В Кезлеве Миних простоял почти неделю. Он дал возможность исстрадавшейся армии передохнуть в прохладе зеленеющих садов и морского ветерка от одуряющей монотонности степного пути, запастись печеным хлебом, отремонтировать обозные повозки, похоронить умерших от болезней солдат и офицеров. А затем, приказав зажечь все уцелевшие после татарского пожара дома, двинул войско на Бахчисарай.

Чтобы избежать испытанного уже в полной мере голода, каждая рота везла на артельных телегах запас печеного хлеба на восемь дней, да еще зерна в мешках на три недели, чтобы потом молоть его на ручных мельницах. Но опасаясь снова попасть в нужду, солдаты набрали зерна так много, что уже после двух маршей треть его пришлось выбросить, поскольку лошади и волы не могли тащить перегруженные многопудовыми мешками возы. Измученный многомесячными переходами гужевой скот устал до такой степени, что подчас не мог сдвинуться с места, и, чтобы продолжать движение, каждый раз до сотни солдат сами впрягались в повозки.

Покинув Кезлев, заметно поредевшие полки шли поначалу вдоль берега моря, по заросшей серебристыми ковылями тусклой прибрежной степи, затем отвернули вправо.

Здесь местность становилась все более холмистой, появились кустарники, чахлые деревья. А вскоре армия подошла к неширокому бурлящему Бельбеку, казавшемуся после впечатляющей мощи украинских рек обыкновенным ручьем. Тут начинались крымские горы, невысокие, пологие, но далее — все выше и круче.

К столице Крымского ханства Миних подошел двадцать седьмого июня.

Словно нарисованный кистью художника, Бахчисарай был картинно красив. Зажатый в долине между лесистых гор, утопая в зелени фруктовых садов, над которыми торчали узкие наконечники стройных тополей, он живописно протянулся на добрую версту по обеим берегам неширокой, но бурной речки Чурук-Су, стремительно журчавшей по извилистому каменистому руслу. Повсюду виднелись купола мечетей, десятки минаретов тонкими свечками взметнулись в голубое, без единого облачка небо.

К Бахчисараю Миних подошел так неожиданно, что жители не успели вовремя скрыться в окрестных лесах и горных деревнях. Отчаянная попытка отряда татарской конницы остановить наступление гяуров принесла некоторый успех — ему удалось потеснить Владимирский пехотный полк, рассеять донских казаков и даже захватить одну пушку. Однако подоспевшие на подмогу пять других полков разгромили отряд, остатки которого вместе с жителями Бахчисарая бежали в горы так стремительно, что почти ничего не успели забрать из домов.

Миних, конечно, мог послать солдат в преследование, но это была бы рискованная затея. Ослабленные солдаты, многие из которых вообще первый раз в жизни видели горы, были совершенно не подготовлены к воинским предприятиям в такой местности и, несомненно, стали бы легкой добычей проворных татар.

— Черт с ними! — воскликнул фельдмаршал, небрежно махнув рукой в сторону леса. — Меньше мороки здесь будет!

А через два дня, отводя армию к реке Альме, приказал сжечь, как и Кезлев, полностью разграбленный Бахчисарай дотла. И долго еще висели в тылу маршировавших полков черно-пепельные дымы пожаров, заслоняя своими клубами едва ли не полнеба. От блестящей резиденции крымских ханов остались одни руины и пепелища, у которых унылыми стаями кружили бродячие собаки.

Такая же трагическая участь постигла еще один крупный город — Акмесджит, который русские называли Ак-мечеть. Правда, сам Миних туда не пошел, а послал генералов Измайлова и Бирона.

Третьего июля 8 тысяч солдат и 2 тысячи казаков без помех вошли в раскинувшийся на левом берегу поросшего густыми дубравами Салгира Акмесджит. Подвергнув опустевший город обычному разграблению и разрушению, отряд через пару дней вернулся на Альму.

Здесь, в лагере, Миних собрал генералов на совет и объявил о своем намерении идти на Кафу. И снова принц Гессен-Гомбургский высказал свое несогласие с мнением фельдмаршала.

