– Я знаю, как это для тебя тяжело, Фрэнки, – шепчет он, кладя голову мне на плечо, – но я хочу, чтобы ты доверял мне. Пожалуйста.

Может быть, это было его последнее, умоляющее "пожалуйста". Может быть, это был его взгляд, отказывающийся отпускать меня. Но я делаю это. Я сдаюсь и отдаю ему всё своё доверие. Я позволяю ему поцелуями прекратить мою внутреннюю войну. Я позволяю ему спасти меня от утопления. Я позволяю ему вытащить меня на поверхность, где всё скрыто под слоем чистого белого снега. И я уже не боюсь падать.

– Я люблю тебя.

Проснись

– Я люблю тебя.

Я люблю тебя.

Я люблю тебя.

Я люблю тебя.

Слова отдаются эхом в небольшом пространстве его автомобиля. Они так чертовски громко звучат в моих ушах, ревут и ударяют по моему мозгу. Как грёбаный звонок будильника.

Проснись, блять, Фрэнки! Ты только что сказал мальчику, что любишь его!

Срань господня.

На лице Джерарда застыло что-то между ухмылкой и взглядом, полным шока. Ну да, это почти достаточно смешно, чтобы посмеяться, не считая того, что в том, что я сказал, нет ничего смешного. В том, что я только что сказал. Я тупица или как? Вот мы, разделяющие идеальный момент в его машине, и я должен был ляпнуть это весомое признание. Ляпнуть, когда он ведёт себя так чертовски хорошо по отношению ко мне.

– О, Боже, – бормочу я, чувствуя себя так, будто меня сейчас вырвет, моё лицо начинает гореть, а живот делает сальто назад. Бабочки внутри бушуют. – О, Боже, – повторяю я, с трудом поднимаясь с его колен и возвращаясь на своё место. Мои руки так сильно дрожат, что я даже не могу открыть эту грёбаную дверь.

Он просто сидит в своём кресле, довольная ухмылка украшает его лицо. Господи, он выглядит таким самодовольным. Действительно, почему бы и нет? Он же грёбаный Джерард Уэй, и парень, которому я только что признался... признался, что люблю его. Когда мне, наконец, удаётся открыть дверь, я практически выпадаю на тротуар. Я кое-как восстанавливаю равновесие, держась за верхнюю часть двери. Думаю, мне просто нужно убраться отсюда. Любой повод, чтобы уйти.

Офис мамы не так уж и далеко. Я вижу его отсюда. Я пойду пешком.

Так что я начинаю идти в том направлении. Ну, на самом деле больше бежать. Да, ладно, я бегу. И на самом деле не к офису, но примерно в том направлении. Я слышу, как хлопает дверь автомобиля и звук шагов по заснеженному тротуару позади себя, но я просто бегу, не поднимая глаз.

– Фрэнки, чёрт побери, остановись, – зовёт Джерард.

Я бегу вслепую, и люди сворачивают, чтобы не натолкнуться на меня. Всё, о чём я могу думать, – я всё испортил. Я, блять, взял всё, что у нас было, и просто разрушил. О чем я вообще думал?

Дело в том, что я не думал. Да я даже не понял, что был тем, кто сказал это. Даже не понял, что слова вылетели из моего рта. Чёрт, я даже не знаю, что означают эти слова.

Я чуть не падаю, когда кто-то натыкается на меня сзади, но парень просто оборачивает руки вокруг моей талии и тянет меня назад, так что я не могу больше бежать, даже если попытаюсь. Джерард очень тяжело дышит, не привыкший бегать так быстро, и, безусловно, сказываются несколько лет курения. Он задыхается, крепко обхватывая меня сзади.

– Боже, какого чёрта ты убегал? – кричит он, глубоко вдыхая через нос.

Я пытаюсь вырваться, но для такого худого парня у него чертовски сильные руки. Затем я чувствую это ужасное позорное чувство, поднимающееся вверх, как будто пузырь в моей груди лопнул, чувство, жгущее кожу на моём лице. Следующее, что я понимаю, - я задыхаюсь, а он расплывается перед моими глазами, текут слёзы. И они не просто вытекают, нет, они наводнением стекают по моим щекам. Я ловлю себя на том, что утыкаюсь лицом в его куртку и рыдаю, пока мои глаза не высыхают. Джерард выглядит так, будто он не имеет понятия, что ему делать, и я не могу его винить. Я грёбаный сумасшедший, вот и всё.

– Тсс, тсс, успокойся, – шепчет он, опёршись подбородком о верхнюю часть моей головы. Одной рукой он крепко прижимает меня к себе, другой успокаивающе гладит по затылку. – Фрэнки, всё в порядке. Всё в порядке.

Джерард мягко отцепляет мои руки от своей куртки, и сжимает их в своих собственных. Затем, он вытирает моё лицо большим пальцем, и целует в лоб.

– Я всегда знал, что ты убежишь, – смеётся он тихо, – но я думал, что это произойдёт потому, что я скажу это первым. Ты такой храбрый, – шепчет он. – Я пытался найти способ сказать тебе это в машине, но не мог. Я хотел перестраховаться, боялся напугать тебя. – Он улыбается, прикусывая губу. – Предполагаю, я в любом случае тебя напугал.

– Прости, – быстро отвечаю я. – Я не хотел просто... я не хотел просто ляпнуть это. Прости. Прости. – Я думаю, что это всё, что я могу ему сказать. Я извиняюсь за то, что гублю такой момент.

– Что, хочешь взять слова обратно?

– Нет! – практически кричу я, затем понижая свой голос. – Нет, нет, я не хочу.

– Ты уверен?

– Да.

Джерард мягко целует меня в губы. А потом его рот оказывается около моего уха, и едва шевеля губами, он шепчет:

– Я люблю тебя.

Моё сердце сжимается, а затем становится таким огромным, что я уверен, что оно сейчас выскочит, окропляя мои внутренности кровавой любовью. Я обнаруживаю, что мои губы невольно растягиваются в самой широкой улыбке, которой я когда-либо улыбался. Я чувствую, будто кричу, пока мой голос не становится хриплым, а горло не разрывается в клочья. Я чувствую, будто танцую, хоть я и недотёпа, и, вероятно, просто спотыкаюсь о собственные ноги.

Я просто открываю рот, чтобы ответить. Но выходит совсем не то, что предназначалось.