Спустя две недели, в августе, в ясный субботний день, Софья, в широком переднике, завершала воинственные приготовления к дезинфекции. Часть задачи уже была выполнена: несмотря на сопротивление мадам Фуко, которая обиделась на Лоране и Софью за их пересуды, Софья вчера уже окурила собственную комнату и коридор. Лоране покинула квартиру — при каких именно обстоятельствах, Софья не знала, но догадывалась, что это произошло после того, как размолвка, вызванная обидой мадам Фуко, переросла в ссору. Мимолетная дружба между Лоране и Софьей улетучилась как сон. Служанку уволили — вместо нее мадам Фуко наняла поденщицу, приходившую по утрам на два часа. В то утро, получив письмо от своего больного отца, мадам Фуко внезапно уехала в Сен-Маммес-сюр-Сен. Софья была в восторге от такой удачи. Дезинфекция стала ее навязчивой идеей — навязчивой идеей выздоравливающей, в мыслях которой все бессознательно искажается и принимает самые уродливые формы. Вчера у Софьи было столкновение с мадам Фуко, и она ожидала еще более серьезного столкновения, когда дело дойдет до того, чтобы выставить мадам Фуко со всем ее добром из спальной. Однако Софья была готова — что бы ни случилось — как следует окурить всю квартиру. Отсюда и тот пыл, с которым, уговаривая мадам Фуко проведать отца, Софья заявила, что уже достаточно окрепла, чтобы прожить день-другой без посторонней помощи. Из-за того что движение поездов частично приостановлено по военным соображениям, мадам Фуко не могла обернуться за один день. Софья одолжила ей луидор.

Во всех трех передних комнатах в тазах таинственно тлела сера, и две двери были оклеены бумагой, чтобы пары не вышли наружу. Поденщица уже ушла. Софья со щеткой, ножницами, клейстером и газетой заклеивала третью дверь, когда у входа зазвонил колокольчик.

Она прошла по коридору и открыла дверь.

Явился Ширак. Софья не удивилась, увидев его. С началом войны даже Софья и мадам Фуко начали ежедневно просматривать хотя бы одну газету, и таким образом, по статье, подписанной Шираком, Софья узнала, что после командировки в Вогезы он вернулся в Париж.

Увидев ее, Ширак вздрогнул.

— Ах! — произнес он, помедлив.

Потом он улыбнулся, схватил ее руку и поцеловал.

За многие годы Софье не выпадало ничего приятнее: она видела, как неподдельно, до глубины души рад ей Ширак.

— Значит, вы выздоровели?

— Выздоровела.

Он вздохнул:

— Поверьте, для меня огромное облегчение узнать, что вам действительно не угрожает опасность. Вы так меня напугали… так напугали, сударыня.

Она молча улыбнулась.

Увидев, что он недоуменно оглядывает коридор, Софья сказала:

— Я сейчас одна в квартире. Я провожу дезинфекцию.

— Так это пахнет серой?

Она кивнула.

— Извините, я должна закончить эту дверь, — добавила она.

Ширак закрыл входную дверь.

— Да вы здесь чувствуете себя как дома! — заметил он.

— Приходится, — ответила Софья.

Он снова внимательно оглядел коридор.

— И вы совсем одна? — еще раз спросил он, словно не веря ей.

Она объяснила ему, в чем дело.

— Приношу мои глубочайшие извинения за то, что поместил вас здесь, — с чувством сказал Ширак.

— Почему? — ответила она, не отрывая глаз от двери. — Ко мне были здесь очень добры. Исключительно добры. А мадам Лоране такая превосходная сиделка…

— Вы правы, — сказал Ширак. — Поэтому я вас и оставил здесь. В сущности, они обе милейшие женщины… Вы понимаете, мне, как журналисту, случается заводить знакомства с людьми разного сорта… — он щелкнул пальцами. — А раз уж мы оказались около этого дома… Короче, прошу вас извинить меня…

— Подержите эту газету, — попросила Софья. — Нужно закрыть каждую щелочку и, главное, щель между дверью и полом.

— Что за чудо эти англичане! — бормотал он, придерживая газету. — Вы — и вдруг занимаетесь таким делом! Теперь, — добавил он прежним доверительным тоном, — вы, я полагаю, уедете от Фуко.