Уже через несколько фраз спор перерос в открытый скандал. Миних, бешено выпучив глаза, свирепо поносил генерала за мягкотелость, нерешительность и стремление сорвать доверенное государыней дело. Принц Людвиг в долгу не остался — с вызовом кричал старому фельдмаршалу:

— До Кафы вы, может быть, и дойдете. Только с кем будете возвращаться назад в Россию?

На этот раз его протесты нашли поддержку у других генералов, даже у тех, кто в начале похода занимал выжидательную позицию. Разногласия зашли так далеко, что разругавшийся вконец с Минихом принц Людвиг убедил генералов подписать письменный протест против действий фельдмаршала и даже собирался его арестовать.

Миних протест отверг, арест не состоялся, но, лишившись поддержки генералитета, фельдмаршал приказал повернуть полки к Перекопу.

В начале сентября остатки некогда грозной армии, взорвав порохом стены, часть домов и башни Перекопской крепости, покинули Крым, направившись к Самаре.

Там, остановившись на берегу реки, фельдмаршал устроил смотр всему войску. И теперь стало ясно, какую дорогую цену заплатила Россия за этот поход. Если в обычное время по штатному расписанию в пехотном полку числилось 1,5 тысячи солдат и офицеров, то сейчас ни один полк не набирал больше 600 человек. Потери в людях были огромные. По самым приблизительным подсчетам, они доходили до 30 тысяч человек. А поскольку в боях с турками и татарами погибли не более 2 тысяч солдат, — то выходило, что все остальные умерли от голода и болезней.

Никакой существенной выгоды от похода на Крым Россия фактически не получила. Беспощадный Миних, потеряв треть своей армии, так и не добился желаемого успокоения татар. Они с прежним рвением продолжили свои набеги, и уже в феврале 1737 года перешли Днепр, вторгнувшись в земли империи. Генерал Лесли, охранявший наиболее опасный участок границы, не смог остановить многотысячную конницу — в жестоком бою его отряд был разбит, сам генерал убит, а многие офицеры и солдаты попали в плен к неприятелю.

— Татары наглеют потому, что имеют за спиной турок, — мрачно заметил Миних, узнав о разгроме отряда Лесли. — А когда лишатся их опоры — враз присмиреют!

И как только весенняя распутица пошла на убыль, собрал в апреле 70-тысячную армию и снова двинул полки на юг. Но теперь главной целью похода была избрана расположенная на берегу Черного моря сильная турецкая крепость Очаков.

Просчеты и ошибки прошлогоднего вторжения в Крым, имевшего весьма трагические последствия для тысяч русских солдат, стали хорошим уроком при подготовке нового похода. Теперь, памятуя о постигшем армию голоде, артельные солдатские телеги были загружены большим количеством хлеба и круп. По расчетам кригс-комиссаров, заготовленного провианта должно было хватить по меньшей мере на пять месяцев. Однако столь значительные припасы потребовали не менее значительного числа телег для их перевозки и скота для упряжек. Обоз снова получился огромным, но на этот раз Миних не стал его сокращать.

По землям Малороссии разделенная на три дивизии армия двигалась тремя колоннами. Они переправились через Днепр у Переволочны, Кременчуга и Орлика, а затем соединились в одно войско при реке Омельник.

Первая часть похода — от Днепра до Ингула — прошла спокойно. Подножного корма для скота было достаточно, татарская конница не беспокоила, поэтому Миних двигался неторопливо — поджидая, когда армию догонят несколько тысяч рекрутов и лошадей, направленных на пополнение полков и для укрепления кавалерии и артиллерии.

Осложнения начались на подходе к Очакову.

Сначала шедшие в авангарде драгуны Троицкого полка приметили задымленное на горизонте небо, затем порывы ветра донесли терпкий запах гари. Опытные ветераны решили, что горит степь.

— Татары завсегда так делают, господин прапорщик, — пояснил Долгорукову седоусый драгун причину дыма. — Трава-то уже подсохла под солнцем — вот они ее и запалили.

— Зачем? — не понял Василий. — Это же корм для лошадей!

— Своих-то они накормят без нужды, — снисходительно усмехнулся драгун. — А жгут, чтобы наших в бескормице оставить.