Господи Иисусе, нет…

Он стал Девиной. У него было ее голое тело, ее грудь и волосы, километровые ноги в долбаных туфлях.

Нет! — беззвучно кричал он.

— А вот и мой костюм.

Через мгновение… она превратилась в него. Все, начиная с легкой щетины и до широких плеч и мускулистых ног.

— Что скажешь? — спросила она его голосом. — Нам стоит запомнить это для Хэллоуин, да?

Эдриан не узнает о ее уходе, думала Сисси, спускаясь на носочках по скрипучим ступенькам, наступая на край, чтобы избежать лишнего шума.

На первом этаже она бесшумно кралась среди теней, нацелившись на кухню. Было физически больно смотреть на стол и четыре стула, проходить мимо столешницы, с которой в свое время Джим смахнул все предметы, чтобы усадить ее. Но ключи, да, ключи от «Эксплорера», лежали там, где Эд оставил их, выложив из карманов вместе с бумажником, чеком из «Хоум Дипоу» и мобильным.

Она выскользнула из дома и осторожно прикрыла дверь. Ступив на газон, она подняла взгляд наверх, на чердак. Свет не горел. Наверное, Эд уже спал.

И, слава Богу. С этим она должна разобраться сама, потому что если она приедет к гостинице и обнаружит там Джима, трахающего Девину? Она не отвечает за то, что сделает с ним. Если он занимается именно этим, то Джим был настоящим злом… а как иначе назвать мужчину, который мог сказать то, что он сказал ей, сделать то, что сделал с ней… а потом прыгнуть в постель к другой? В постель демона.

Внедорожник был припаркован в начале подъездной дорожки, чтобы они могли разгрузить фанеру, и, к счастью, Эд не закрыл его, поэтому она могла не беспокоиться за сигнализацию. Сев за руль, она пододвинула сиденье, чтобы дотянуться до педалей… молясь Господу, чтобы звук заведенного двигателя не разбудил ангела.

Фары зажглись автоматически, но двигатель вел себя относительно тихо… особенно когда она выехала на улицу, медленно развернулась в три приема и аккуратно прибавила газу. Она снова посмотрела на третий этаж в зеркале заднего вида.

Все еще темно. И Эд не был вампиром, способным видеть в темноте.

И, слава Богу.

Уезжая, она знала, куда направлялась. Суперкрутая гостиница, в которой жила Девина, располагалась в самом центре, где проходил их выпускной бал. Проблема в том, что она не знала, где съезд с шоссе. Было полдюжины ответвлений, и каждое выходило в городские кварталы, усеянные небоскребами.

Но она найдет его, черт возьми.

Выехала из спального района. На дорогу, ведущую на Северное шоссе. А потом она мчалась в сторону Колдвелловских мостов-близнецов.

Сжав руками руль, в своих мыслях она играла в теннис, перекидывая туда-сюда противоречия: то, как Джим прикасался к ней. Слова Девины. Его взгляд, когда они занимались сексом. Слова Девины. Чувство близости, когда они были вместе. Слова Девины.

Словно на ее ментальном корте играли сестры Уильямс, стороны перебрасывали мячи из стороны в сторону, никто не хотел уступить ни на дюйм.

На каком-то уровне она не могла поверить, что делала это, ехала в центр посреди войны за человеческое будущее, чтобы просто узнать, изменяет ли ей ее «бойфренд», «сопостельник» или кем он там ей приходился.

С другой стороны, она хотела нормальной жизни, и вот она: конкретно эта драма случалась с обычными женщинами, которым не угораздило стать жертвенными девственницами, оказавшимися в Аду, чтобы потом их спасли с одной целью: наблюдать за собственными похоронами. Миллионы женщин по всему миру имеют с этим дело.

Это было… ради всего святого… почему ее «нормальность» не могла включать вкусный стейк на ужин или ночь просмотра повторов «Теории Большого Взрыва» с поеданием мороженого «Орео» прямо из ведерка, а не дни, полные беспокойств о жизни и смерти или долбаных порталах в Чистилище.

Она съехала с шоссе на один выезд раньше положенного и застряла в лабиринте городских односторонних улочек. Спустя несколько левых поворотов она все же подъехала к парадным дверям гостиницы. Три флага покачивались над величественным входом: флаг США, штата Нью-Йорк и третий — с логотипом гостиницы в темно-бордовых и золотых цветах.

