Но теперь я могу чувствовать, и я чувствую всё. Сквозь боль и слёзы часть меня понимает, что мне это нравится, я чувствую себя отлично. Чувствую себя замечательно. И из-за этого мне хочется кричать, из-за того, кто именно сейчас заставляет меня чувствовать себя так хорошо.

А затем я открываю глаза и понимаю, что это Оуэн вытирается старой футболкой. Это Оуэн усмехается, прежде чем выйти из моей комнаты. Это Оуэн заставляет меня задыхаться от рыданий в постели, липкой от моей собственной спермы. Оуэн, не Джерард.

Я сорвал с себя все маски.

***

Я знал это. Знал, что карма накажет меня за мои ошибки и недальновидность. Знал, что это случится.

Большую часть времени я могу быть невидимым. У меня нет друзей, у меня нет никаких ожиданий. У меня нет жизни. Легче лёгкого.

Но если кто-то меня замечает, я больше не могу быть невидимым. Тогда я могу только молиться о том, чтобы мне не причинили слишком много боли.

Я послушно вернулся в школу во вторник. Я чувствую себя отвратительно. Нечистым. Грязным. Я знаю, что чертовски болен. Я знаю это. Вероятно, я самый большой урод на Земле. И серьёзно, я хотел бы умереть.

— Эй, педик!

Я не оборачиваюсь. Кто вообще реагирует на это? Даже ребята, чью ориентацию можно определить за километр, на это не оборачиваются.

— Эй, пидор, я с тобой разговариваю!

Как будто я этого не знаю. Коридор пуст, за исключением меня и группы из 5-6 парней, которые идут за мной. Это тот тип парней, которые считаются самыми крутыми, всем вокруг демонстрируют свою мускулатуру и, не стесняясь, говорят о девушках, с которыми трахались. Это тот тип парней, которые тайно каждую ночь вместе с мамой смотрят шоу Опры Уинфри.

Я невидимый. Я невидимый. Я невидимый.

Вдруг я отрываюсь от пола, когда один парень поднимает меня на несколько сантиметров и прихлопывает к шкафчику в коридоре. Я съёживаюсь, когда моя голова ударяется о холодный металл, из-за чего перед глазами появляются чёрные пятна. Замок упирается мне в спину.

— Я с тобой разговариваю, — разъярённый парень сильней прижимает меня к шкафчику. Его дыхание жаром обдаёт моё лицо.

— Как типично, — бормочу я, закатывая глаза.

Он снова ударяет меня о металл, на этот раз сильнее. До того как моя голова не стукается об угол шкафчика, а в глазах темнеет, я даже не понимаю, что сказал это вслух.

— Держи язык за зубами, Айеро.

Этот план мне отлично подходит. Правило №2: Не разговаривай. Правило №3: Никогда не спорь. Принимая во внимание эти правила, его предупреждение действительно было услышано.

— Я не люблю панков, как ты, — выплёвывает парень. Я не узнал его, но трое или четверо других ребят, друзья Оуэна. На самом деле, это иронично. Эти парни как-то избили меня за то, что я педик, в то время как педик Оуэн продолжает тайком трахать парней. Я почти засмеялся.

Я понимаю, что мне пиздец, когда у меня вырывается смешок. Глаза парня темнеют, а губы искривляются в усмешке. Такие парни, как он, терпеть не могут, когда над ними смеются.

Почему-то кулак, бьющий в мою челюсть, заставляет меня рассмеяться ещё сильнее. Я не знаю, почему. Может, я наконец-то ломаюсь.

Парень толкает меня на грязный пол и несколько раз бьёт кулаками, пинает в живот, в голову. Мне ужасно больно, но всё, что я могу делать, это смеяться. Я могу слышать свой задыхающийся хохот на фоне его разочарованного ворчания.

Я смеюсь так сильно, что по моему лицу текут слёзы. Всё это просто чертовски весело. Моя жизнь — шутка. Так почему бы мне не посмеяться?

Парень бьёт меня по щеке, и моя голова поворачивается. Вдруг я вижу, что за всей этой сценой наблюдает Джерард. Он опирается на стену, засунув руки в карманы, и просто наблюдает. Удар в живот заставляет меня закашляться кровью, но я до сих пор слышу свой смех. Кажется, у меня истерика. Это на самом деле страшно, но я могу только смеяться сильнее. Наши глаза встречаются, и взгляд Джерарда полон жалости. Чистой жалости.

Я так сильно смеюсь, что у меня сводит мышцы живота. Джерард беспокоится обо мне? Конечно, нет, блять. Он не хочет иметь со мной ничего общего. Он хороший парень.

Он просто пристально смотрит.

Каждый удар постепенно убивает меня. Я умираю изнутри. Это больно. Это весело.

Парень, удовлетворённо улыбаясь, тяжело дышит от напряжения.

— Ты это заслужил, педик, — говорит он, а затем плюёт на моё разбитое лицо. В следующую минуту все они уходят.

Я смотрю на Джерарда и всё ещё продолжаю ломаться. Я этого заслуживаю. Я заслужил всё это за свои надежды на лучшее, а сейчас мне больно, так больно. Чертовски забавно, как карма может убить тебя.

Я чувствую, как моя грудь вздымается, я задыхаюсь от неуместного смеха. Моё лицо мокрое от крови, пота, слёз и плевков. Металлический запах собственной крови вызывает тошноту, но я слишком сильно смеюсь, чтобы позаботиться об этом. Каждый мускул в моём теле болит от смеха, но я не могу остановиться.

Джерард не смеётся. Он медленно подходит, всё ещё держа руки в карманах. Он находится всего в метре от меня, истерически смеющегося на полу. Это почти визжание. И внезапно оказывается, что это больше не смех. Моя грудь содрогается от рыданий, прорывающихся изнутри. Слёзы продолжают катиться по лицу, почти полностью застилая глаза. Я сворачиваюсь в комочек и прерывисто плачу, задыхаясь. У меня всё болит. Но Джерард не отводит взгляда, и я ничего не понимаю.

Всё это так смешно, но я больше не могу смеяться. Я могу только плакать, потому что я заслуживаю намного худшего, чем жестокое избиение. Я заслуживаю этого жалостливого взгляда Джерарда. Это ещё хуже любого удара в живот.