этого говорю: "Просто спи", потому что сам уже почти провалился в сон. В любом случае, его дыхание, как колыбельная. Вдох, выдох, вдох, выдох, вдох.

Внизу хлопает дверь. Я открываю один глаз. Кто-то сейчас поднимается по лестнице. Футболка Джерарда задралась, и моя щека прилипла к его животу. Мои руки обёрнуты вокруг его талии. Его пальцы находятся в моих волосах. И я не хочу двигаться.

Дверь моей комнаты открывается. Когда мы отперли её? Заходит мама. Моя щека лежит на тёплом животе Джерарда, и он всё ещё крепко спит. Несколько секунд она смотрит на нас с выражением чистого удивления на лице, не понимая, что мои веки чуть приоткрыты, и я не сплю. Затем, её лицо немного смягчается, и она слегка улыбается. Как улыбаются люди, когда видят маленьких трёхлетних детей, держащихся за руки. Она выходит на цыпочках из комнаты, не желая вмешиваться. Предполагаю, она думает о том, что отчитывание меня за оскорбление мистера Стокса может подождать.

Эта женщина святая.

***

Но я просыпаюсь один, спустя, может час. Нет, два. Сейчас почти пять вечера. Я встаю с постели, голова кружится от голода, потому что я не помню, что или когда я ел в последний раз. Меня накрывает паника. Где, блять, Джерард?

Конечно, я спотыкаюсь, вставая с кровати, и иду к лестнице, протирая глаза. Когда я прохожу мимо зеркала в прихожей, то замечаю, что одна половина моих волос прилипла к щеке, а другая - торчит в миллионах различных направлений. Я игнорирую это, спускаюсь по лестнице, дважды спотыкаясь о собственные босые ноги, и оглядываю переднюю часть дома мутным взглядом. Всё о чём я могу думать - он ушёл, он снова ушёл. Почему, чёрт возьми, я продолжаю всё это с собой делать? Я позволяю себе быть с Джерардом, позволяю себе быть с ним самим собой. Это выходит за рамки границ "Быть невидимым". И затем он снова оставляет меня, одинокого и запутанного.