Перед дверьми не было лакеев, потому что… сейчас всего час и шестнадцать минут после полуночи… прямо напротив вращавшихся дверей было место для парковки со счетчиком.

Она вышла, закрыла «Эксплорер» и одернула одежду. Хотя, да ладно, словно толстовка и штаны для йоги могут выглядеть менее нищенски? Или превратятся в кольчугу, о которой она сейчас так мечтала?

Она словно собиралась на войну.

Перебежав четырехполосную улицу, Сисси поднялась по укрытым красной дорожкой ступенькам и толкнула дверь в мраморный вестибюль. Где сразу же уткнулась в самую большую на свете цветочную композицию. Высотой почти в целый этаж, она была настоящей, а не из шелка: лилии и розы испускали мягкий аромат, напоминавший ей об Эдди.

— Вы — Мисс Бартен?

Ее кроссовки скрипнули, когда она развернулась к стойке с мраморной столешницей. Там, перед компьютером стоял мужчина в черном костюме, его волосы были зализаны назад со лба, рубашка искрилась белизной, напоминая отбеленные зубы.

— Да.

— Проходите прямо. — Он улыбнулся ей так, будто был намного старше ее… хотя по внешнему виду ему было в районе двадцати пяти. — Вы можете воспользоваться одним из лифтов слева.

— Спасибо.

Подъем к пентхаусу занял время, и она бы с радостью обошлась без четырех зеркал на стенах лифта. Последнее, что ей нужно — видеть свое лицо и гадать, избегал ли Джим своего отражения, когда зашел в кабину. Или у него совсем не было совести? Да плевать, она определенно не наслаждалась своим видом: она как в бреду покинула дом, стараясь не разбудить Эда, ее глаза выглядели одичалыми на бледном лице, руки тряслись так сильно, что по рукавам толстовки прокатывалась вибрация.

Дзынь!

Двери открылись, и она вышла на роскошный ковер. Хрустальные люстры изливали мягкий масляно-желтый свет на стены с очевидным налетом благополучия — на равных промежутках, расходясь в обоих направлениях, висели настоящие картины маслом. У нее было несколько дверей на выбор, и она подошла к одной из табличек и прочитала «Зона Фрэмингейм». На той, что дальше, было написано «ТОЛЬКО ДЛЯ ПЕРСОНАЛА».

Она обнаружила надпись «ПЕНТХАУС» в самом конце коридора.

Вот оно.

То, на что она пришла посмотреть, но чего надеялась избежать.

В центре комнаты с кучей окон, в кресле, лицом к ней сидела обнаженная Девина, ее черные волосы свисали почти до пола… потому что голова была запрокинута в экстазе.

Над ней, купаясь в свете свечей, навис Джим, его обнаженное тело держалось на руках, он целовал женщину.

Должно быть, Сисси как-то выдала себя. Выругалась. Сказала что-то… потому что он внезапно посмотрел на нее. И мгновенно раскаленная страсть на его лице сменилась шоком, а за ним — паникой.

— Сисси! — воскликнул он. А потом бесстыдно отскочил от женщины, демона, кем бы она ни была, словно его застукали с поличным.

Он был полностью возбужден.

В одно мгновение в ней вспыхнула ярость, и она больше не контролировала себя.

Сисси пересекла дверной проем, а Джим вытянул руки, словно пытаясь помешать ей войти в пентхаус. Потом он попятился назад, озираясь в поисках одежды. И все это время он говорил с ней, его губы шевелились.

Она ничего не слышала.

Зато ее зрение работало прекрасно: она видела его и Девину предельно четко. Что до демона, то она развалилась в низком кресле, ее руки покоились на подлокотниках, полуприкрытые глаза следили за каждым движением Сисси.

С другой стороны, что здесь можно сказать.

Но в помещении был нож. На кофейном столике перед креслом. С восьмидюймовым лезвием. Она между делом отметила, что такой же блестящий ее отцу подарили на Рождество пару лет назад, он относился к нему как к произведению искусства. Забавно, нож от «Хенкельс» совсем не подходил этой комнате по стилю, словно его забыл кто-то из обслуживающего персонала.