Маша, та на историю ссылается реже, у нее главная опора — современная литература. Всякие медицинские справочники, брошюрки, вырезки из газет. Я взял у Пети, Петра Фигурнова, в обмен на «Черный тюльпан» «Женщину в белом». Маша отняла, сказала: «Костя, это как-нибудь потом, когда выйдешь на пенсию, а сейчас для тебя полезнее вот эта». И подает мне в полпуда весом «Мать и дитя». Смеется, говорит: «Поскольку книга «Отец и дитя» еще не написана, ты потрудись из этой книжки узнать все, что о ребенке знать полагается».
А я не только в манной каше сомневаюсь. Я бы Алешку своего стал растить по-новому, как, например, прошу прощения, телят теперь — «холодным способом». Я бы не стал его кутать в байковые пеленки и закрывать одеялом, да еще на градусник поглядывать, не опустилась ли ртуть ниже восемнадцати градусов. Почему я всегда здоров? Снегом и ледяной водой закаленный. Но в каком возрасте я начал снегом натираться? В двенадцать лет. Сколько времени зря потеряно! Алешку непременно с первой недели снегом натирать нужно было, тем более что человек в марте родился, когда повсюду еще лежал превосходный мягкий и чистый снежок. И градусы на термометре вполне до десяти, а то и до шести опускать следовало. Я говорил: «Давайте сделаем из него «снежного человека», чтобы он мог зимой в одних трусах по Северному полюсу бегать. Кто знает, может быть, придется ему на атомном ледоколе работать. Капитаном». Но Маша не согласилась, сказала: «Хватит нам и тех «снежных человеков», которых в Гималаях ищут и никак не могут найти».
Но все же для Алешки один раз пробу я сделал: снегом ему пятки натер. И хоть бы что. Покраснели немного, да после насморк легонький появился. На два дня всего. Ерунда. Так можно бы постепенно Алешку к холоду и приучить. Но Маша перепугалась: «Что такое? Отчего? Наверно, парень долго в мокрых пеленках лежал». Я промолчал. Подумал только: вот так диагнозы иногда и ставят. Даже врачи.
Да. Мог бы кашу варить, конечно, и не я. Но это, так сказать, только вообще, в теории. А в данном, совершенно определенном случае заменить меня некому. Кроме брата. Но Ленька сдает экзамены за седьмой и дома появляется не тогда, когда варить обед, нужно, а точно в тот момент, когда у меня уже все готово. Будто, чертенок, за дверью стоит, дожидается.
Пробовал я стыдить его. Помоги, дескать, брату как следует. Алешку выручи, племянника своего. А он конопатую рожицу съежит: «Костя, ну дай мне экзамены сдать. В свидетельстве хотя бы четыре пятерки заработать. Это же честь фамилии!» Что против этого скажешь? Согласился я. «Ладно. От всех дел тебя я освобождаю, только четыре пятерки ты мне, хоть умри, принеси». Ударили по рукам. А после я уже сообразил, что непременно надует меня Ленька. От домашних дел я его увольняю сейчас, а что с него возьмешь потом, если он даже по всем предметам на тройках проползет? Математика, например, ему никак не дается. Маша в порядке проверки спросила: «Леня, какие бывают углы?» Он подумал, говорит: «Прямые и кривые». Маша: «Ой!» А он: «Ну, круглые…» Таких примеров я мог бы целый миллион привести, да конфузить родного брата не хочется, тем более что он и не виноват — рос заморышем, из одной болезни в другую. Но не подумайте, что Ленька мой — вообще полудурок. Он парень как парень, хоть и коротышка. А просто с самых детских лет у меня какое-то такое к нему отношение: люблю подтрунить над ним, как с котенком позабавиться. Он для меня все еще пацан. И коли на то пошло, так я и над собой подсмеиваюсь не меньше. Да. Но приходится мне опять к манной каше вернуться. Объяснить, почему ее Маша сама не варит.
А дело все в том, что Маша — заочница и сейчас в Москве защищает диплом на инженера по радиотехнике. Заочником быть очень трудно, по всем дисциплинам готовить письменные работы, но мне все же куда легче было бы послать Алешке письменную работу о каше вместо самой каши, чем вот так стоять у кастрюльки с ложкой.
