— Какое у вас задание? — спросила она.

— Наблюдать за всем вокруг, — ответил Джоссерек. — Особенно за вашими людьми. Нас интересует, сможете ли вы объединиться против Империи. Не то, чтобы ее экспансия впрямую угрожала морскому народу. Мы не хотим войны. Но если мы каким-нибудь образом… если я могу помочь вам, — он прижал ее к себе. — Я сделал бы все, что от меня зависит.

— Как вы попали на борт?

— Через Казиру. Когда в дом ворвались люди Империи, его там уже не было.

— Да. Я знаю. Но за вами обоими охотятся. Он наверняка прятался, когда ты нашел его.

— Конечно, в то время я не знал, что он остался на свободе, но я рассчитывал, что он должен сообщить своим собратьям, где он и чем занимается. И, скорее всего, почти каждый из Братьев Кинжала, независимо от ранга, сможет мне об этом рассказать. Как только стемнело, я остановил первого же бандита, разоружил его и задал свой вопрос. Если бы мне не повезло с ним, я попытался бы еще раз, но мне повезло. Обо мне сообщили Казиру и вскоре отвели к нему. Конечно, я признался, кто я таков, но он и раньше подозревал это. Он сообщил мне новости, включая и ту, которая стала притчей во языцех — насчет вас с Сидиром. Словом, он рад был помочь мне, хотя и по злобе.

Он в общих чертах рассказал ей обо всем остальном. Они перекинулись еще несколькими фразами, всего лишь несколькими. Пока они ничего не планировали, только делились надеждами, предостережениями, договаривались о дальнейших свиданиях и сигналах срочной связи. Он рассказал, когда он работает, когда отдыхает, о двух вентиляционных устройствах на палубе, через которые хорошо передается звук — через одно — в двигательный отсек, а через другое — в ту нору, где спали простые матросы.

— Если я вам понадоблюсь очень срочно, крикнете в одно из вентиляционных устройств, и я мгновенно появлюсь. — Он нащупал свой нож и отметил, что во время вахты может воспользоваться еще либо ломом, либо гаечным ключом.

— Я сделаю лучше, — сказала она ему. — Сидир боится за мою безопасность не меньше, чем налета партизан. Он повесил мне на шею свисток. Я свистну три раза. Хорошо?

— Хорошо, — ответил он, поцеловал ее на прощание, и ушел, удивляясь ревности, которая его одолевала, когда дело касалось ее и Сидира.

Дожди изводили армию девять дней кряду. Вечером десятого дня в ледяном ореоле вокруг полной луны замерцали звезды. Лунное сияние плясало в хохочущей тьме. За рекой простиралась бледная равнина, на траве лежал иней, тут и там алмазами сверкали ледяные кристаллы, густые заросли тополей вздымали к небу голые ветви. Широко раскинулись лагерные костры, повсюду светились фонари караульных, но это были лишь искры в огромном пространстве ночи, которая растворила в себе и доносящиеся невесть откуда голоса врагов, и окрики часовых, и звук одинокой флейты. В холодном ночном воздухе ощущался легкий запах дыма.

Отпустив последнего человека из тех, кто хотел с ним переговорить, Сидир поднялся по лестнице из своего кабинета на верхнюю палубу. На минуту он остановился, напряг и расслабил мышцы, вдохнул и выдохнул, пытаясь обрести ясность ума после трудного дня. День, проведенный за рабочим столом, утомил его. Неужели он еще когда-нибудь снова сядет в седло?

«Да, с помощью Бога, объявленного вне закона, — подумал он. — Надо только потерпеть. Ягуар в ожидании добычи может лишь крутить хвостом. — Он скривился. — Беда в том, что у меня нет хвоста и нечем крутить».

Чтобы успокоиться, он окинул взглядом судно, швартовые тумбы, крышки люков, лебедки, тянущиеся от орудий тени, пики караульных, вздымающие свои острия вверх к созвездиям. Он хорошо знал их — Оцелот, Меч-Рыба, Копье… Но некоторые, голубь например, были не видны в этих широтах, а другие были незнакомы ему. Прямо над головой он отыскал Марс и любовался его голубоватым свечением до тех пор, пока — он сам не знал, почему, — из глубин сознания не всплыло то, что он слышал в Наисе от астролога, который выискивал забытые архивы и рисунки в могилах забытых королей. Тот утверждал, будто когда-то Марс был красным; таким люди его наблюдали, пока не пришел ледник.

