А между тем… Между тем высокая принципиальность, безупречная честность, гражданственность и благородство — это личные качества человека, а вовсе не признаки должности и даже целой профессии. Миллионы людей в стране заняты счетной работой. Кто они: педанты, регистраторы или творцы? Формалисты, крючкотворы или ответственные стражи государственных интересов? Задай такой вопрос любому — засмеют: «Вы ломитесь в открытую дверь! Да кто же может отнести огульно всех счетных работников к разряду регистраторов, педантов, крючкотворов? Болезненная мнительность у вас, дорогой!»
А между тем… Между тем все-таки неизмеримо лучше бы иметь в кармане диплом инженера-электрика, как у Владимира. Любого инженера! Или врача, или хотя бы педагога. Это тоже совершенно бесспорно.
Ну, а если отбросить все унижающие себя сожаления и сомнения в неправильно выбранном пути? Идти дорогой, которой пошел.
Да, да, вот именно поэтому, только как внутренний протест против собственной неудовлетворенности, он и выкрикнул вслух свою клятву, позаимствовав неумирающие слова Герцена. Слова и силу страсти, с какой «перед лицом Москвы» теперь он обязался быть человеком-борцом. Независимо от диплома, независимо от профессии, независимо от своей должности бухгалтера расчетного отдела. А вернее, пусть зависимо, сто раз зависимо от всего этого! Так и только так!
А почему бы не поговорить об этом и еще? Володя Мухалатов — умница.
С Владимиром они ровесники и друзья детства. Потом судьба и трудные конкурсы при поступлении в вуз разбросали их по разным городам. И вот второй год они снова вместе. На одном заводе. Такие же. И что-то новое в каждом. Мужское, упрямое. А Владимир молодчина, сумел разработать даже какой-то необыкновенно емкий и потому экономичный аккумулятор…
Александр посмотрел на часы. Всего лишь четверть одиннадцатого. А до кафе «Андромеда» можно доехать за двадцать минут.
Глава третья
Кафе «Андромеда»
Даже не читая вывески, издали, можно было легко догадаться, где находится кафе «Андромеда»: возле его стеклянно-алюминиевой двери виднелась изрядная очередь. Но не уныло-неподвижная, как обычно перед открытием магазина, где малыми дозами по утрам продают какой-либо дефицитный товар; эта очередь, веселая, говорливая, беспрестанно пульсировала, передвигалась, с непостижимой быстротой иногда превращаясь в комок. Значит, для кого-то в этот момент открывалась заветная дверь.
Александр замедлил шаги, стеснительно поворошил волосы, наползающие на воротник. Подумал с безнадежностью: «Куда тут! Вон как рвутся. Вечером разве попадешь в молодежное кафе? Володя с Риммой и то, наверное, не сумели — пошли куда-нибудь в ресторан».
Но все же, порядка ради и для очистки совести, решил немного потолкаться перед дверью. Авось…
Ему частенько выпадали удачи именно таким образом. Смешно представить себе, но даже работу в Москве, и очень все-таки неплохую, он получил, зайдя к Стрельцовым домой совсем на авось. В Сибирском финансово-экономическом институте, где Александр учился, Стрельцов — вообще-то специалист-электрик — в то время читал курс лекций также и по новой вычислительной технике. Там и познакомились, казалось, не слишком даже прочно. Потом Стрельцова отозвали в Москву, назначили заместителем директора специального экспериментального завода. А он, Александр Маринич, спустя три года получил свободный диплом и уж конечно не отказался от возвращения в родной дом. Зашел он тогда к Стрельцовым просто так, а вышел с запиской Василия Алексеевича в отдел кадров…
Володя Мухалатов первые два курса политехнического института закончил совсем в другом городе, потом каким-то образом сумел перевестись в столицу, в Бауманское высшее техническое училище. И диплом ему был выдан с назначением на Дальний Восток. Но аккумулятор необычайной силы, задуманный им в ходе работы над дипломом, с такой же необычной силой, даже как будто вопреки желаниям Володи, заставил его остаться в Москве и оказаться на том же экспериментальном заводе в должности начальника одной из лабораторий. Все дело в том, что дипломная работа Владимира как раз и познакомила его со Стрельцовым. Тот консультировал Владимира. А позже именно он, Василий Алексеевич, отхлопотал его в Министерстве высшего образования, взял к себе на завод. Владимир говорил тогда, что это очень здорово: у Стрельцова будет еще чему поучиться и на заводе.