— Думаю, что да, — беззаботно ответила Софья.

— Поедете в Англию?

Она обернулась к нему и, продолжая вытирать излишки клея тряпкой, покачала головой.

— Не поедете?

— Нет.

— Простите за нескромность, но куда же вы направитесь?

— Не знаю, — честно призналась она.

Софья действительно не знала куда податься. У нее не было никаких планов. Разум подсказывал ей, что следует вернуться в Берсли или, по крайней мере, написать туда. Но в своей гордыне она и слышать не хотела о такой капитуляции. Софье пришлось бы попасть в намного более отчаянное положение, чтобы признаться свой родне о поражении, пусть даже в письме. Тысячу раз нет! Это решение принято бесповоротно. Она встретит любую беду и любое другое бесчестье — но только не позорное возвращение в лоно семьи.

— А вы? — спросила она. — Как ваши дела? Что война?

В двух словах Ширак рассказал ей о себе все основное.

— Не следует в этом признаваться, — добавил он, заговорив о войне, — но дело кончится худо! Уж я-то знаю.

— Вот как? — небрежно спросила Софья.

— Вы о нем ничего не слыхали? — спросил Ширак.

— О ком? О Джеральде?

Ширак кивнул.

— Нет, ничего! Ни единого слова!

— Он, должно быть, в Англии.

— Ни в коем случае! — твердо сказала Софья.

— Но почему же?

— Он больше любит Францию. Он и впрямь ее любит. По-моему, это единственная его подлинная страсть.

— Удивительно, — проговорил Ширак, — какую любовь вызывает Франция! А между тем… Но чем же он зарабатывает на жизнь? Жить-то надо!

Софья только плечами пожала.

— Значит, между вами все кончено, — смущенно пробормотал Ширак.

Софья кивнула. Она стояла на коленях перед дверью и заклеивала щель.

— Ну вот! — сказала она, вставая. — Аккуратно, верно? Дело сделано.

Софья улыбнулась Шираку и в темноте пыльного и душного коридора поглядела ему прямо в глаза. Они оба чувствовали, что стали близки друг другу. Ширак был чрезвычайно польщен ее отношением, и она это знала.

— Ну, — сказала Софья, — теперь я сниму фартук. Где бы вам меня подождать? Нет, не в спальной — я сама пойду туда. Чем же мы займемся?

— Послушайте, — робко предложил он. — Окажите мне честь — пойдемте со мной на прогулку. Вам это пойдет на пользу. На улице солнечно, а вы такая бледная.

— С удовольствием, — сердечно ответила Софья.

Пока она одевалась, Ширак прохаживался по коридору, и время от времени они перебрасывались через закрытую дверь несколькими словами. Перед уходом Софья содрала газетную бумагу с замочной скважины одной из запечатанных комнат, и они, по очереди заглянув туда, увидели зеленые серные пары и нашли, что в них есть нечто сверхъестественное. Потом Софья вернула бумагу на место.

Спускаясь по лестнице, она почувствовала, как подгибаются ее колени, однако в остальном, хотя после выздоровления она всего один раз выходила на улицу, она чувствовала себя вполне окрепшей. Поскольку у Софьи не было ни малейшего стремления активно что-либо предпринимать, она совсем не гуляла, и напрасно. Однако, делая разную мелкую работу по дому, она успела окрепнуть. Маленький, подвижный и беспокойный Ширак хотел поддержать ее на лестнице под руку, но она не позволила.

Консьержка со своими домашними с любопытством воззрилась на Софью, когда та выходила со двора, ибо ее болезнью интересовался весь дом. Когда экипаж уже отъезжал, консьержка вышла на тротуар, выразила Софье свое восхищение, а затем спросила:

— Вы случайно не знаете, мадам, почему мадам Фуко не вернулась к обеду?

— К обеду? — удивилась Софья. — Но она же приедет только завтра!

Консьержка скорчила удивленную гримасу:

— Вот как? Очень странно! Она сказала моему мужу, что будет через два часа. Это очень серьезно! У нас к ней дело.

— Я ничего не знаю, сударыня, — ответила Софья.

Они с Шираком переглянулись. Консьержка, пробормотав слова благодарности, удалилась, ворча что-то себе под нос.