Безмерная апатия захлестнула Сидира.

«Неужели я действительно приведу людей к Неизвестному Рунгу, который был выстроен так давно, что с тех пор изменилось даже небо? — Он расправил плечи. — Но удается же это северянам, нынешним моим врагам и охотникам за металлом тоже.»

От этих мыслей перед ним возник образ Донии. Он вспомнил, что она ждет его в своей каюте, и в нем проснулся внезапный жар. Он быстро отошел от поручня и большими шагами прошел вдоль по палубе, мимо бледно-желтого окна, к своей двери и распахнул ее.

Каюта была узкая и строгая, роскошной была только кровать, на которой, скрестив ноги и сложив руки под грудью, выпрямив спину и высоко подняв голову, сидела Дония. Несмотря на холод, на ней была только головная повязка, украшенная бусами, да еще висел свисток на шее. Лампа, висевшая на цепи, светила слабо, в воздухе стояла дымка, но женщина выделялась среди беспорядочных теней на фоне ползущей из углов темноты.

Сидир закрыл глаза. Пульс у него частил, но рассудок делал его твердым и сдержанным. Не спеши. Будь мягким. Не так, как прошлой ночью.

— Я, мм-м… сожалею, что освободился так поздно, — сказал он на арванетском. На туалетном столике лежала книга. Она много читала на арванетском, явно стараясь освоить его грамматику. У нее было время — экспедиция еле ползла вперед. Но свет в каюте был таким слабым…

Она много играла на лире, которую он сам отыскал для нее; по словам Донии, она напоминала ей арфу, на которой играли в Рогавики. Она наслаждалась жизнью, задавала вопросы всем и обо всем, роскошно ела и пила, играла в карты и кости, демонстрируя отличную реакцию и растущее мастерство, а иной раз, выпив бокал вина, пела песни своего народа. Один раз она танцевала на празднике, но это оказалось слишком возбуждающим зрелищем, и потом она танцевала только для него. И на этой постели… кроме последних двух-трех дней. Потом она загрустила, если можно так сказать. Она словно надела на себя маску, говорила только по необходимости, часами сидела неподвижно. На все вопросы Сидира она отвечала односложно, лишь бы он поскорее отвязался.

«Прошлой ночью она отказала мне. Стоило ли заставлять ее силой, как я это сделал? Она покорно стерпела меня. Любая рабыня была бы лучше.»

Ее близость мучила его.

«Нет. Никогда. После того, что было, я не могу с собою совладать. Я сделаю ее такой, какой она была раньше».

Она молчала и он продолжал:

— Меня задержал курьер из Бэрридауна. — Это был перевод на арванетский названия места, где он оставил первое из своих подразделений, чтобы основать здесь базу. Это было позавчера. — А поскольку мы намерены создать там вторую базу, я хотел знать, как там идут дела.

— Ну и как? — хотя она говорила безразличным голосом, но все же говорила. И ему захотелось сказать ей что-нибудь приятное.

— Патруль заманили в засаду. — Он изобразил досадливую гримасу. — Двоих убили, троих ранили. На рассвете караульный был найден связанным. «Неужели она улыбается?»

— Хорошо, — пробормотала она.

— Что хорошо? — Он пытался изобразить вспышку гнева.

— Что погибли люди?

— А почему бы нет? Они там далеко не увальни.

— Но… — Сидир расставил ноги, широко раскинул руки, пытаясь вразумить ее. — Дония, это было бессмысленно. Четверо из трех, кто сидел в засаде, погибли. Двое из них — женщины. Остальные наверняка видели, что они проиграли, но продолжали сопротивляться, даже когда к нашим пришла подмога. Это же безумие — атаковать так близко от нашего лагеря.

— Что ж, они убили двоих, а потом и третьего. И убьют еще больше.

— Мы даже не вторгались на их территорию. Наш отряд разместился на торговом пути.

— Слишком ясно было видно, зачем вы туда пришли, — сказала Дония, подаваясь вперед. Она была заинтересована, и это смягчило ее холодность. — Теперь-то ты поверишь мне, Сидир? Вы не можете захватить северные земли. Вы можете только убить северян. В конце концов часть ваших людей вернется домой… а сколько смельчаков поляжет там?