Маринич тихонько вышагивал, заглядывая в струящиеся голубоватым «дневным» светом широкие окна кафе. Вообще-то недурно здесь посидеть за столиком в компании часок-полтора, потягивая через соломинку прохладный земляничный коктейль с пломбиром. Ну, с голодухи если, так можно заказать и хорошую отбивную с хрустящим картофелем. Допустим, даже и со стаканчиком саперави, которое так нравится Володе Мухалатову. Сюда приходят поэты, читают еще не опубликованные стихи, а молодые композиторы и артисты выступают с новыми песенками. Отлично! И есть где потанцевать…
Он вдруг остановился. Ну ты подумай! Володя с Риммой за крохотным столиком, у самого окна, на самом лучшем месте. И только вдвоем. А в зале полным-полно, и у двери очередь становится все нетерпеливее и нетерпеливее. Ай да Володя! Вот это талант!
Но как войти? Он стукнул в окно. Владимир повернулся, сделал рукой успокоительный жест: «Минуточку!»
И появился в дверях вместе с дежурным членом совета, таранящим себе путь красной повязкой на рукаве. Очередь возбужденно зашумела:
— Куда?
— Не пускать!
— Мы тут стоим час целый, а этот не успел появиться и…
Владимир наклонил голову к плечу, элегически объяснил:
— Товарищи, человек бегал домой за деньгами. Ну, случается же: забыли… А платить надо. На стол все подано. Саша, проходи!
Дежурный член совета с красной повязкой на рукаве пустился в сложные дипломатические переговоры с очередью.
Усаживая Александра за столик, Владимир сочно, от души хохотал.
— Ничего, Валентин их успокоит. В любом деле нужна смекалка, Саша. Где инженерная, а где простая, мужицкая. Думаешь, просто было и столик этот занять? На лице у тебя полная растерянность. Что это ты! Ах, все еще, поди, в облаках витаешь? — Взял, как вещь, со стола руку Риммы, украшенную тоненьким золотым колечком с рубиновой капелькой, и положил к себе на ладонь. Бережно, осторожно стиснул пальцы. — Александр Иванович, она во все посвящена. И конечно — с нами. Готова тоже «на избранную борьбу». А оружие журналиста, ты сам знаешь, какое это могучее оружие в такой борьбе. Да, Риммочка?
Она попыталась высвободить руку. Владимир отрицательно качнул головой. Весь подавшись к ней, не сводя с ее лица пристального взгляда, с минуту сидел молча.
— Прости, пожалуйста, — сказал наконец. И разжал пальцы. Оглянулся на тесную эстраду, где в электрическом свете мерцал никель и перламутр, а барабанщик, раздувая щеки, слегка подпрыгивал на своем стульчике. — Не хочешь еще потанцевать? Превосходная музыка!
Римма отказалась. Нельзя же подряд каждый танец, почти совсем без передышки.
А маленький оркестр на эстраде играл что-то такое забавно-веселое, быстрое и молодая певица в глухом вязаном свитере так зазывно нашептывала в микрофон, что невозможно было оставаться бесстрастным. Не только людей от столиков, но словно бы занавеси от окон, как насосом, потянуло на пятачок перед эстрадой. Лихо выстукивали девичьи каблучки, пощелкивали перламутровые клавиши на аккордеонах. Никелированный саксофон квакал как лягушка.
— Люблю! Хорошо-о! — проговорил Владимир. — Напрасно ты отказалась, Риммочка.
Поднялся и, шаля, приплясывающей походкой отправился разыскивать официантку. Тут же на столике у них появилось три стакана того самого земляничного коктейля с пломбиром, о котором недавно с таким удовольствием мечтал Александр.
— Даже на сухое вино у Риммы сухой закон, — с сожалением вздохнул Владимир. — Но история доказывает, что жестокие законы неизменно оборачиваются против самих же законодателей. Риммочка, муж у тебя будет горьким пьяницей.