Я об этом написал Маше в Москву. Маша ответила: «Правильно, Костя. Как я сама не додумалась! Давай по всем статьям нашей жизни переходить на заочные отделения. Москва мне очень нравится, и я, пожалуй, останусь здесь навсегда. Но ты не грусти, любить тебя все равно буду. Заочно». Вот так…
Могла бы, конечно, в моем горьком положении помочь мне Ольга Николаевна — Машина мама и, выходит, она же моя теща и Алешкина бабушка. Притом пенсионерка. Но что вы скажете, если человеку именно на это самое время собес дает бесплатную путевку в Железноводск, куда бы я сам, к примеру, даже приплачивай мне, не поехал бы! Потому что лучший курорт в мире, который лечит все болезни, — наш Енисей. Но Ольга Николаевна, когда ей это скажешь, только посмеивается. Она за кислотностью своего желудочного сока следит так же аккуратно, как за температурой в комнате, чтобы точно столько было всегда, сколько положено по справочникам. Возможно, конечно, что именно поэтому у нее и вид такой, что даже в голову никому не придет, будто она уже бабушка. Мне вот двадцать три года, столько же лет я знаю Ольгу Николаевну, и за все это время она хоть бы чуточку постарела. Круглее стала немного — это правда. Врачи ей сказали: не надо есть мясо, масло, хлеб, сахар. Лучше и чай не пить. И Ольга Николаевна теперь по утрам водой только полощет горло, а весь день живет главным образом на капусте.
Ольгу Николаевну все в доме очень любят… Я ее, сами понимаете, люблю больше, чем какие угодно соседи, и совершенно легко и свободно, как положено по народному обычаю, называю мамой, но эту поездку Ольги Николаевны в Железноводск я оправдать никак не могу. Можно было бы на другое время переменить путевку, или железноводскую водичку просто в аптеке купить, или, наконец, обыкновенную кипяченую воду настоять на тухлых яйцах, словом, подумать немного — не пришлось бы ее любимому зятю Константину Барбину варить для своего сына, а ее внука, манную кашу. Но Ольга Николаевна рассудила иначе: «Ничего, мальчик, ничего, справишься. В жизни надо все уметь. А у тебя сейчас тем более отпуск».
Вот это, собственно, и есть главное объяснение всему: я — в отпуске.
Но не на реке я в эти дни не только поэтому. Речникам во время навигации, сами знаете, отпуска не положены. Дело в том, что я уже не речник. По документам я — мостостроитель, хотя в душе конечно же как был речником, так и остался. И если хорошенько разобраться, от Енисея-то я все равно не ушел, мосты ведь не через горы, а через реки строят. Сделаем мост через Енисей — снова я вернусь на пароходы. Обязательно! И, по секрету говоря, кто его знает, может быть, уже и не матросом, не рулевым, а штурманом. Аттестат зрелости, хотя и с тройками, уже заработал. В вечерней школе. А дальше тоже, как Маша, думаю двигать заочно. Вообще, чем меньше покоя даешь голове, тем лучше она работает.
Вы можете спросить: каким же образом я, прирожденный речник, оказался в мостостроителях?
Очень просто. Кто никогда не бывал в Красноярске, может быть, только тот и не знает, как в нем каждому человеку хочется, чтобы мост был скорее построен. Вы представьте: громадина город, и как раз пополам Енисеем разрезан. Ну, летом еще так и сяк, наводится понтонный мост, зимой превосходный мост дед-мороз сооружает. А весной и осенью, в ледоход и рекостав? Да прибросьте еще половодье, когда Енисей мечется в берегах, не то что понтонный — железнодорожный мост готов сорвать и унести! Лихо в эти поры людям, которым нужно перебираться с одного берега на другой. А грузы? Важные, неотложные. Как доставлять их? Му;´ка!
Словом, когда стало известно, что правительством деньги на постройку моста Красноярску отпущены и что специалисты-мостовики приедут, а рабочих город должен выставить своих, поднялось прямо невообразимое, всем захотелось пойти на это строительство.
Не знаю в точности, сколько было подано заявлений в горком комсомола вообще, но комсомольцы с нашего теплохода «Родина» подали заявления все до единого. По совести сказать, я сначала поколебался. От привычного теплохода больно отрываться. Но подумал: «Ничего, ненадолго». К тому же дело было в начале зимы, когда Енисей к себе еще так сильно не тянет. И самое главное, Маша сказала: «Костя, я советую, коллектив у вас очень хороший, зачем вам раскалываться? Работать ты будешь все равно на любимой реке. Но уже в каком-то новом качестве. Это неплохо. Увидишь Енисей не только глазами матроса». Может, она не совсем такими словами сказала, но с этим именно смыслом. А когда жена дает совет, вы сами знаете, все остальное уже не имеет никакого значения. И я тоже написал заявление.